Крупнейшие и самые устойчивые мировые состояния
Шрифт:
Маер Ротшильд сделал свои первые деньги на нумизматике. В середине XVIII века многие аристократы увлекались коллекциями старинных монет. Старый Ротшильд почуял спрос и удовлетворил его. В результате он скупил несколько разорившихся меняльных лавок и завел знакомства среди дворян.
Вершиной его нумизматической дипломатии стал «гешефт» с герцогом Вильгельмом, владетелем Гессен-Ханаусского княжества. Герцог – внук и кузен английских, шурин шведского, племянник датского королей – приобрел несколько монет и не забыл еврея. В 1769 году Маер Ротшильд переехал в новый дом и приобрел новую вывеску. На ней был герб дома Гессен-Ханау и золотые буквы: «Управляющий делами господина герцога Ханаусского,
Управление делами господина герцога было весьма доходным. Вильгельм первым среди владетелей немецких княжеств ощутил дух близких перемен и решился сочетать принадлежность к королевскому роду с предоставлением кредитов под проценты. Вскоре пол-Европы, точнее, добрая половина ее государей оказалась должниками Ханаусского герцога. Проценты, естественно, взимал его управляющий.
Старый Маер был осторожен, услужлив и хитер. Сыновья: шумные, стремительные, азартные, хваткие, почти наглые, каждый с отвислым брюшком, все пятеро – осененные даром быстро и красиво думать и очень быстро делать. Отец знал свое место, эти – знали себе цену и уже понимали, что она весьма высока. Амшель, Натан, Соломон, Карл, Джеймс произвели настоящую революцию в финансовом деле отца.
Когда солдаты Наполеона захватили Гессен, покровитель Ротшильдов бежал. Согласно юридическим формальностям военного времени, всем должникам Вильгельма следовало уплатить долги не ему, а французской казне. Братья, усевшись в экипажи с двойным дном, под носом у французской полиции собрали с должников золото и спрятали векселя неуплативших. Герцог Ханаусский в изгнании, разумеется, не слишком требовал немедленной передачи собранного в свою казну. Ротшильды «крутили» его деньги.
На золото Вильгельма они создали грандиозную контрабандную сеть, которая через Англию, несмотря на ее блокаду Наполеоном, снабжала воюющий и кутящий континент шелком, табаком, кофе, сахаром, хлопком, индиго. Разумеется, по вздутым блокадным ценам.
Заработав весьма солидный куш, Ротшильды приняли два судьбоносных для рода и дела решения. Первое: отныне они прекращают торговлю и продают исключительно деньги. Автором его был «Н. М.» (Натан Маер). И второе: Ротшильды играют на поражение Наполеона – автор коллективный. Их феерическая интуиция, самонадеянность, а также политический и финансовый гений заключались в том, что последнее решение было принято после Аустерлица и до Бородино. И они сыграли.
Натану, по воле военных перипетий оказавшемуся в Лондоне, семейным советом было поручено на все деньги Вильгельма приобрести облигации английского государственного займа. На сумму, вполне сопоставимую с бюджетом небольшого европейского государства, следовало приобрести облигации по lb72. Натан выдержал паузу. Он вообще умел держать паузы, как умел их держать на театре великий Тальма. Облигации упали в цене, и Натан скупил их значительно дешевле. Разница, разумеется, осела в его кармане.
Правительству Англии потребовалось золото для армии Веллингтона на Пиренеях. Ротшильды приобрели его за lb800 тыс. у Ост-Индской компании и заслали в Париж юного Джеймса. Тот поселился на улице Наполеон, дом 5. Именно на этот адрес были посланы весьма конфиденциальные, однако не для французской цензуры, разумеется, письма. В них почтенное семейство сожалело о том, что Ротшильды-де и желали бы вывезти некое золото во Францию, да английское правительство не велит, боясь ослабить фунт оттоком из государства подобной суммы. В итоге французы сами помогли Ротшильдам вывезти золото из Англии.
Кульминацией стала битва при Ватерлоо. Сработала знаменитая курьерская служба Ротшильдов, просуществовавшая до второй мировой, но созданная именно во времена наполеоновских войн. Курьер банкирского дома на целых восемь часов опередил курьера герцога Веллингтона, и Ротшильды узнали об исходе битвы первыми, на рассвете 20 июня 1815 года.
Первое, что сделал Натан, – сообщил о поражении Наполеона главе государства. Такого рода услуги редко не вознаграждались впоследствии. И второе – отправился на биржу. Если кто-то полагает, что он отправился скупать государственные бумаги победившей, как стало ему известно, страны – он весьма ошибается. «Н. М.», как бы задумавшись, стоял у колонны, которую вскоре назвали колонной Ротшильда и методично сбрасывал, и сбрасывал, и сбрасывал огромные пакеты облигаций английского государственного займа.
Биржа дрогнула и сломалась.
По бирже пронеслось: «Он что-то знает…» Биржу захлестнула паника. Все стали судорожно сбрасывать облигации. И тогда, выдержав свою знаменитую паузу, Натан Ротшильд скупил все одним махом. Чуть позже поступило официальное сообщение о победе герцога Веллингтона при Ватерлоо.
В сущности, Ротшильды были первыми, кто так эффектно, так красиво и так убедительно сделал сверхкапитал на информации и дезинформации.
И тогда началось их время. Наполеон Бонапарт был повержен, минула Реставрация, исподволь накатило время Наполеона III. Это была эпоха опереток Оффенбаха, нарядов от Ворта и денег от Ротшильдов – зенит буржуазного раздолья. Великий Ворт одевал эпоху, наряжая высший свет в поэмы из шелка, газа, бархата, тафты и кружев. Ротшильды – финансировали ее.
Когда княгиня Меттерних, разукрашенная великим кутюрье, являлась миру на ступеньках венского театра или своего дворца, кто бы мог подумать, что эта женщина, как все смертные женщины, что кругозор ее не больше наперстка, что дальше своей шляпки она не видит. И что вся она – блистательная аристократка-гордячка – от этой шляпки до этих туфель – не более чем производное от гения Ворта и гения Ротшильдов. Ибо весь ее блеск и шарм находятся на содержании у ротшильдовских кредитов.
Кредитами австрийскому канцлеру Меттерниху, под весьма скромные к тому же проценты, было спровоцировано их дворянство. Они стали баронами. Впрочем, они сами весьма намекали и весьма настаивали. Братья даже вдохновенно создали свой собственный герб. В нем были львы, орлы, леопарды, воины в коронах, пять золотых стрел… Канцелярия была шокирована. Канцелярия отказала. Не каждый из отпрысков королевской крови мог позволить себе разом всю эту геральдическую фауну. Но подоспел очередной кредит, и канцелярия смирилась.
Аристократы в десятом-двадцатом поколении могли позволить себе безвкусицу – и им прощали безвкусицу. Они могли позволить себе роскошь – им прощали и ее. Ротшильдам подобострастно улыбались, их деньгами охотно пользовались, однако не склонны были ничего прощать. За из спинами шушукались и шептали: «Дурной тон, fi donc!» Впрочем, братья уже не нуждались ни в чьей снисходительности и ни в чьих поощрениях. Они блистали. Они делали большую политику. На их деньги Дизраэли приобрел для Ее Величества королевы Великобритании Суэцкий канал. Их советами Евгения Монтихо стала императрицей Евгенией, супругой Наполеона III.
Зато Бетти де Ротшильд была иной, она вынудила свет уважать себя и восхищаться собой. Дочь своего отца Соломона и супруга своего дяди Джеймса с отменным вкусом одевалась и с отменным тактом себя несла. В ней был покой и достоинство очень неглупой женщины, которой никогда не было нужды доказывать, что она умна. Она была пленительно хороша в юности и привлекательна в зрелые годы. Она много путешествовали и многое знала. Она брала уроки музыки у Шопена, шутила с Гейне, водила близкое знакомство с Листом и Россини. С ней любили беседовать Мюссе, Бальзак и Александр Дюма. Ее обожал князь Радзивилл и был до слез влюблен юный Луи-Филипп. В ней уже мало, что осталось от братьев – безудержно талантливых nouveau riches. Бетти была в высшей степени comme il faut. Ей первой в роду стало свойственно то особое сияние рафинированного финансового аристократизма, который стал стилем Ротшильдов в ХХ веке.