Круг
Шрифт:
Она проделала это так непринужденно, что Заур поразился:
— Я и не знал, что ты такая хозяйка.
— Ты еще многого не знаешь. Вот, например, ты не догадываешься, какой сюрприз я тебе приготовила.
— Что за сюрприз?
Тахмина молча вытащила темную бутылку.
— Привезла из Москвы, — сказала она. — Храню его уже год. Тебе повезло. Это «Камю». Правда, коньяк не пьют под такую закуску, да что поделаешь?
«Вот уж правда, попалась рыбка не простая, а золотая, — подумал Заур и пошутил мысленно: — Смотри, красавчик, как бы тебе самому не попасть в сети».
— Что ты смеешься?
— Ничего. Честное слово, Тахмина, другой такой, как ты, на свете нет!
Потом
Ржавый закат покрыл ржавчиной море.
Потом они выпили. Потом опять выпили. Еще. И еще.
Потом показалась луна. Потом Заур обнял Тахмину за шею. Тахмина сняла его руку, как шарф.
— Подожди, — сказала Тахмина, — подожди. Ты же фотографируешь, ты должен знать, что любовь, как снимок, проявляется в темноте. — Потом сказала: — Давай останемся здесь на ночь.
Заур подумал, что месяц назад он с трудом достал для своего «Москвича» четыре новые ярославские покрышки, заплатил за них двести рублей. Если они заночуют в этом чистом поле, ночью кто-нибудь может запросто раскурочить машину. Конечно, он спортсмен. У него разряд по штанге. Двух-трех он раскидает. Но если их будет больше…
Он налил еще рюмку и сказал:
— Прекрасная мысль, останемся.
Потом Тахмина начала рассказывать о своем детстве.
— Когда я училась в третьем классе, одна подруга рассказала мне об отношениях между мужем и женой, просветила меня насчет того, как рождаются дети. «Дура ты, — сказала я ей, — это твои родители так делают, а мои — никогда». Она нахально посмотрела на меня, засмеялась: «Сама ты дура! А как же ты появилась на свет, а? Как?» Я поссорилась с ней. Но, поразмыслив, решила, что она права. Несколько дней я не могла смотреть на своих родителей. Они все спрашивали: «Что случилось, дочка?» Я не отвечала. А про себя твердила: «Что случилось, что случилось? То случилось, что вы мне противны, бесстыдники!»
Потом Заур сказал:
— Не начинай, бога ради, снова о мужьях, женах и детях и будь здорова.
Тахмина сказала:
— И ты будь. Ребенка я не хочу, но от тебя — пожалуй.
— Нет уж, извини! — А потом добавил: — Жаль, что соли нет. Редиска без соли — сама понимаешь…
Высыпали звезды, и Тахмина сказала:
— Смотри, небо как будто посолили. Это для тебя: ткни редиску в звезды и ешь.
Заур сказал, что тогда звезды можно сравнить с чем угодно, например с семечками. Тахмина сказала:
— Конечно, можно, давай будем щелкать семечки…
Стало совсем темно, и Заур взялся за пуговицы ее платья. Тахмина отвела его руку и сказала:
— Подожди, я расскажу тебе сказку.
А Заур сказал:
— Не хочу никаких сказок, хочу тебя.
Тахмина сказала:
— Сказка как раз обо мне. Ее мне рассказывала бабушка давным-давно. Сказка про Асли и Керема. Говорят, в день свадьбы отец Асли подарил ей платье. Вот такое, как мое, с пуговицами сверху донизу. А платье это было заколдованное! В брачную ночь Керем начал расстегивать пуговицы. Но когда осталась последняя, все пуговицы… то есть петли… застегнулись снова.
Заур сказал, что это глупая сказка, и Керем какой-то болван, и вовсе не обязательно расстегивать все пуговицы до последней.
Тахмина сказала:
— Ты сам дуралей, а сказка гениальная. Она прямо обо мне. Многие думают, что расстегнули все мои пуговицы. А осталась одна, последняя, и я снова застегиваюсь до самого подбородка, запираюсь на замок.
Заур сказал:
— Ничего, и пуговицы расстегнем, и ключ подберем.
