Круглая Радуга
Шрифт:
– Хорошо пристроился, босс.
– Салют, Мёртл, сам не знаю что случилось…
– А когда ты знал? Хватайся за мою накидку.
Вжиик—
– Уфф. Ладно, грит Слотроп,– э, так мы всё…
– Та Светлая Минутка возможно уже за несколько световых лет отсюда,– грит Мёртл,– а у тебя сопля висит сосулькой из носу.– Марсель подскакивает к консоли управления мобильным зданием, настукивает в Центральный Надзор запрос на допуск движения во всех направлениях на полной скорости, который иногда дают, а иногда нет, в зависимости от скрытого процесса среди заведующих разрешениями, тот процесс одно из предстоящих поручений 4-ке раскрыть и огласить всему миру. На этот раз они получают Медленное переползание в Загородном Направлении, предельно низкий статус движения в Ракетен-Штадте, выдававшийся всего лишь раз в задокументированной истории, против гомосексуального детоубийцы Индейца, тот после этого любил ещё обтирать свой орган Флагом и так далее—«Блядь!»– вопит Максимилиан Слотропу,– «Медленное Переползание, Загородное Направление! Чё за хуйня, мы типа плывём этта или блядь как?»
– Ээ, Мёртл,– Слотроп подкатывает к МЧ в её золотом ободке малость заискивающе,– э, как ты считаешь, ты могла бы... –Исусе, у них всякий раз прогон одной и всё той же этой рутины—до чего ж Мёртл охота, чтоб Слотроп заткнул это пустое сюсюканье и был бы хоть раз мужчиной! Она закуривает сигарету, попускает ту свесится из уголка рта, подбоченивается в бедро с другого бока и вздыхает: «Да ясно»,– просто зла уже не хватает с этим мудилой—
И Los! чудо сотворилось, они уже мчатся по коридоро-улицам Ракетен-Штадта подобно длинношеему морскому чудовищу. Малышня копошатся как мурашки на паутинных виадуках в вышине ниспадающего камня, город, словно Испанский мох окаменевший на полдороге, малыши перескакивают ажурные перила и на дружескую спину лоснящегося чудовища в круизе по городу. Они вскарабкиваются из окна на окно, слишком полные ловкой грации, чтоб когда-либо свалиться. Некоторые из них, разумеется, шпионы: та крошечка-хорошечка с медовыми кудряшками, в синем фартучке в клеточку и в синих гольфах, там наверху возле водостока у окна, подслушивает Максимилиана, который принялся пить как не в себя, едва лишь здание пришло в движение и сейчас разливается в бесконечном обличении Марселя, маскируясь утончённо академическим определением возможности наличия в Галльском Гении «души» на самом деле. Юная дама под водостоком стенографирует всю эту хрень. Весьма ценные данные для ведения психологической войны.
В первый раз сейчас становится ясно, что 4 и Отеческий заговор не полностью заполняют свой мир. Их борьба не единственная, и даже не окончательная. Действительно, здесь не только много других противостояний, но здесь имеются также и зрители, следящие, как и всякие зрители, сотни тысяч их тут, сидящих вокруг в этом сомнительном жёлтом амфитеатре, сиденье за сиденьем в ниспадающих рядах, ярусах бесконечных миль, вниз к огромной арене, коричнево-жёлтым огням, еда рассыпана по каменным склонам повыше, разломленные булочки, арахисовая скорлупа, кости, бутылки до половины с зелёной и оранжевой сладостью, костры в закоулочках без ветра, где сиденья были вырублены прочь, мелкие углубления в камне и слой вишнёвых угольев, на которых старухи готовят хлёбово из подобранных огрызков и крошек и хрящеватых кусков еды, разваривая в сером бульканье маслянистой воды, покуда лица детей теснятся кругом в ожидании пищи, а на ветру тёмный молодчик, молодой резак, который подкарауливает твою девушку за железными воротами по Воскресеньям, который увозит её в парк, авто чужака и разновидность любви, которую ты никогда и представить не сможешь, стоит сейчас с волосами встрёпанными ветром, голова отвёрнута от костра, чувствует холод, холод горных вершин, своими висками и высоко под челюстью… пока у других костров женщины болтают, а какая-нибудь одна, время от времени, наклоняется взглянуть за мили вниз на сцену, не начался ли ещё там новый эпизод—толпы студентов сбегаются, тёмные как вороны, в наброшенных на плечи пиджаках, назад в сумеречный сектор сидений, куда традиционно не заходят никогда (зарезервированы для Предков), их голоса сбавляют громкость, но всё же очень напряжены, драматичны, стараются звучать хорошо, или по крайней мере приемлемо. Женщины всё так же заняты, играют в карты, курят, едят. Сходи одолжить одеяло у Розы возле того костра, сегодня ночью будет холодно. Эй—и пачку Армейских, пока там—и сразу же обратно, слышишь? Конечно же, сигаретным автоматом оказывается Марсель, кто же ещё, в одном из его маскировочных механических прикидов, а в одной из пачек послание одному из зрителей. «Я уверен, что вам ни к чему чтобы Они узнали про лето 1945. Увидимся в Туалете Мужских Трасвеститов, уровень L16/39C, станция Метатрон, сектор Огонь, секция Неклюж. Время сам знаешь. Тот же час. Не опаздывать».
Это ещё что? Что тут антагонисты делают—просачиваются среди своих же зрителей? Ну вовсе нет, вообще-то. Это зрители кого-то ещё, на данный момент, а эти ежевечерние спектакли значительная часть жизни часов тёмной стороны в Ракетен-Штадте. Возможность каких-то парадоксов тут, на самом деле, много меньше, чем может показаться.
