Круглые грани земли
Шрифт:
— Ну? — поинтересовался Лис, когда Марат Валерьевич снял трубку.
— Шеф согласился с вами встретиться, я даже не ожидал, честно говоря. Как насчёт того, чтобы сегодня, скажем… где-то в час дня?
— Хорошо, — сказал Лис, — в час, так в час. Давайте определимся — где. Имейте в виду: мы хотим честной игры, поэтому никаких подвохов и попыток нас взять. Это должно быть людное место.
— Ресторан подходит?
— Не-ет, — Лис помотал головой как будто Фахрутдинов мог его видеть, — вы меня за дурака не держите, уважаемый. Откуда я знаю, что там не будет полным-полно ваших людей? Только
— Хм, — Фахрутдинов на мгновение задумался. — Ну, ладно, хорошо. А там где конкретно?
— Скажем, если смотреть от проспекта, то на скамейках с правой стороны. Заранее уточнить на какой, естественно не могу, постараюсь быть на одной из свободных.
— Как босс вас узнает? — Ну, это не проблема, допустим, у меня в руках будет…
Лис увидел идущих мимо малышку лет пяти с родителями. Девочка тащила за верёвочку большой разноцветный воздушный шарик в виде диснеевского мышонка.
— У меня будет воздушный шарик. Здоровый мужик с воздушным шариком — это, полагаю, достаточно заметно?
— А вы будете один? — чуть поспешнее, чем показалось Лису нужным, спросил Фахрутдинов.
— Безусловно! Мою подругу я подставлять не хочу: посмотрю на поведение вашего босса.
— Да, пожалуйста, — согласился Фахрутдинов. — Чтобы вы легче узнали Михаила Петровича, могу сказать, что он будет в светлом костюме, в руках будет держать «Спид-Инфо».
— Хорошо. — Лис уже знал газету с таким названием. — В час в историческом сквере. Пока!
— У нас ещё пара часов, — сказал он Монре. — Надо купить шарик, но, полагаю, сейчас это не проблема. Вот пятнадцать лет назад за два часа такую штуку можно было и не найти нигде.
Они решили прогуляться и обсудить детали. Выйдя на Главный проспект, Лис, чтобы не откладывать дела в долгий ящик, в первом же попавшемся на пути киоске «Роспечати» поинтересовался о наличии воздушных шаров. Таких красивых как у девочки тут не нашлось, но этого и не требовалось. Лис купил пару простых цветных пузырей, покрытых белёсым тальковым налётом. У продавца нашлась даже нитка, чтобы завязать надутый шар. Лис покачал головой от удивления, поблагодарил ещё крепкого старичка, торговавшего в киоске, и до поры спрятал шары и нитку в карман.
Чтобы провести рекогносцировку, они прогулялись по проспекту до плотины городского пруда и прошли мимо Исторического сквера. Лис объяснил Монре, где она должна будет находиться, чтобы по возможности незаметно наблюдать за переговорами издали.
— Ты доверяешь этим Фахрутдинову и Михаилу Петровичу? — спросила Монра.
— Не слишком, но у нас нет выбора. Главное: необходимо постараться понять, жив ли Терп. Хотя я нисколько не исключаю, что нас могут попытаться взять на месте, а не вести никаких переговоров. Именно поэтому я хочу, чтобы ты оставалась в стороне, и если меня схватят, немедленно уходила.
— Куда? — спросила Монра.
— Да куда угодно! Помнишь место в лесу? Доберись туда и с помощью Ключа уходи с Земли. Терп же показывал, как это делать.
— Это можно сделать и сейчас, — хмыкнула Монра.
— Но тогда мы фактически откажемся от возможности помочь Терпу. — Н-да, конечно…
Какое-то время они молча шли, двое таких разных людей, одинаково затерянные на гранях мироздания. Несмотря на то, что Лис, казалось, был у себя дома, на Земле он чувствовал себя совершенно одиноким даже в родном городе. Ему не к кому было обратиться за помощью, никто ничего не мог ему посоветовать, он даже не очень хорошо понимал, что сейчас происходит в стране, где он отсутствовал пятнадцать лет.
А противник был здесь как рыба в воде, имел, возможно, сотни подручных и даже, судя по многим факторам, влиял на ход событий в целом.
Что мог противопоставить этому Лис? Он и сам не знал, что, но понимал, что от решения такой сверхзадачи зависят его и Монры жизни. Возможно, от этого зависела и судьба мира Земли, но Лис всегда был далёк от подобных патетических аллегорий, и, возможно, ещё и поэтому был пока жив.
Они дошли до стелы памяти героев Великой Отечественной войны с вечным огнём, обошли её и повернули обратно.
Жизнь бурлила. По сравнению с воскресным днём улицы оказались просто забиты автомобилями. Глаза и горло нестерпимо щипало выхлопными газами. Тем не менее, Лис успевал смотреть по сторонам, и даже Монру какие-то мысли отвлекали от физических страданий, связанных с вдыханием отравленного воздуха.
Лис только подтвердил своё первое впечатление: город изменился и не изменился. В целом общий вид знакомого ему проспекта во многом остался прежним, но, и здесь это особенно бросалось в глаза, почти все первые этажи теперь занимали какие-то магазины, офисы фирм, фасады знакомых зданий пестрели вывесками и рекламами.
По мнению Лиса, как раз в этом ничего плохого не было. Он и раньше считал, что только извращённо-ограниченное мышление руководителей «советского типа» и таких же архитекторов могло начать размещать квартиры в домах так, чтобы часть из них выходила окнами на уровень глаз идущих по тротуарам прохожих. Очень хорошо, что теперь многие такие, так называемые, жилые помещения были переделаны в нежилые.
До назначенного времени оставалось чуть меньше часа. Двигаясь по противоположной от Исторического сквера стороне проспекта, Лис и Монра вновь дошли до плотины, по которой проходил сам проспект.
Сейчас от набережной городского пруда сквозь плотину появился тоннель в виде подземного перехода, позволявший попасть с набережной прямо в Исторический сквер.
Пройдя до старинного здания, которое, как он помнил, в советские времена было Домом Профессиональных Союзов, Лис перешёл на другую сторону проспекта, туда, где стояла каменно-деревянная башенка, помнившая времена, когда на месте Исторического сквера шумел заводик, собственно, один из тех, что положили начало городу.
Теперь рядом с этой башенкой высился памятник двум господам в одеждах восемнадцатого века. Об одном из указанных господ Лис слышал: даже в годы развитого социализма первого генерал-губернатора Екатеринбурга господина Татищева помнили, и в городе, называвшемся тогда Свердловском, была улица, носившая его имя. Улица, правда, весьма позорная и захолустная. Как говорил один знакомый Лиса в те времена, указывая на проспект Ленина: «Вот какая улица должна называться именем Татишева!» При этом он, правда, оглядывался по сторонам.