Круг
Шрифт:
— Как хочешь.
Его тон показался Циглер слишком уж добродушным, и она напряглась, краем глаза наблюдая за двумя другими.
— Может, ты выпьешь, грязная потаскуха? — зловещим шепотом поинтересовался заводила у Жужки.
Ирен сжала руку словачки, и та промолчала, поняв реальность угрозы.
— Язык проглотила? Или он тебе нужен, чтобы людей оскорблять и лизать всякую дрянь?
С террасы одной из таверн донеслась громкая музыка. Циглер поняла, что их не услышат, как бы громко они ни орали.
— Для лесбиянки ты чертовски хороша, — лениво протянул рыжий, шаря взглядом
Его приятели замерли в ожидании. Прихвостни. Ведомые… Или так надрались, что не способны реагировать. Интересно, сколько часов они пьют? Ответ на этот вопрос был достаточно важен. Ирен переключила внимание на вожака. Англичанин был полноват и уродлив, прядь волос падала на глаза, очки с толстыми стеклами и длинный острый нос придавали ему сходство с гадкой крысой. На нем были белые шорты и смешная майка с надписью «Манчестер Юнайтед».
— Может, сменишь разок ориентацию, а, красотка? Отсасывала когда-нибудь у мужика?
Жужка не шелохнулась.
— Эй, я с тобой говорю!
Ирен поняла, что разговорами придурки не ограничатся и добром дело не кончится, и лихорадочно обдумывала ситуацию. Приятели заводилы были выше и крепче, выглядели неповоротливыми и не слишком шустрыми. К тому же они много часов предавались возлияниям, что не могло не отразиться на рефлексах. Ирен сказала себе, что тупица с челкой опасней других, кроме того, у него может быть нож или заточка. Не вовремя она оставила свой баллончик в гостинице.
— Отстань от нее! — рявкнула она, отвлекая внимание от Жужки.
Англичанин резко повернулся. Его маленькие глазки выражали лютую злобу, хотя взгляд был мутным от спиртного. Тем лучше.
Она должна подманить его поближе.
— Заткнись, дурища! Не лезь!
— Fuck you, bastard, — намеренно грубо ответила она.
Парень так изумился, что даже рот разинул. При других обстоятельствах его гримаса могла бы показаться уморительной.
— Ч-ч-что-о т-ты сказала?
Его голос напоминал змеиное шипение и дрожал от ярости.
— Fuck you, — очень громко повторила она.
Дружки рыжего сдвинулись с места, и в мозгу Ирен прозвучал сигнал тревоги. Внимание! Возможно, они не настолько пьяны, раз просекли, что ситуация меняется.
Маленький толстяк сделал шаг в сторону Циглер и, сам того не ведая, вошел в ее зону. «Ну же, давай, действуй, — подумала она, только подумала, а показалось — произнесла вслух. — Вперед…»
Англичанин замахнулся для удара. Он был пьяным, тучным, но быстрым. И рассчитывал на эффект внезапности. Это могло пройти — с кем-нибудь другим, но не с ней. Циглер ушла в сторону, размахнулась и ударила ногой по самой уязвимой части мужского тела. Бац — точно в цель! Рыжеволосый мерзавец завопил от боли, колени у него подломились, и он упал на черный песок. Ирен увидела, что двое других готовы напасть, и приготовилась к отпору, но тут Жужка брызнула слезоточивым газом в лицо тому, кто оказался на ее пути. Он заорал, согнулся пополам и прикрыл глаза ладонями. Третий взвешивал шансы, не зная, на что решиться. Циглер воспользовалась передышкой, чтобы заняться зачинщиком ссоры. Он уже поднимался на ноги, и Ирен не стала ждать — вцепилась мертвой хваткой в его запястье и начала выкручивать, как учили в школе жандармерии, пока не заломила руку за спину. Останавливаться
— Она сломала мне руку! Треклятая гадина, паскуда лесбийская! — хныкал он, укачивая покалеченную конечность.
Циглер уловила движение справа, повернула голову — и напоролась на кулак. От удара ее голова откинулась назад, она почувствовала себя, как боксер в состоянии грогги. Третий бандит. Он все-таки решился. Оглушенная Ирен упала на песок, тут же получила пинок ногой по ребрам и перевалилась на бок, ожидая продолжения, но этого не случилось.
Она подняла голову и увидела, что Жужка оседлала ее обидчика и не дает ему двинуться, но второй — он все еще моргал и лил слезы — почти пришел в себя и мог напасть. Она вскочила и ударила его в солнечное сплетение; он задохнулся, покачнулся, и Жужка толкнула его на песок. Коротышка не сдавался. Он бросился на Циглер, держа в здоровой руке нож: лезвие на миг блеснуло в лунном свете. Она легко уклонилась, поймала англичанина за сломанную руку и потянула.
— А-а-а-а! — завопил он и снова рухнул в песок на колени.
Девушка отпустила мерзавца и схватила Жужку за руку:
— Смываемся, быстро!
И они рванули, как сумасшедшие, к свету, музыке и стоявшему у таверны мотороллеру.
— Синяк будет просто загляденье, — сказала Жужка, осторожно погладив распухшую бровь подруги.
Циглер разглядывала лицо в зеркале, висящем над раковиной в ванной. На месте удара появилась разноцветная — от горчично-желтого до лилового — шишка размером с голубиное яйцо, кожа вокруг глаза приобрела цвета побежалости.
— Очень вовремя — отпуск заканчивается, я выхожу на работу!
— Подними левую руку, — велела Жужка.
Подруга подчинилась и скривилась от боли.
— Здесь больно?
— Ай!
— Возможно, сломано ребро, — сказала словачка.
— Да нет, не думаю.
— Неважно. Обещай, что сходишь к врачу.
Циглер кивнула в знак согласия и не без труда натянула майку.
Они вернулись в комнату, Жужка открыла мини-бар, достала два шкалика водки «Абсолют» и две бутылки фруктового сока.
— Раз уж в этом крысятнике невозможно прогуляться, не нарвавшись на хулиганов, мы выпьем здесь. Это успокоит боль. Кто будет трезвее, дотащит другую до кровати.
— Заметано.
Его разбудил телефонный звонок. Он заснул на диване, не закрыв балконную дверь. На мгновение ему показалось, что из сна его вырвал шум дождя, но телефон зазвонил снова, он сел и протянул руку к низкому столику. Телефон жужжал и вибрировал, как назойливое насекомое. Рядом стоял стакан с недопитым «Гленморанджи».
— Сервас.
— Мартен? Это я… Разбудила?
Голос Марианны… Усталый, как у человека, который успел выпить и вот-вот сорвется.
— Они отправили Юго в тюрьму. Ты в курсе?
— Да.
— Проклятье! Так почему же ты меня не предупредил?
В этой фразе прозвучал не гнев — ярость.
— Я собирался, Марианна… правда… но потом… забыл…
— Забыл? Черт бы тебя побрал, Мартен! Мой сын в камере, а ты забыл!
Сервас покривил душой. Он действительно хотел позвонить, но колебался, а потом заснул, потому что совершенно вымотался.