Максимилиан далеко внизу на дне оркестровой ямы, прикидывается музыкантом на альт-саксафоне, укомплектован Интеллектуальный Книгой для Сортира, Мудрость Великих Лётчиков-Камикадзе, с иллюстрациями от Волт Дисней—визжащие, волосо-носые, передние зубы враскорячку, раскосые глаза (вытянутой, тщательно закруглённой формы), курносые чёрно-лакричные собачьи носы Япошек, взыкают чер’з кажд’ страницу! и всякий раз как у него пауза в игре на том саксофоне, можете не сомневаться, что Максимилиан будет, с точки зрения обычного зрителя, поглощён этим рассеянным, хотя и полезным, произведением. Мёртл тем временем вернулась в леденцовый отсек управления, следит за распределительным щитом и готова к резкому виражу в любую минуту спасти остальных, которые наверняка (по их собственной безалаберности и больше ничего) уже опять вляпались в глубокую проблему. А сам Слотроп выжидает в Туалете Трансвеститов, в дыму, в толпе, в стрекоте флуоресцентных ламп, моча горяча, как кипящее масло, подмечает весь шахер-махер ведущийся среди загородок, унитазов и писсуаров (ты должен смотреться сучарой, но не той сучарой, а ещё не вздумай козырять пушкой на собирушках, больше чем на десять марок никто не спустит, а единственный бонус от неё такой: пустить кровь с первой попытки, за что накинут ещё 20—) думает дошло ли сообщение в пачке сигарет и явятся ли они лично или Папаша подошлёт убийцу в попытке нокаута в первом же раунде.
Ну в этом-то вся суть: монументально жёлтое строение, в той трущобно-пригородной ночи, неусыпная фильтрация жизни и предприимчивости сквозь его скорлупу, Наружность и Нутро взаимопронизываются друг другом слишком скоро, слишком тонко залабиринчены для каждой из двух категорий, чтобы не чересчур гегемонилась. Безостановочное ревю пересекает свою сцену, уплотняясь и редея, изумляя и вызывая слезу на глазах бесконечной протяжкой:
Прослушка на Низких Частотах
Германские подводные лодки на связь выходили на волне в 28 000 метров, что округляется примерно в 10 килоциклов. Высота антенны для половины такой волны должна составлять 9 км, либо иметь такую же длину, и даже если её перегнуть, тут и там, всё равно это ещё та антенна. Она расположена в Магдебурге, там же, где и штаб-квартира Германского филиала Свидетелей Иеговы. Так что, какое-то время, Слотроп вовсю пытался связаться с подлодкой анархистов из Аргентины, находившейся тогда в неизвестных водах. Зачем оно ему понадобилось уже и самому неясно. Возможно, его каким-то образом посетил Сквалидози или он однажды наткнулся на Сквалидози случайно, либо же при невнимательном перетряхивании своих карманов, тряпья или постели, обнаружил записку вручённую ему для передачи ещё на зелёной опушке Ариеса в Caf'e l’'Eclipse, давным-давно в Женеве. Он знает лишь одно, что неотложный контакт со Сквалидози нужен ему позарез.
Смотрителем Антенны служит Свидетель Иеговы по фамилии Рохр. Он только что из лагеря Равенсбрюк, пробыв там с 36-го (или с 37-го, он уже не помнит). С подобным лагерным сроком он политически достаточно благонадёжен для местных представителей Большой 5-ки, чтобы приставить его, по ночам, для присмотра за эфиром самой длинной радиоволны в Зоне. Хоть это могло быть и чистой случайностью, но, вероятнее всего, некая эксцентричная справедливость с каких-то пор начала действовать тут, в чём Слотропу следовало бы разобраться. Ходят слухи о Трибунале Военных Преступлений проходящем в Нюрнберге. Ни один из услышанных Слотропом не ясен насчёт кто судит кого и за что, однако, не будем забывать, что это были мозги выполосканные антиобщественными и бездумными удовольствиями.
Так вот, единственно кто—если таковые вообще найдутся—способен выходить на связь в эти дни на 28 000 метрах (расстояние от Испытательной Платфоры VII в Пенемюнде до Хафенштрассе в Грайсфелде, где Слотроп в начале Августа мог увидеть определённый газетный снимок), помимо оголтелых Аргентинских анархистов, остаются неперековавшиеся Нацисты, всё ещё бродящие в неучтённых субмаринах и устраивающие свои трибуналы над изменниками Рейху. Так что ближайшее подобие раннему Христианину в Зоне приставлен к прослушиванию новостей о самочинных распинаниях.
– Прошлой ночью кто-то опять умирал,– рассказывает Рохр Слотропу,– не знаю, в Зоне он был или в море. Умолял о священнике. Может мне стоило включиться и сказать ему про священников? Принесло бы ему утешение это? Иногда всё болезненно так. Мы же стараемся быть Христианами...
– Мои старики были конгрегационалисты,– вставляет Слотроп,– как мне кажется.– Всё труднее становится вспомнить кого-либо из них двоих, Саймон преображается в Папашу Губителя, а Нэйлин в шшшхххгххх… (в кого? Что за слово-то было? Уж что бы там ни было, чем больше он старается, тем скорее оно ускользает).
Письмо Мамы Слотропа Послу Кеннеди
Ну приветули Джо как ты там. Слушай: Джу-зепе—мы запереживались про нашего младшего опять. Мог бы ты побеспокоить тех старых Лондонских знакомцев просто ещё разок? (Обещай!!) Даже если новость будет старая всё равно это хорошая новость для Папани и для меня. Я всё ещё помню что ты сказал когда пришло ужасное известие про торпедный катер, а ты ещё не знал что с Джеком. Об этом мечтает каждый родитель, Джек, как раз об этом.