Круг Матарезе
Шрифт:
Он взмахнул рукой, и мирный райский уголок, который являла собой вилла Матарезе, наполнился выстрелами и предсмертными криками. Все началось с кухни. Оглушительный грохот пальбы, звон разбитого стекла, вопли и стоны, скрежет металла – все слилось в один кошмарный хор смерти. Люди с искаженными лицами, окровавленные и изуродованные, падали на землю, не успевая спастись. Через несколько секунд та же участь постигла тех, кто был в саду. Музыка оборвалась, послышались выстрелы, крики, мольбы о пощаде, стоны и проклятия. Жуткие душераздирающие вопли донеслись
Я вжалась в стену, пытаясь слиться с темнотой, не зная, что предпринять, и дрожа от ужаса, вообразить который было невозможно.
Внезапно пальба прекратилась и наступила зловещая тишина, оглушившая дом и окрестности, более невыносимая, чем стоны и крики, чем выстрелы и грохот, ибо в этой тишине слышно было лишь дыхание всепожирающей смерти. И вдруг я услышала топот ног – бежали тpoe или четверо, и я поняла, что это спасаются бегством сами убийцы. Они неслись по лестнице к дверям, но я подумала: «О боже всемогущий! Они ищут меня».
Однако они бежали туда, где им приказано было собраться после выполнения их черного дела. Вроде бы они все сошлись на северной веранде, я не уверена, но, по-моему, так… А затем все произошло так быстро: послышались выстрелы, которые я восприняла как последнее, что мне суждено услыхать перед моей собственной смертью. Три выстрела, три истошных вскрика – и все смолкло. И тут я догадалась: некто прикончил тех троих, что перебили всех людей в доме.
Смерть простерла свои костлявые руки над домом, тени мрака, чернота ада залили все помещения.
Гости Гильома де Матарезе сидели потрясенные и напуганные, не в силах встать со своих кресел, словно примерзшие к сиденьям по мановению руки их господина – Гильома де Матарезе. Окаменев под взглядом этого человека, они слушали его последние речи:
– Итак, все свершилось или почти свершилось. Все, кроме вас и еще одного человека, мертвы. Он приведет вас в Бонифацио, и больше вы его никогда не увидите. У вас есть пятнадцать минут на то, чтобы собрать вещи. После этого вы должны встретиться на главной лестнице у выхода. Вы сядете на пароход до Неаполя, а там смешаетесь с шумной толпой. Поторопитесь. Сожалею, но уже некому вынести ваш багаж, и вы сделаете это сами.
– А как же вы, падроне? – спросил его кто-то из четверых.
– На прощанье я подарю вам свою жизнь в качестве наглядного урока. Запомните меня! «Я есмь путь!» Грядите ко мне, идите вперед и будьте моими последователями! Вырвите с корнем, уничтожьте тех, кто погряз в коррупции! – Он приходил во все большее возбуждение и почти рычал. Его слова, подобно заклинаниям, разносились по огромному дому. – А теперь войди! – приказал он кому-то.
Маленький мальчик, пастушок с ближних холмов, вошел в комнату. В руках он держал пистолет. Тяжелый пистолет – ребенок был так
Падроне обратил глаза к небесам и воззвал к богу.
– Делай, как тебе было приказано! – через минуту закричал он мальчику. – Ибо невинный ребенок осветит вам дорогу вперед!
Ребенок выстрелил в голову Гильому де Матарезе…
Старая женщина замолчала, глаза ее наполнились слезами.
– Я должна отдохнуть, – сказала она.
Талейников, словно приросший к креслу, тихо произнес:
– У нас есть вопросы, мадам. Вы наверняка поймете нас…
– Позже, – коротко бросил Скофилд.
Глава 16
Свет утра пробивался из-за окружавших долину вершин, клочья тумана поплыли над полями. Талейников отыскал чай, с позволения старой женщины разжег плиту и вскипятил воду.
Скофилд, прихлебывая чай с явным удовольствием, задумчиво смотрел в окно. Настало время возобновить беседу и выяснить еще многое, так как между тем, что рассказала женщина, и имевшимися у обоих мужчин фактами обозначились несоответствия. Оставалось также неясным, почему она рассказала им все это? Ответ на этот вопрос мог прояснить и содержание ее рассказa, и то, насколько ему можно верить.
Брэй отвернулся от окна и взглянул на женщину, сидевшую у печи. Талейников подал чай и ей, она пила, бережно держа чашку. Каждое ее движение и жест были грациозны, словно она, вспомнив, чему ее учили много десятков лет назад, демонстрировала хорошее воспитание. Василий присел на колени подле собаки и гладил ее, пытаясь подружиться с ней. Подняв голову, он увидел, как Скофилд направился к старухе.
– Мы назвали вам свои имена, синьора, – заговорил Брэй по-итальянски. – А как зовут вас?
– София Пасторини. Если захотите проверить, то запись обо мне должна быть в монастырской книге в Бонифацио. Ведь вы для того спрашиваете, чтобы иметь возможность проверить?
– Да, – просто ответил Скофилд. – Если мы решим, что это необходимо и у нас будет такая возможность.
– Вы обязательно найдете мое имя. Падроне тоже там упомянут, ведь меня поручили ему в качестве подопечной, которая со временем станет невестой для одного из его сыновей.
– В таком случае мы должны поверить вам, – сказал Талейников, поднимаясь с колен. – Ведь вы не будете дурачить нас, отсылая к такому источнику. В те времена подобные записи было не так просто сделать, если они не соответствовали истине.
– Я мало что понимаю в таких делах, – проговорила она и вновь улыбнулась печально, – но я могу понять, что вы сомневаетесь. – Она поставила чашку на край плиты. – Уверяю вас, что я рассказала вам правду.
– Тогда у нас к вам есть очень важный вопрос, впрочем, как и все остальные. Почему вы рассказали нам все это?
– Потому что рано или поздно о таком нужно было рассказать, а, кроме меня, это больше некому сделать. Выжила только я.
– Но оставался еще один человек – тот, кто убил троих убийц, – прервал ее Скофилд. – И пастушок.