Круиз самодовольного амура
Шрифт:
– Да он и так никуда вчера целый день не выходил.
– И сегодня пусть не выходит!
– Сегодня-то ему уже лучше. Может, захочет проветриться.
– Пусть лучше сидит дома. И ни на минуту не оставляй его одного! – повторил Залесный. – У меня есть все основания думать, что следующей жертвой может стать именно Филипп.
– Как же так? – удивился Василий Петрович. – Вы же уже сцапали двоих преступников? Разве есть еще?
– Есть еще кое-кто, о ком мы пока что знаем непозволительно мало. И знаешь… Ожидай
– В смысле?
– Ты уж проследи не только за тем, чтобы Филипп не оставался один ни на минуту, но и сделай так, чтобы он получал еду только из твоих рук.
– Даже так? Думаешь, его и отравить могут?
– Да. В коттедже есть некто, помогающий преступнику. И у меня есть основания предполагать, что жизни Филиппа грозит серьезная опасность.
Тревога, которая прозвучала в голосе следователя, заставила взбодриться всех его друзей. Василий Петрович лично побежал к Филиппу, чтобы убедиться, что старый приятель благополучно пережил эту ночь. Филипп уже проснулся и сидел на кровати, собираясь есть завтрак, который ему принесли на подносе.
Мужчина как раз подносил ко рту намазанный маслом с красной икоркой хлеб, когда в его спальню вошел Василий Петрович. Увидев, что происходит, Василий Петрович одним махом подскочил к Филиппу и вырвал у того буквально изо рта кусок мягкой булки. От резкого движения сотни икринок полетели во все стороны, часть их осела на стенах, часть на постельном белье, но самая значительная часть икры оказалась на волосах Евлалии, которая была в комнате и тут же громко заверещала:
– Безобразие! Что вы себе позволяете?
– Прости меня, Лалюшка, – как мог ласково извинился перед красной от злости женщиной Василий Петрович. – Только я получил от полиции совершенно конкретные указания на счет твоего папы.
– Что еще за указания?
– Мне приказано глаз с твоего папочки не спускать.
– И что? Зачем надо было вырывать у него из рук еду?
– Затем, что отныне и вплоть до особых распоряжений Филипп будет получать еду и питье только от меня лично.
Евлалия расхохоталась:
– Это еще что за глупости? И слышать ни о чем таком не хочу!
И, намазав очередной кусок булки жирным слоем икры, Евлалия сунула бутерброд отцу:
– Кушай, папа!
Филипп протянул руку, но встретился взглядом с Василием Петровичем и заколебался.
– Папа!..
– Нет, Евлалия, пожалуй, я все-таки не буду.
– Папа!
Теперь в голосе Евлалии звучала нескрываемая обида.
– Ты что? Тебе надо поесть. Ты и вчера ничего не ел. Или ты считаешь, что я могу тебя отравить? Я? Твоя любимая девочка?
– Но ты ведь не знаешь, что там, в этой икре?
– А что там может быть? Икра и соль. Я только что открыла банку на кухне.
– А масло?
– Что? И в сливочное
– Яд можно добавить практически во все, – заявил Василий Петрович. – Его можно распылить в воздухе, им можно намазать поверхность чашки или обмакнуть в него ложку, можно начинить ядом леденец, а можно и мороженое. Его можно подлить в ванну своему врагу, и тогда яд впитается через поры кожи. Его можно поджечь, и тогда враг станет дышать им и скончается в страшных муках. Одним словом, яд – это вещь универсальная, и я бы не стал с ним шутить.
И хотя от яда у них в коттедже еще никто не умирал, все больше стреляли, душили или резали, пламенная речь Василия Петровича впечатлила отца и дочь. Так что Василий Петрович без особого труда отнял у Филиппа бутерброд, подмигнул ему и Евлалии и с аппетитом откусил большой кусок, который и принялся жевать. Его ребяческая выходка помогла рассеять напряженность. Отец с дочерью сначала смотрели на Василия Петровича с недоумением, а потом не выдержали и расхохотались.
– Евлалия, унеси эту еду, – распорядился Василий Петрович, радуясь, что мир восстановлен. – Мы с Филиппом спустимся вниз и сами заварим себе кофейку.
– Лучше чаю.
– Отлично. Ты какой предпочитаешь?
– С гибискусом. Люблю кисленькое.
Евлалия подхватила поднос и направилась к выходу. По пути она обернулась и спросила:
– Так точно всю еду уносить?
Василий Петрович кивнул утвердительно, и Евлалия вышла за дверь.
Как только они остались вдвоем, Василий Петрович повернулся к Филиппу и произнес:
– Так вот, я буквально только что разговаривал по телефону с Игорем. И теперь я буду рядом с тобой всюду вплоть до возвращения Залесного.
– А когда он вернется?
Василий Петрович не имел информации на этот счет, а потому ответил уклончиво:
– Скоро.
– А что он затеял, ты мне можешь рассказать?
– Он мне не отчитался. Но мне кажется, у него есть какой-то план. Он держался очень загадочно, но я почувствовал, что настроение у него боевое.
– Он что-то нащупал?
– Мне кажется, да.
– Слава богу!
Это восклицание вырвалось у Филиппа с таким отчаянием и надеждой, что Василий Петрович даже вздрогнул.
А Филипп продолжал:
– Скорее бы это уже кончилось! Пусть самая страшная правда, пусть!.. Все, что угодно, но только не это невыносимое ожидание. Я ведь вчера смотрел на людей, которые заходили меня проведать в спальню, и все думал: кто из них? Ну, кто способен на такое зверство? Ведь сколько близких мне людей уже пострадало… Настя, Роман… Еще Евлалию ранили…
– И ты сам. На тебя ведь тоже пытались напасть.
– Да, но ты знаешь…
– Что?
– Я вот сегодня утром проснулся и подумал: а может, тот мужик и не собирался на меня нападать?