Кругосветка
Шрифт:
Корабль налетел на риф. Или это был уже выступ океанского дна?
Двое моряков сорвались с вант и расшиблись о палубу. К счастью, судя по проклятьям — не особо насмерть. «Молния» неловко покачивалась, доносился отчетливый хруст из-под днища. Здесь, в глубокой безветренной впадине Жопы Океана оказалось много тише — различался каждый звук-стон гибнущего корабля.
— Спокойнее, джентльмены! — призвал капитан Дам-Пир, до этого сыпавший проклятиями не хуже расшибшихся потерпевших. — Убрать инвалидов, осмотреться!
— Пробоина в грузовом трюме! — отозвались снизу. — Здоровенная, сэр!
— За дело, герои севера! — прокричал
— Они еще живы! — яростно закричала Флоранс. — Пока живы! И только посмейте разинуть пасть и сказать иное!
— Возможно, вы правы. Будем надеяться. Простите, леди, — пробормотал капитан.
— Они там живы. А нам стоит работать, а не болтать, — злобно сказала Катрин.
Флоранс взглянула благодарно. Катрин сжала и отпустила руку подруги. Следовало заняться делом. Моряки перебрасывали в трюм доски из запасов мастерской плотника, Рич и Кэт спускали брусья, а в таком деле от изящной полукровки ланон-ши не очень-то много проку.
— Давай сюда! — Катрин перехватила увесистый брус.
— Мам, они ведь, правда живы? Там же не просто вода и дно? — пропыхтел Рич, ловко опуская брус в люк.
— Наверняка. Это не просто вода, и не просто буря. Но день удивительно гнусный, так что пальцы берегите, — напомнила Катрин.
Никакого «наверняка» в душе не чувствовалось.
Катрин частенько думала — каково это — хоронить своих детей? Сейчас настал очень похожий момент, но никого «смертного чувства» не возникло. Горестно до невозможности — вот это было. Но окончательное и бесповоротное «смерть»? Нет, только не это. Возможно, матери вообще никогда не верят, что их дети мертвы? Ну и правильно.
В трюме «Молнии» клокотал и булькал океан, там торопливо стучали молотки и топоры плотников. За борт было лучше не смотреть — косая стена воды тяжко давила, подавляла упорно не верящий глазам разум. Но «Молния Нельсона» была кораблем Севера — и здесь собирались бороться до конца. Собственно, обстоятельства крушения и прочих предшествующих событий были столь нелепы, что гибнуть даже как-то обидно. Наблюдатель в «вороньем гнезде» утверждал, что минимум три корабля эскадры выскользнули из воронки «Жопы Океана». Последней наблюдатель видел «Козу» — шхуна непрерывно сигналила, но что именно, разглядеть в шквалах безумного ветра было невозможно. Возможно, воронка успела зацепить и «Козу», хотя тогда бы ее, наверное, разглядели вблизи. Судьба дирижабля тоже пока оставалась неизвестной.
Один из проломов авральная команда смогла заделать, второй был под водой, там нащупывались острые камни рифа. Сделать что-то до снятия «Молнии» с камней не представлялось возможным. Трюм оказался заполнен водой уже на треть. Катрин помогала передвигать бочки и мешки с грузом ближе к корме. Фонарь бросал тусклые блики на задыхающихся полуголых моряков.
— Кажется, стихает! — завопили на палубе.
В этот же миг корпус «Молнии» шевельнулся, заскрипел, в трюм фонтанами хлынула вода.
— Снялись! — восторжествовал корабельный плотник. — Заделаем и пластырь подведем! Не спать, леди и джентльмены!
— Да кто тут спит?! — воскликнула егерша, подвешивая принесенный фонарь. — Работайте, герои Севера! А то ужина не будет.
Ухмылялись и работали. И Катрин работала,
Воронка в океане мельчала и затягивалась, ветер стихал. Через час с борта глубоко осевшей и отяжелевшей «Молнии» уже можно было видеть горизонт — естественный и далекий, с легкими облаками на западе и уже слегка темнеющим мрачным вечерним востоком. Пластырь под борт подводили уже в темноте, всю ночь хлюпала помпа, пытаясь осушить трюм.
На рассвете горизонт оставался по-прежнему чист: ни одного паруса, никаких признаков «Фьекла». Моряки говорили, что шторм над «Жопой Океана» был коротким, но, видимо, небывало мощным — «разметало, небось, всех наших до Последних островов».
«Молния» стояла на якоре, пытаясь устранить многочисленные повреждения. Хорошо, что на якоре — здесь, почти под килем корабля — (порядком раздолбанным), был «тузик», Дики и моряки. Место нельзя терять, ибо место и надежда накрепко связаны. И очень эфемерны. Думать и обсуждать вслух было слишком страшно.
Глава восьмая
Круг восьмой. Ворон
Вот он — Океан. Практически угробил. Нет, мы, вороны, в гробах не нуждаемся, привыкли завершать жизнь вольно, да и вообще эти гробы — ненужная и вредная выдумка. Но настроение у меня истинно внутри-гробовое.
Ужасающий день. Больше всего меня измучило предчувствие. Ведь выворачивало наизнанку, прямо до очина перьев. Ладно бы желудком (иной раз склюешь что-то не то, с каждым иногда случается). Ничего подобного — это было не желудочное, а предчувственное. Мы — вороны — все отчасти вещие. Но, во-первых, не до такой же степени, а во-вторых, я вообще не понимал, что именно произойдет. Похоже, примерно то же чувствовал не-шаман Хха — ему было даже хуже, родичи так и смотрели вопросительно — что будет? Да как тут скажешь что будет, если не понятно что будет, но понятно, что уж точно что-то будет?!
Эх, нужно было у Укса расспросить насчет этой философской коллизии. Сгинул пилот-философ, и вообще мы обезглавлены. Даже опытному мне как-то не по себе без Профессора. Старшая коки-тэно не только умела виртуозно и на диво образовательно-поучительно врать, но и была истинным центром нашего научного сообщества. Странное сочетание, но не такое уж редкое, как всем кажется. Надеюсь, боги вернут нашего научного руководителя, а то сиди тут как дурак с младшим ученым секретарем. Впрочем, о чем я думаю — я, ворон, никогда не веривший в сказки со счастливым концом.
Все плохо. Мы тонем, эскадра погибла. Пора паниковать. Неистово тянет кружить и каркать над грот-мачтой и капитаном, но взлететь не могу.
Крылья болят невыносимо. В этот роковой день я поднимался в воздух неоднократно. Истинное безумье — противостоять таким неестественным и убийственным шквалам. Порывы швыряли меня на снасти и волны, оглушая и норовя утопить, спасал лишь мой солидный опыт летуна. Порой воздух внезапно переставал быть надежным (зоны разреженного давления, мне Профессор объясняла) и я падал, кружась, как растрепанная метла. Безумие! Но «безумству храбрых поём мы песню», помню-помню. Нужно было попытаться отследить курс других кораблей эскадры — они наша последняя надежда. И кто, как не я, мог спасти ситуацию?