Круг Вечности: Реставратор
Шрифт:
Я рисовал кисть Веры, и мне казалось что я, прорисовывая, ласкаю каждый её палец. Рисуя, я гладил её плечи, обнимал талию и легонько касался её лица. Меня накрыло какой-то удивительной нежностью, и я сдерживался от того, чтобы обнять её в реальности. Сдерживался только страхом того, что я потревожу её сон.
Но это оказалось не в моей власти, в один момент я заметил её наблюдающий за мной взгляд и когда, она поняла, что раскрылась, она спросила.
– Ты что действительно рисуешь меня?
– Да, - кивнул я.
– Ты самое красивое, что я знаю.
– Она
– Ты самое красивое, что я знаю на свете, все остальное оно прилизанное, идеальное, правильное. Все эти твои фотографии по всему городу, они нереальны. А ты реальна и ты прекрасна и красива, такой, какой ты есть. Уставшей, или больной или счастливой, сомневающейся, злой, доброй, в похоти, в нежности. Ты как бриллиант, в тебе сотня граней. А в других ничего нет. Пусто, они прозрачны и просты. Ты же прекрасна, своим несовершенством.
Она ничего не ответила, словно не нашла слов что мне сказать. Меня просто накрывало волной любви к ней. Я коснулся своего мольберта с недавно созданным шедевром и отложил его. Я приблизился к Вере, погладил по волосам и коснулся губами её щек. Вера выдохнула мне в шею и отстранилась.
– Я не совершенство и посему, хочу спать, - мягко сказала она и я невесело улыбнувшись, кивнул и послушно встал, освобождая ей путь.
– Спокойной ночи, - услышал я и кивнул в ответ.
Идти в спальню я не хотел, и сон быстро сморил меня на том же кресле, где я рисовал. Когда я неожиданно для себя оказался в темной каморке пропитанной запахом сгнившего дерева я сразу понял, что это сон.
Я прошелся вглубь темной комнаты, надеясь, хоть кого-нибудь заметить, но в ней было пусто.
Неожиданно, сзади меня открылась дверь. Солнечный свет ударил мне в глаза, и я не мог разглядеть вошедшего. Когда дверь затворилась, я разглядел девушку, с блеклыми волосами и уставшим лицом, и только заметив мужчину из сна - Тараса, с такими же огненными глазами, я понял, что вошедшей с ним девушкой является Настасья. Блеклая, бледная, с непропорциональным лицом. Она была другой. Она и на толику не была столь красивой, какой её помнил я.
Она прошла мимо меня вглубь комнаты, развернулась к Тарасу лицом и начала отстегивать пуговицы на своем простом платье, бутылочного цвета.
– Не, не треба, - покачал головой Тарас и увлеченно устанавливал мольберт, теперь не было сомнений в том, что он и был художником создавшим портрет.
– Может, стоит раздеться?
– не уверено произнесла Настасья, и я удивился тому, насколько скрипучим оказался её некогда мелодичный и мягкий голос.
– Та, як хочешь, - нервно махнул он рукой и спустя паузу, задумчиво произнес.
– Может так и правильно...
Он подошел к ней ближе и в глазах у Настасьи я увидел искренний страх и нотку отвращения, которую она пыталась скрыть. Тарас, выглядел действительно устрашающим, неухоженная борода, безумный взгляд, желтые зубы. Он выглядел, словно давно обезумевший пьяница, но я чувствовал непомерное уважение к нему. И даже в чем-то зависть.
Я уважал его за тот шедевр, что он создал, И пусть он выглядел безумцем, он был гением, непризнанным, забытым, потерянным, несчастным, но гением. И этого нельзя было отрицать.
Его руки с явно обгрызенными, грязными ногтями и тонкими шрамами начали расстегивать пуговицы на её платье, и оно повалилось вниз. Я, повинуясь порыву тактичности, отвернулся, и спустя недолгую паузу услышал его голос.
– Я не за тим тебе привв. Так що можеш вдпочити. Перед тим, як пти до нших чоловкв.
– А зачем тогда вы привели меня сюда?
– неизвестность пугала Настасью еще больше. Мне становилось не по себе, сердце стало охватывать паника. Мелькнула дурацкая мысль, что если я окажусь свидетелем преступления, этакого русско-украинского Джека Потрошителя то я все равно не смогу спасти Настасью. Меня же здесь не существует. Хотя нет, перед тем как её убить, он её хотя бы нарисует. Это точно должно произойти.
– Ты вродлива, - наконец ответил он, и я поморщился, пытаясь перевести его слова.
– Ти вродлива, але я зроблю тебе найпрекрасншою..
"Ты красива, но я сделаю тебя прекраснейшей", - перевел я и все-таки обернулся. Он жестом предложил Настасье лечь и стал готовиться к созданию картины. Он примерял то, как прикрыть её одеялом, ставил свечу, подбирая правильный свет и наконец, подошел к мольберту. Я встал сзади него и наблюдал за работой.
Сначала он создавал фон, и только потом начал по контурам прорисовывать Настю. Сначала я просто наблюдал за этим, но вскоре, я почувствовал странное, необъяснимое чувство.
У меня начала кружится голова, словно меня накрывало невидимой неприятной волной, и я едва не сбивался с ног. Когда первая волна отступила, и я выдохнул, я посмотрел на Настасью и понял, что она испытала тоже самое. Она глубоко дышала, и явно не понимала своих ощущений.
– Не звертай уваги, - невозмутимо произнес Тарас, и я чувствовал, что он загорелся работой.
– Це може викликати рзн почуття.
Он знал что делал, он рисовал её словно лучше, чем она была - волосы ярче, глаза глубже, кожа бледнее, тоньше и словно был более упругая. На плечах Настасьи были пятна, похожие на синяки, и Тарас не рисовал их, изображая идеальные светлые плечи. Я глядел на картину и его руки, завороженный мигом истинного творчества. Один раз я взглянул в глаза Тарасу и увидел, что он был счастлив, именно в этот момент, создания картины, он был по-настоящему, счастливим человеком. Такие же странные невидимые волны накрывали меня все время, но я уже привык. Настасье же будто становилось еще хуже.
Внезапно, время пролетело до того мига, как картина оказалась готовой. Я глянул на Настасью и обомлел. Теперь, передо мной была та самая красавица, что обманула меня, та самая, что свела с ума весь мой родной город.
Она, прикрыв грудь одеялом, пыталась встать, но у неё это плохо получалось, будто бы не было сил. Тарас подошел к ней, взял за руку и помог ей встать, и в ответ на непонимающий взгляд Настасьи кивнул ей на потемневшее старое зеркало. Когда она подошла к нему, вскрикнула от неожиданности.