Круговорот лжи
Шрифт:
— Мне нравится, когда ты радуешься и говоришь глупости. Это делает тебя еще красивее. И я рад, что она тебе понравилась. Кажется, я слегка побаивался, что она покажется тебе слишком обыкновенной. Думаю, это влияние Мод. Она считает, что при желании Мейзи могла бы добиться большего.
— Стала бы светской женщиной? Писала романы?
— Что-то в этом роде.
Мы рассмеялись, взялись за руки и пошли от дома матери к морю. Был первый день весны, зимнее ненастье кончилось. В тот далекий солнечный день мы были очень счастливы.
Тогда моя
Когда Элен была беременна нашим вторым ребенком, она не ела ничего, кроме креветок. Мать приносила их в нашу спальню на подносе вместе с тонко нарезанным хлебом, маслом и фарфоровым чайником, хлопотала вокруг невестки, взбивала ей подушки, ставила поднос на ее выпуклый живот и смеялась, когда нетерпеливая ручка или ножка нарушала равновесие и расплескивала чай.
— Похоже, там у тебя великий спортсмен! — говорила она.
Это была девочка.
— Вы можете сказать жене, что она была очень хорошенькая, — сказала акушерка, как будто лицезрение чудесных глаз, носика, надутых губок и крошечных ноготков могло компенсировать отсутствие дыхания. Сама Элен видеть дочь не пожелала; малютку любовно держала моя мать, покрывала ее мертвое личико поцелуями и плакала. Она плакала за нас обоих; я же не мог проронить ни слезинки. Я пробормотал:
— Элен хотела назвать ее Мейзи. В твою честь.
Мать покачала головой, отвернулась и сказала, продолжая баюкать мертвого ребенка:
— Слава Богу, хоть сама Элен осталась жива, бедняжка…
Мать мечтала, что родится девочка. Прошел год; когда после смерти моего деда мы помогали Мейзи переехать в Лондон, то нашли в нижнем ящике комода с постельным бельем аккуратно упакованные крошечные платьица с розовыми лентами. Я рассердился на мать: эта находка могла причинить Элен боль.
— Она никогда ни о чем не думает! — кипятился я. Но Элен ответила:
— Ох, перестань беречь мои чувства. Она переживает не меньше нашего. Тем более сейчас, когда умер ее отец. Две смерти подряд. Думаешь, ей легко?
А я тогда вообще ни о чем не думал. В тот период моей жизни меня не интересовало, что делает, думает и чувствует мать в мое отсутствие. Я продолжал любить ее, но я вырос, вылетел из гнезда, был занят работой, женой и сыном. Тогда Мейзи была еще сравнительно молода и независима — во всяком случае, о ней еще не нужно было заботиться — и я сердился на Элен, которая настаивала, что мы должны помочь ей с переездом. Возможно, к этому примешивалась обида. Дом принадлежал не только матери, но и мне; неужели она могла забыть об этом? А что будет с Тимом, который привык бывать на море? Внезапное стремление Мейзи переехать
— Ведь все дело в этом, да? — спросила Элен. — В том, что Мейзи посмела действовать самостоятельно,не посоветовавшись с тобой и Мод!
Элен сидела над кучей вещей, которые укладывала в пахнущий камфарой сундук. Когда я был маленьким, в этом сундуке хранились мои зимние вещи: теплые носки, свитеры и серые фланелевые костюмы с короткими штанишками, которые я надевал в школу в холодные дни. Потом сундук перешел к Тиму; там хранились мои плюшевые зверюшки и настольные игры, он играл ими, когда приезжал в гости в бабушке.
— Что ты собираешься делать с Артуром? — злобно спросил я, поднимая с полу сплющившегося розового кролика с потертыми боками и оторванным ухом.
— Решай сам, — ответила Элен. — Оставь то, с чем не можешь расстаться, а остальное выкинь. — Она сложила в сундук детскую одежду и прикрыла ее полотенцами. Я не видел ее лица. — Если хочешь помочь, то займись картинами, — сердито бросила она. — Ничего удивительного, что Мейзи беспокоится о них. Это то же самое, что упаковывать Национальную галерею! Не представляю, где она их повесит. Ее новый дом такой маленький!
У моей матери была редкостная коллекция картин. Она хорошо отзывалась о моих авторских работах, но предпочитала копии картин Старых Мастеров, которые я дарил ей. Теперь они почти вплотную одна к другой висят на стенах комнат, коридора и лестничной площадки ее маленького домика в Боу. Ей нравятся многоцветные картины; если не портреты, то жанровые полотна.
— Они заменяют мне друзей, — со слезами на глазах говорит она, пытаясь скрыть свою радость и гордость. Или: — Картины позволяют экономить на отделке. В наши дни обои очень дорогие. — Это говорится специально для того, чтобы позлить Мод, и свидетельствует вовсе не о невежестве и дурном вкусе.
Сестры продолжают разговор, начатый очень давно.
— Дорогая, я не такая умная, как ты, — слышу я слова матери, адресованные Мод, — но думаю, что Беллини — это не копия, а так называемая интерпретация. Мой сын сделал ее, когда был студентом. Перерисовал из книги фотогравюр. Так поступали все знаменитые художники. Конечно, я сама этого не видела, но как-то он сказал мне, что в Лувре рядом с картиной Мантеньи висит ее стилизация, сделанная Дега.
— Ты имеешь в виду стилизацию, — сказала Мод. Мать нахмурилась и покачала головой.
— Я думаю, стилизация — это нечто более серьезное.Когда заимствуешь чужой замысел и стиль, но добавляешь собственное видение.Видишь ли, на репродукции картины Беллини не было цвета, и при создании стилизации пришлось экспериментировать с красками. На оригинале цвета были другими. Когда в Лондон приехала передвижная выставка, я увидела его и, честно говоря, была разочарована.
Мод насмешливо фыркнула.
— Разочарована?В Беллини?