Крупнейшее поражение Жукова Катастрофа Красной Армии в Операции Марс 1942 г.

Гланц Дэвид

Еще одно обстоятельство Жуков втайне счел благоприятным. Если войскам Василевского будет сопутствовать успех, тогда центральный участок немецкого фронта ослабеет, что облегчит проведение операции «Марс». Если же Василевскому не повезет, успех операции «Марс» неизбежно затмит достижения «Урана», а также будущую славу и удачу тех, кто задумал и проводил последнюю операцию. Не имея привычки мириться с поражениями и всегда оставаясь предельно самоуверенным, Жуков не допускал и мысли, что его войска могут потерпеть фиаско.

Присутствие Пуркаева вселяло в Жукова уверенность. Этот ученого вида генерал был двумя годами старше сорокашестилетнего Жукова и уже хлебнул трудностей военного времени (32). Выучка превосходного штабного офицера позволяла ему пережидать эти бури, не теряя уравновешенности. До войны Пуркаев служил начальником штаба Белорусского военного округа, затем — начальником штаба при Жукове в Киевском особом военном округе (когда началась война, он был начальником штаба того же военного округа при генерале Кирпоносе). Впоследствии Пуркаев

пережил все ужасы [5] окружения и уничтожения Юго-Западного фронта под Киевом, позднее снова перешел под командование Жукова и во время московского контрнаступления возглавил сначала 60-ю, а потом 3-ю ударные армии. Благодаря эффективным действиям в ходе Холмско-Торопецкой операции зимой 1941 года Пуркаев стал командующим Калининским фронтом — после того, как Коневу, в конце августа было поручено командование Западным фронтом. «Да, — мысленно подтвердил Жуков, — Конев и Пуркаев полностью соответствуют моим целям».

5

Ужасов сентябрьского окружения под Киевом М.И. Пуркаев не переживал. Он покинул пост начальника штаба Юго-Западного фронта в конце июля 1941 г. Пуркаева сменил на этом посту бывший военный атташе в Германии генерал-майор В.И. Тупиков, погибший при прорыве штаба фронта из киевского «котла». (Примеч. ред.)

Днем раньше Пуркаев представил предлагаемый им план операции Жукову и посоветовал не менять его даже в случае отсрочки начала операции. Жуков сам признал, что разработка плана далась штабу фронта с трудом: Конев продумывал план наступления только одной армии, а под командованием Пуркаева находилось три. Хорошо еще, думал Жуков, что Пуркаеву не придется отвлекаться на подготовку дополнительных армий к последующей крупной операции. Но чрезвычайно важно было обеспечить встречу двух армий Пуркаева в Оленине, а также продвижение третьей глубоко на восток, навстречу наступающим войскам Конева. Вдобавок Жуков приказал Пуркаеву подготовить четвертое наступление по совершенно обособленному направлению — на город Великие Луки, расположенный довольно далеко на западе Ржевского выступа. Предвидя, что Пуркаев столкнется с серьезными трудностями, Жуков выделил ему три новых мощных механизированных корпуса под командованием самых компетентных и смелых офицеров Красной армии — генерал-майоров М.Д. Соломатина, М.Е. Катукова и И.П. Корчагина. Все три корпуса должны были прорвать немецкую оборону на западном фланге Ржевского выступа и соединиться с бронетанковыми войсками Конева, атакующими с востока. Жуков приказал Пуркаеву после выполнения этой задачи направить два корпуса в сектор Белого, а третий — вверх по долине Лучесы.

