Круглый счастливчик
Шрифт:
До понедельника, коллеги!
Ваш странный Снегирев.
Приветствую тебя, первопроходец Роман Дергач!
По правде сказать, не собирался писать тебе, но на днях, просматривая в газете список лауреатов Государственной премии, наткнулся на вас, Роман Анатольевич. Так прямо и сказано: «…за внедрение блочного метода строительства насосных станций в Нижнем Приобье». От души тебя поздравляю. Теперь могу хвастать, что пять лет спал в одной комнате с будущим лауреатом…
Ну вот, узнал про твой успех, и накатились на меня воспоминания. Выплыли из памяти славная наша бурса, общага «пятихатка», декан Плохиш, бесконечные, изнурительные споры, когда никто уже и не помнил, с чего завелись и что требовалось доказать. Одним словом, расчувствовался и захотелось написать тебе.
Сейчас вдруг подумал, почему я сдружился именно с тобой? Ведь на всем курсе не нашлось бы более разных людей, чем мы с тобой. Ты — пузырящийся, нетерпеливый, полный сумасбродных идей Я — трезвомыслящий, аналитического склада, готовый в любую минуту остудить твой пыл. Честно говоря, меня частенько раздражали твои скоропалительные суждения и постоянная жажда деятельности. Не случайно я без особого напряжения обыгрывал тебя в шахматных поединках. Да, мы были очень непохожими. Я взвешивал каждое слово, ты же строчил, как пулемет. Я предпочитал держаться в тени, ты всегда был заметен. И все же что-то притягивало нас. Мы, наверное, дополняли друг друга недостающими качествами и в сумме становились сильней.
Но согласись, Рома, ты нуждался во мне, пожалуй, больше, чем я в тебе. Особенно во время сессий. Ведь ты привык полагаться на интуицию, везение, а для экзаменов этого было маловато. Вот когда играло роль мое умение разложить материал по полочкам, привести знания в систему. В этот период ты безоговорочно признавал меня «ведущим».
Сознаюсь, в душе я всегда ощущал некоторое превосходство над тобой. Всякий раз, находя подтверждение этого превосходства, я испытывал удовлетворение, и это чувство сопровождало нашу пятилетнюю дружбу, хотя ты о нем даже не догадывался. Тебя, вероятно, удивит это странное признание. Чтобы понять меня, ты должен знать и вторую тайну, которую я вечно носил в душе.
Я, Рома, постоянно тебе завидовал. Завидовал твоему умению сходиться с людьми, чувствовать себя естественно в любой обстановке. Завидовал твоей природной решительности, способности жить «без оглядки», твоей буйной фантазии. Вспоминаю, как мы отправились в аэроклуб, чтобы заняться парашютным спортом. Тебя влекло небо, жажда сильных ощущений. Ну а я шел в аэроклуб с другой целью. Мне нужно было доказать, что я не слабей тебя. Ты хотел прыгать ради удовольствия — я же шел преодолевать свой страх. И когда медкомиссия отклонила тебя из-за зрения, я вздохнул с облегчением. Я заявил, что без тебя мне в аэроклубе делать не чего, и ты был ужасно тронут моей солидарностью…
И еще я завидовал твоей невероятной везучести. Сколько раз ты вытаскивал на экзамене нужный тебе билет! Если имелся один шанс из ста, он почему-то выпадал тебе. Не забуду, как под тобой обломилась доска, когда мы строили сушилку в колхозе. Ты падал с десятиметровой высоты. Но даже тогда тебе повезло: ты зацепился курткой за какой-то крюк, и он погасил скорость. Окажись я на твоем месте, меня бы не спасло ничто.
А вспомни историю с курсовой работой. Оставалась неделя до сдачи, а у тебя, кроме голой идеи, ни черта не было.
Я помог тебе сделать необходимые расчеты, и твоя курсовая была названа лучшей, ибо содержала необычный способ крепления конструкций. Я тоже получил «отлично», но о моей работе разговора не было… О, я хорошо запомнил свою обиду в тот день. Я утешал себя тем, что без моей помощи ты не справился бы. И в то же время, мне было горько сознавать, что новая идея родилась в твоей голове, а не в моей!
