Круг замкнулся
Шрифт:
— Что-то в этом роде. — Бенжамен внезапно помрачнел и замкнулся.
— Бенжамен, — порывисто заговорила Мальвина, — возможно, я не понимаю, о чем говорю, но тебе никогда не приходило в голову, что расставание с ней было самой большой удачей в твоей жизни? Счастливым избавлением, почему нет?
Пожав плечами, Бенжамен допил остатки капучино.
— Благодаря тому, что случилось, ты без помех можешь писать — и если бы не книга, возможно, ты бы уже давно рехнулся, — но в том, что касается всего остального, лучше бы тебе забыть об этом дурацком эпизоде. Всегда наступает момент, когда необходимо подвести черту. Ты же, наоборот,
Бенжамен не отреагировал на слова Мальвины, словно и не слышал их. Он просто перевел разговор на другую тему:
— А как у тебя дела? Написала что-нибудь новое?
— Да, я… «тружусь как проклятая», пользуясь твоим выражением.
— И когда ты только успеваешь, — обронил Бенжамен, — при твоей-то занятости. (Впрочем, он прекрасно знал, когда она успевает: ей помогала молодость.)
— Ну, все как у всех, наверное, — ответила Мальвина. — Засиживаюсь допоздна. Глушу кофе. Пытаюсь писать рассказы, но больше чем на пару страниц меня не хватает. Накопилась куча отрывков. Понятия не имею, что с ними делать.
— Ты показывала их кому-нибудь?
— Нет. Я стесняюсь.
— Может, стоит показать?
Конечно, Бенжамену очень хотелось прочесть их самому — что угодно, лишь бы вернуть прежнюю близость с ней. Но он догадывался: Мальвина на это никогда не согласится. Поэтому он уцепился за другую мысль: а не сможет ли он помочь ей в практическом отношении. Будь Бенжамен в состоянии рассуждать здраво, он бы в два счета осознал всю нелепость этой затеи.
— У меня есть знакомый, кому можно показать твои отрывки, — сказал он. — Это мой друг, Дуг Андертон.
— Я знаю Дуга. Вернее, я разговаривала с ним по телефону. Он, кажется, сменил работу?
— О том и речь. Он теперь литературный редактор. Не послать ли ему твои тексты?
Мальвина нахмурилась:
— С какой стати? Он всего лишь заказывает литературные статьи и рецензии на книги.
А публиковать рассказы и прочее в его газете не станут.
— Иногда публикуют, — не сдавался Бенжамен. — А потом, я слыхал, что ему постоянно названивают издатели с приглашениями отобедать. Так что, если ты не против, он мог бы поговорить с ними о тебе. Они только рады оказать ему услугу, чтобы в ответ Дуг обеспечил благожелательные отклики на их продукцию. Словом, в этом бизнесе рука руку моет. И почему бы тебе этим не воспользоваться.
С точки зрения Бенжамена — учитывая, что он толком не разбирался в механизмах издательского бизнеса, — его речь прозвучала довольно убедительно. И Мальвина — легко поверившая, что дела делаются именно таким способом, — похоже, заинтересовалась.
— Я подумаю… — пробормотала она.
— Кстати, Дуга ты вот-вот увидишь.
— Правда? Он придет на демонстрацию?
— Разумеется. Его отец был начальником цеха в Лонгбридже, разве ты не знала? Минут через двадцать я должен встретить его на станции «Нью-стрит». Пойдешь со мной?
— Не уверена. Я пока не знаю, где мы встречаемся с Полом.
Дольше засиживаться в кафе не имело смысла. Мальвина и Бенжамен вышли в сырое промозглое утро и влились в набиравшую густоту толпу, которая двигалась по Нью-стрит по направлению к Бристольскому шоссе. Человеческая река уже текла бурно и быстро, хотя она была лишь притоком к главному руслу. Повсюду колыхались полотнища с лозунгами («Не дадим „Роверу“ умереть», «Спасите нашу работу», «Блэр
— Ох уж этот Пол, — сказала она, обращаясь к мобильнику, захлопнула крышку и сунула телефон в карман кожаной куртки.
— Что такое? Ему не удалось вырваться?
— Говорит, работы много. На него свалилась куча документов. — Мальвина отвернулась, закусив губу. — Черт. Появление здесь стало бы для него большим плюсом. И почему я не смогла его уговорить?
— Мой брат — трус, — произнес Бенжамен, словно разговаривал сам с собой.
Мальвина вскинула на него глаза:
— Ты так думаешь?
— Иногда, — отвел взгляд Бенжамен. И тихо добавил: — Знаю, я не должен был этого говорить. — А потом еще тише: — Ведь он тебе нравится.
— Да, — признала Мальвина. — Нравится. Но это не отменяет того обстоятельства, что временами он ведет себя как законченный придурок.
— Значит, он остается в Лондоне?
— Нет, он сейчас у себя, в Мидлендсе. И попозже я к нему поеду.
— О, — ошеломленно выдохнул Бенжамен. — А как к этому отнесется Сьюзан?
— Она не в курсе. Сьюзан уехала к родителям на выходные. Вместе с Антонией.
— Ты останешься там ночевать?
— Да.
— Действительно, зачем возвращаться в Лондон на ночь глядя, — отозвался Бенжамен, нагружая свой комментарий интонационными оттенками.
— По-твоему, это неприлично?
— А по-твоему? — невесело хохотнул Бенжамен. — Вроде бы ты должна понимать, как работают СМИ. Представляешь, что начнется, если газетчики об этом пронюхают.
Мальвина развернулась к Бенжамену, лицо ее было серьезно. Она смотрела с такой пристальностью и произносила слова с таким нажимом, что выглядела почти комично.
— Запомни, я не кручу с ним роман. Я не сплю с ним. И не собираюсь. Никогда.
Бенжамен молчал, не зная, что ответить. Но после короткой паузы все же нашелся:
— Я тебе верю.
— Вот и хорошо. Потому что это святая правда.
В конечном счете к парку «Пушечная гора» они подошли впятером: Бенжамен, Дуг, Мальвина, Филип Чейз и его вторая жена Кэрол. Филип высматривал Клэр с Патриком, но их нигде не было видно. Десятки тысяч людей торжественным маршем прошли по Першорскому шоссе; толпа была настроена твердо, решительно, но погромных кличей почти не раздавалось. Бенжамен предполагал, что в демонстрации примут участие по преимуществу местные жители, однако над головами развевались флаги иногородних профсоюзов — из Ливерпуля, Манчестера, Дарема, Йорка. Волна, поднявшаяся в поддержку Лонгбриджа, захлестнула полстраны, несмотря на попытки — предпринятые «обычными подозреваемыми» — предотвратить массовые выступления. Воздух то и дело оглашали возгласы, столь же привычные на протестующей английской улице, как весеннее кукованье в лесу: «Рабочие за социализм! Рабочие за социализм!» Дуг весело воскликнул: