Круглый счастливчик
Шрифт:
— А не задохнемся? — забеспокоилась Тузеева.
В ответ на реплику Запрягаев достал из сейфа связку противогазов и выдал каждому по экземпляру. Вдруг длинно затрещал телефон. Трубку снял Воловик. На другом конце провода надрывался кавказец из далекого Бобрянска.
— Звоните завтра! — оборвал его вопли Воловик. — Сегодня все на совещании!
Проснувшись к обеду, Шариков увидел жуткую картину, четверо в противогазах склонились над «дипломатом», точно хирурги в операционной. Климкина, высунувшись в окно, жадно пила молоко.
С криком: «Хватит!» Шариков выхватил у коллег чемоданчик и швырнул его в окно. Запрягаев мгновенно выскочил в дверь. Климкина следила, чтобы прохожие не трогали «дипломат», лежавший на газоне.
— Нехорошо, Володя, — обиделся Воловик. — Мы тебе подарок за шестьдесят рублей, а ты его в окно…
Вернулся запыхавшийся Запрягаев с «дипломатом», и работа закипела с прежним энтузиазмом. Никогда еще отдел не выглядел таким сплоченным и целеустремленным.
Отвлекали, правда, звонки. Особенно досаждал со своим виноградом кавказец, застрявший в Бобрянске. Хотели было отключить телефон, но побоялись — вдруг позвонит начальство. Пришлось приставить к аппарату Тузееву, которая отвечала на междугородные звонки голосом робота: «Неправильно набран номер! Неправильно набран номер! Неправильно набран номер…»
Вполне возможно, через восемнадцать рабочих дней, согласно прогнозу ЭВМ, чемоданчик удалось бы открыть. Но произошло это событие гораздо раньше.
На пятый день тяжелый дух дополз до кабинета Донцова. Начальник отдела на всякий случай прекратил дышать и выскочил в коридор. Запах шел из соседней двери. «Разлагаются», — подумал Донцов и решительно шагнул в комнату. То, чем занимались подчиненные, настолько поразило его, что в первый момент он растерялся. Появление начальника служащие восприняли без паники. Ему объяснили, что стряслось у Шарикова, и шеф как человек справедливый успокоился. Не для себя старались люди, и корить их было не за что.
Воловик предложил начальнику противогаз, но тот отказался. Взяв в руки чемоданчик, Донцов с минуту изучал замки, затем стал крутить колесики с цифрами. Подчиненные стояли вокруг в почтительном молчании. Неизвестно, была ли у Донцова какая-то система в поиске кода или ему просто повезло — важен результат, доказавший, что он по праву возглавляет отдел. На третьей попытке раздался щелчок — и «дипломат» открылся.
Служащие устроили шефу овацию. Лишь Шариков, не сводя глаз с цифр на замке, потрясенно бормотал: «Ноль четыре пятьдесят семь…» Теперь он вспомнил: именно столько — четыре рубля пятьдесят семь копеек — он заплатил за ветчину, а затем использовал эту сумму в качестве кода.
Холщовую сумку с прахом ветчины без колебаний вышвырнули в окно, как гранату. Пожилая ворона сунулась было к ней и тут же кинулась прочь с хриплой руганью.
Укрепив авторитет, Донцов удалился с чувством выполненного долга. Приподнятое настроение царило в отделе до конца рабочего дня. И сообщение телетайпа, что в далеком Бобрянске сгнило шесть вагонов винограда, выглядело на фоне общей победы таким пустяком, что на него даже не обратили внимания.
МЕТАМОРФОЗА
Мартовским вечером экономист Вторушин вел домой сына-детсадовца. Пятилетний Антон делился с отцом новостями: Катя Зайцева укусила Ромку в живот, и теперь Ромке будут ставить уколы от бешенства. А Дима Перчиков говорил плохие слова, и Вера Борисовна хотела отрезать ему язык, но не нашла ножниц.
Вторушин механически кивал сыну, думая о своем.
— Папа, — вдруг сказал Антон, дернув отца за рукав. — Завтра тебе не надо ходить на работу.
— Это почему же? — насторожился Вторушин.
— Я уже заработал деньги! — Антон достал из кармана две новенькие пятидесятирублевки. Папаша замер, точно увидел бомбу, осторожно взял хрустящие дензнаки.
— Где раздобыл?
— Толстый Павлик дал, — сообщил Антон. — Он всем своим друзьям подарил по денежке. А мне подарил две денежки, потому что я — его лучший друг!
— Кто такой толстый Павлик?
— Павлик Прохоров, — охотно объяснил Антон. — А еще есть худой Павлик — Павлик Козецкий. Но с худым Павликом я не дружу.
Озабоченный экономист сунул деньги в бумажник, взял сына за руку и торопливо зашагал к детсаду…
Оставив Антона у крыльца, он вошел в раздевалку и увидел родителей, обступивших воспитательницу. Вера Борисовна, маленькая, похожая на мышь, растерянно пересчитывала пятидесятирублевки.
— Приплюсуйте! — сказал Вторушин, протягивая две купюры.
— Четыреста… — прошептала воспитательница. — С ума сойти!
Она открыла дверь в зал, кликнула толстого Павлика. Кудрявый амур, треща автоматом, выкатился в раздевалку. Взрослые смотрели на него, как на малолетнего гангстера.
— Павлуша, — приступила к допросу Вера Борисовна, — где ты взял столько денежек? — она помахала пачкой перед его носом.
— Дома, — простодушно сообщил малыш. — У нас их много. Я завтра еще принесу.
Вера Борисовна, вздрогнув, поспешно вернула Павлика в зал.
— Такого у нас еще не было! — скорбно сказала она.
— Где эго видано, чтоб ребенок мог свободно вынести из дома четыре сотни! — возмутилась одна из мамаш. — Кто у него родители?
Выяснилось: мама Павлика — мастер-косметолог, а папа — директор гастронома. Присутствующие заулыбались, начали шутить: «Ну, тогда другое дело!», «Это они сыну на мороженое выдали…», «Зря, пожалуй, мы вернули…»
«О, люди! Чему радуются! — с досадой думал Вторушин, слушая повеселевших родителей. — Тут в колокол надо бить, а не хихикать!»
И он ударил в колокол. Он заговорил о пагубном влиянии денег на неокрепшие детские души, о привычке к нетрудовым доходам, о дорогих подарках и прочих нездоровых явлениях. Родители притихли, встревоженные нравственной пропастью, к которой приближались их дети…