Не могу сказать, что ты относился ко мне свысока. Ты ничего и никогда от меня не скрывал. Я знал о тебе гораздо больше, чем ты обо мне. Даже в делах «сердечных» у тебя не было от меня тайн. Но порой мне казалось, что ты просто не видишь во мне соперника, оттого и доверяешь. Что говорить, девушкам ты нравился, хотя внешность у тебя была, уж не обижайся, самая заурядная. Был в тебе тот мощный темперамент, тот жизненный напор, который увлекал людей. Мне.; сдержанному и замкнутому, всегда не хватало твоей раскованности. (Вот еще один источник моей зависти.) Ты вспомни Женю Карамышеву, ту самую красавицу из пединститута, с которой ты дружил на третьем курсе. Когда тебе пришлось уехать на две недели домой, ты попросил меня развлекать ее. Ты даже объяснил, что боишься, как бы се «не увели», и потому решил оставить ее под моим присмотром. Разумеется, я согласился, хотя внутри меня все кипело. Тебе даже в голову не пришло, что Женя мне нравится. А допустить, что я могу понравиться ей, ты и вовсе не мог. Ты не видел во мне конкурента! А я, между прочим, тоже был влюблен в Карамышеву… Попробуй понять, как больно мне было играть роль «пастуха». Если бы я хоть как-то почувствовал, что нравлюсь Жене, я бы, скажу честно, «увел» ее у тебя. Но ты был абсолютно прав: Женя не могла мной увлечься. На твоем фоне я просто не смотрелся…
Теперь понимаешь, Рома, почему мне было необходимо ощущать превосходство над тобой хотя бы в учебе? Вот область, казалось мне, где я сильней. Я уступал тебе по многим пунктам, но только не в учебе. Я был собран, упорен, усидчив. Поэтому, наверное, и не сомневался, что добьюсь в жизни большего, чем ты.
Сейчас уже можно подводить итоги. Как поется в песне, первый тайм мы уже отыграли. Увы, старик, счет не в мою пользу. И дело не в твоем лауреатстве. Я ошибся, пожалуй, гораздо раньше, хотя все, вроде бы, шло по плану. Ты уехал к черту на кулички, я выбрал проектный институт в большом городе. Я доказывал тебе, что стартовать надо в солидной конторе, где есть чему поучиться, убеждал тебя, что без хорошей школы профессионалом не станешь. Я и сейчас так думаю. Но я пересидел, не уловил момент, когда пора было бросать насиженное место, где ничего уже не светило, и ринуться туда, где есть перспектива. В этом смысле ты действовал решительней. В твоих краях другие масштабы, другие возможности. Ты сразу выскочил на простор, получил самостоятельность и попер в гору.
Рад за тебя, Роман Дергач, но за себя мне, признаться, обидно. Я затерялся, стал одним из «винтиков»… Злюсь на себя, ибо несколько раз мог изменить судьбу: открывались филиалы в Красноярске, Хабаровске, приглашали желающих, но каждый раз что-то удерживало меня. Была возможность уехать начальником СМУ в Нижневартовск, я почти уже согласился, но в последний момент отказался…
Ты спросишь, почему я не двинулся с места? Ах, Рома, если бы я сам знал точный ответ! Многое, вероятно, решил характер. Я плохо переношу любые перемены. Перед всякой поездкой я испытываю беспокойство. Даже если путешествие предстоит приятное, все равно меня охватывает тревога.
И чем ближе день отъезда, тем сильней тревога. Такое чувство, что я совершаю ошибку. Хочется остаться дома… И в то же время меня угнетает неизменное состояние, когда дни похожи один на другой. Такое во мне противоречие: потребность каких-то перемен и тут же — боязнь их. Вот и разберись, почему я отказался от предложений.
Хотя, если взглянуть трезво, может, я правильно сделал, что отказался. Ты ведь знаешь, я по натуре скорей «кабинетный», чем человек действия. Люблю размышлять в спокойной обстановке, чтоб над ухом не раздавалось «Давай-давай!».
А Сибирь требует особой хватки, готовности к риску, как говорится, принятия решений в экстремальной ситуации. В тебе эти качества заложены природой, а мне, возможно, пришлось бы там худо. Но опять же — все это из области предположений. Надо было попробовать, не боясь поражения, чтоб не оставалось, как сейчас, «вопросов без ответов». Вдруг во мне открылось бы такое, о чем я даже не подозреваю! Или, скажем, дело увлекло бы меня настолько, что появились бы и напор, и хватка. Да и вообще, разве знает себя человек так хорошо, чтоб угадать заранее, где ему будет лучше, а где — хуже. Вот и маюсь «под грузом сомнений».