Полностью согласованный с командирами подчиненных армий, план Пуркаева требовал, чтобы 41-я и 22-я армии наносили удар с запада Ржевского выступа, в секторе южнее Белого и в секторе Лучесы далее к северу. Одновременно 39-я армия Пуркаева должна быть введена в бой на широком участке фронта, у вершины выступа, с целью ограничить свободу передвижения немецких войск и захватить Оленине (штаб немецкого корпуса), а также ключевой сектор железной дороги Ржев-Оленине. 41-й армии Пуркаева под командованием генерал-майора Г.Ф. Тарасова предстояло бросить в бой 6-й сталинский сибирский добровольческий стрелковый корпус, включающий одну стрелковую дивизию и четыре стрелковых бригады, и с его помощью прорвать тактическую немецкую оборону южнее Белого. После прорыва немецкой обороны 1-й механизированный корпус под командованием генерала Соломатина и 2-й механизированный корпус под командованием генерала Корчагина должны были двинуться в сторону Андреевского и Сычевки. Там им предстояло соединиться с 20-й кавалерийской армией и танковыми частями, образовав бронированный щит вокруг основания Ржевского выступа, чтобы блокировать наступление немецких бронетанковых резервов, спешащих на помощь окруженным на выступе (33). Подошедшие стрелковые войска должны были образовать внешний фронт окружения наряду станковыми войсками и уничтожить опорный пункт Белый, который выдержал советское наступление зимой 1941 года и с тех пор был больной мозолью советских войск.

Далее на севере менее мощная 22-я армия Пуркаева под командованием генерал-майора В.А. Юшкевича должна была пронести двухдивизионное наступление против ослабленных немецких войск, обороняющихся на обоих берегах Лучесы. Прорвав немецкую оборону, 3-й механизированный корпус генерала Катукова мог закрепить успех 22-й армии, двинувшись вверх по речной долине к Оленине, навстречу наступающей 39-й армии. Стрелковым соединениям армии затем предстояло помочь 41-й армии в уничтожении немецкого опорного пункт Белый. Тем временем 39-й армии генерал-майора А.И.Зыгина с четырьмя дивизиями следовало наступать на юг, через реку Молодой Туд, а двум армиям поменьше — осуществить неглубокий охват вершины Ржевского выступа с востока и с запада. Эти атаки должны были способствовать продвижению 39-й армии к железной дороге Оленине-Ржев и ее соединению с 20-й армией у Чертолино и с 22-й армией у Оленине.

При успешно проведенном наступлении немецкие войска на Ржевском выступе подверглись бы ударам с трех сторон, притом почти одновременно, а после прорыва обороны в бой вступили бы другие советские армии (30-я и 29-я) с периферии выступа. На тот момент операция 3-й ударной армии Калининскою фронта против великолукской группировки была всего лишь интермедией, но интермедией, способной отвлечь значительные немецкие резервы от эпицентра решающей битвы подо Ржевом.

Жуков готовился к возвращению в Москву, удовлетворенный подготовкой к наступлению. Он встретился со всеми командирами армий Калининского фронта и с командирами крупных подвижных соединений. Заседания, проведенные вместе с Пуркаевым, неизменно вселяли в него спокойствие.

Ставка, Москва, Кремль, 29–30 октября 1942 года

Жуков вернулся в Москву рано утром 29 октября и немедленно приступил вместе с Генштабом к пересмотру последних планов всех предстоящих операций. Из представленного Генштабу плана Василевского он узнал, что подготовка операции «Уран» идет по графику. Краткие совещания с офицерами Генштаба убедили его, что разработка большей части планов — артиллерийского и авиационного прикрытия, подвоза боеприпасов и топлива, наведения мостов, обеспечения пайками, решения множества других задач, необходимых для проведения операции, — идет успешно, несмотря на отвратительные погодные условия на участках Калининского и Западного фронтов. Мысленно Жуков отметил: есть вероятность, что наступление будет откладываться еще несколько раз и почти наверняка начнется позже, чем операция «Уран». Он быстро взвесил последствия и вдруг понял: в случае успеха раннее наступление Василевского оттянет немецкие резервы на юг, от центрального сектора. В таком случае, понял Жуков, намеченные цели окажутся достижимыми для его войск.