Тахмина сказала:
— Не смейся так, тебе не идет, когда ты так смеешься, ты становишься похожим на других. Я хочу, чтобы ты ни на кого не был похож. Я хочу, чтобы у меня был от тебя ребенок. Чтобы он был на тебя похож, но ты не будь похож ни на кого.
Заур сказал:
— Ну, что ты все — ребенок да ребенок. Хочешь ребенка — роди. Слава богу, у тебя есть муж. Или твой муж…
Тахмина вылила коньяк из рюмки ему на голову и тут же пожалела об этом. Она сказала:
— Как жаль, что я вылила коньяк на твою пустую башку, лучше б я выпила его и все забыла. — Потом Тахмина поцеловала его — и сразу же отстранилась. — Все, — сказала она, — не подходи ко мне. — Потом сказала: — Если б я хотела ребенка, он был бы у меня в восемнадцать лет. Это была моя первая любовь. Первая и последняя любовь.
И Тахмина стала рассказывать о своей первой и последней любви. Она встретила того человека, когда ей было шестнадцать.
— Имени его не скажу. Потому что его все знают… Да нет, дурачок, конечно, не Дадаш, что ты привязался к этому Дадашу? Что Дадаш в сравнении с ним? Дерьмо! Дадаш ему в подметки не годится. Он был красавец, я считала его принцем, Иосифом Прекрасным. Для него я была готова на все. Когда я видела его, я теряла голову. Если б он сказал — умри, я бы на смерть пошла. Однажды я почувствовала, что беременна. Глупенькая! Я и боялась, дуреха, и радовалась. Сказала ему, думала, он тоже обрадуется. Я ведь знала, что он любит детей. Он всегда говорил, что скоро получит квартиру и мы поженимся. А он стал белый как бумага. Упал на колени, стал умолять. «Не губи, говорит, у меня в районе семья, дети». Отвел к врачу. Это было моим первым университетом. Ну и ладно, давай выпьем.
Они выпили, потом Заур спросил:
— А Манаф?
— Ну что Манаф? Не пойму, что он тебя так волнует? Кто такой Манаф? Манаф — тень, нуль, нет его. Вон в Тбилиси у него жена и ребенок, пусть катится к ним.
— У него и ребенок есть?
— Дочка. Семи лет. В этом году пойдет в школу. Он купил ей портфель, пенал, тетради, все такое, повез. Как будто я не знаю. Прячет от меня. Когда-то Манаф добивался меня. А я его знать не хотела. Он говорил: «Не пойдешь за меня — удавлюсь». Наконец он мне надоел, измором взял, и я ему сказала: «Знаешь что? Имей в виду, до тебя у меня был кое-кто. И мы с ним были близки». Пожалела я его — смолчала про аборт. Он побледнел, как сейчас помню, потом закрыл лицо руками и застыл. Прямо статуя скорби. Ушел, и три дня его не было. Потом явился — щеки ввалились, глаза запали. «Мне ни до чего нет дела, говорит. Я на все согласен. Идем в загс. Сегодня же». Я сказала: «Ну нет, прежде выслушай мое условие. Ты никогда не будешь спрашивать меня об этом человеке и не будешь пытаться узнать о нем. И никогда не будешь меня попрекать…» — «Что ты, сказал он, конечно!» Больше мы об этом не говорили. И через два дня пошли в загс. Вечером после свадьбы посмотрела я на него… Жалкое зрелище. Он был как побитый пес. Один глаз смеется, другой плачет. Я сказала: «Ты знаешь, условие условием, но я тебе вот что открою: этот человек был моим женихом. Свадьба должна была состояться через неделю. Но… мы поспешили… Ты знаешь, бывает… ребячество, глупость… За два дня до свадьбы он утонул в море». Ей-богу, Манафу как будто подарили весь мир. Он чуть не плакал у моих ног. Боже, как чудовищно глупы мужчины!
Тахмина говорила, говорила. Заур слышал ее голос, но не разбирал слов. Он лежал на спине, ощущал ночную сырость — пот земли. Он смотрел на далекие звезды, слушал шум моря, голос Тахмины и вспоминал так часто повторяемую Мамедом Насиром фразу: «Самое лучшее в мире путешествие — это путешествие на дно сосуда с вином». В это путешествие они и отправились. И уже почти достигли дна. Осталось совсем немного. Теперь они в другом мире: теплом, ласковом, приятном, печальном, как дно сосуда, мире…