Тем вечером Жуков опять встретился со Сталиным, чтобы обсудить итоги поездки. Сталин и Иванов поговорили с Жуковым о последних известиях с юга и прогрессе операции «Уран», датой начала которой теперь предположительно называли 19 ноября. Жуков изложил суть плана Конева и Пуркаева и отметил, что, хотя оба командующих рвутся в бой, они согласны с решением об отсрочке операции. На основании сведений, полученных днем раньше в Генштабе, Жуков рекомендовал начать наступление 24 или 25 ноября, чтобы извлечь как можно больше преимуществ из успеха операции «Уран». Между прочим, он упомянул, что дальнейшее распределение войск cледует проводить с учетом меняющейся обстановки. Напрямик он об этом не заявлял, но уже подумывал о подкреплении удара по Великим Лукам механизированным корпусом — за счет атаки 41-й армии. Жуков был убежден, что это незначительное изменение ни в коей мере не воспрепятствует наступлению на Белый, зато значительно поддержит наступление 3-й ударной армии на Великие Луки. Дав волю воображению, он представлял себе, как в случае успеха всех операций и падения Вязьмы она окажется полезным промежуточным пунктом для победоносного продвижения подвижного корпуса к северу от Витебска. В конце концов, в зимнем контрнаступлении главной целью советских войск был Смоленск. Теперь Советская армия значительно окрепла, а после успешного осуществления операций «Марс» и «Юпитер» немецкие войска будут измучены, им не хватит сил отразить глубокий удар. К тому же от Вязьмы до Смоленска рукой подать.

Жуков сознательно подавил эти мысли, коротко выругался и обратился к себе с резким упреком. Что с ним такое? Неужели за два года постоянного раздражения он тронулся умом? Всего восемь месяцев назад он дерзко упрекал Сталина за то, что тот ставит перед армией почти невыполнимые задачи. В то время это было позволительно: Сталин стал гораздо более терпимым с тех пор, как советские войска отогнали немцев на запад от Москвы. Жуков просто объяснял Сталину, как можно добиться более значительных успехов, — разве не в этом заключается долг главного военного советника? Именно в этом, и теперь Жукову было стыдно ловить себя на поступках, за которые год назад он критиковал Сталина, пусть и справедливо.

Жуков покинул Кремль приободренным. Теперь он полностью контролировал ситуацию, самого себя и предстоящие события. План был хорош, имел все шансы на успех. Но некое шестое чувство подсказывало ему: «Возможны и другие варианты!»

Штаб немецкой 9-й армии, Сычевка, 30 октября 1942 года

Командующий 9-й армией генерал Вальтер Модель был благодарен дождю и грязи, несмотря на перепачканные мундиры, сапоги и технику. Дождь, размышлял он, стоит нескольких линий оборонительных укреплений, а может, и резервной танковой дивизии. Модель был не философом, а воином, и подобные мысли вселяли в него тревогу. Обладая безупречной репутацией энергичного командира и блестящего тактика, а также надменной выправкой офицера старой прусской школы (с моноклем в глазу), Модель буквально излучал уверенность в себе (34). Но только не в последнее время. Вероятно, сказывалось все сразу — и необходимость провести прошлый год в должности главы «пожарной команды» вермахта, и рана, полученная в бою несколько месяцев назад. А главная причина, думал Модель, — августовский кризис, когда команда Жукова и Конева вплотную приблизилась к ликвидации его армии и остатков группы армий «Центр». Вот если бы фон Бок, Паулюс и остальные добились успеха на юге! Тогда гнетущему напряжению и неопределенности на его участке фронта пришел бы конец… Но если верить последним донесениям, немецкий натиск на юге уже ослабевал. Паулюс перешел в оборону среди руин Сталинграда, а доблестные 1-я и 17-я танковые армии группы армий «А» крепко заперты в предгорьях Кавказа. Модель подавил смешок, мельком представив себе нелепую картину: ковчег, набитый армиями вермахта, беспомощно и одиноко торчит на голой кавказской вершине. Что творит Гитлер? Куда катится немецкая армия? Чем все это кончится?