Крушение империи
Шрифт:
– Прямо сейчас – нечем, – ответила она.
– Сомневаюсь. Уверен, стоит тебе выйти в туалет, и тут же налетают подхалимы, которым нужна твоя подпись или еще что-нибудь.
– Нет, – сказала Кардения. – Сейчас всем занимается исполнительный комитет. На ближайшее будущее установлен переходный режим.
– До моей смерти, – кивнул Батрин.
– До твоей смерти.
Батрин рассмеялся, едва слышно – большего не позволяла слабость.
– Боюсь, это будущее чересчур близко.
– Постарайся об этом не думать, – сказала Кардения.
– Тебе легко говорить… – После недолгой паузы Батрин поморщился,
Кардения слегка наклонила голову:
– Ты про пение?
– Там кто-то поет?
– Снаружи целая толпа доброжелателей, – ответила Кардения.
– Уверена, что это именно доброжелатели? – улыбнулся Батрин.
Батрин Ву, отец Кардении, формально являлся Аттавио Шестым, имперо Священной империи Взаимозависимых государств и Торговых гильдий, королем Ядра и Ассоциированных наций, главой Взаимозависимой церкви, наследником Земли и отцом всего сущего, восемьдесят седьмым имперо из дома Ву, ведшего свою историю от пророчицы-имперо Рахелы Первой, основательницы Взаимозависимости и Спасительницы Человечества.
– Вне всякого сомнения, – сказала Кардения. Оба сейчас находились в Брайтоне, имперской резиденции в Ядропаде, столице Ядра, где больше всего любил бывать ее отец. Официально имперский трон располагался в нескольких тысячах километров выше по гравитационному колодцу, на Сиане, широко раскинувшейся космической станции, которая парила над поверхностью Ядра и была видна из Ядропада, казавшись гигантской зеркальной тарелкой посреди тьмы, – вернее, была бы видна, если бы большая часть Ядропада находилась на поверхности планеты. Ядропад, как и все города Ядра, располагался в вырубленной искусственной полости внутри каменной толщи; наружу выступали лишь служебные купола и сооружения, ожидая в вечных сумерках восхода солнца, который не мог наступить на планете, обращенной к звезде одной стороной, а если бы наступил, жители Ядра тотчас же испеклись бы, словно картошка в духовке.
Аттавио Шестой терпеть не мог Сиань и никогда не задерживался там дольше необходимого. И уж точно не собирался там умирать. Домом его был Брайтон, у ворот которого столпилась тысяча, а может, и больше доброжелателей, подбадривавших его радостным пением, которое иногда сбивалось на национальный гимн или приветствие для имперской футбольной команды. Кардения знала, что всех доброжелателей тщательно проверили, прежде чем подпустить к воротам Брайтона ближе чем на километр, чтобы их мог услышать имперо. Некоторым даже не пришлось платить за то, чтобы они пришли.
– Сколько нам пришлось заплатить? – спросил Батрин.
– Почти ничего, – ответила Кардения.
– Мне пришлось заплатить всем трем тысячам человек, которые пришли порадовать на смертном одре мою мать. И притом немало.
– Ты популярнее твоей матери.
Кардения никогда не видела свою бабушку, имперо Зетиан Третью, но от того, что она вычитала в исторических хрониках, вставали дыбом волосы.
– Даже камень был бы популярнее моей мамочки, – сказал Батрин. – Но не стоит обманывать себя, дитя мое. Ни один имперо Взаимозависимости никогда не пользовался популярностью. Это не входит в их профессиональные обязанности.
– По крайней мере, ты популярнее большинства, – предположила Кардения.
– Именно потому тебе
– Если хочешь, могу их отослать.
– Они мне нисколько не мешают. Узнай только, принимают ли они заявки на песни.
Наконец Батрин снова задремал. Убедившись, что он спит, Кардения встала с кресла и вышла в личный кабинет отца, временно позаимствованный ею, – впрочем, скоро он все равно стал бы ее собственным. Покидая отцовскую спальню, Кардения увидела отряд медиков во главе с Кви Дринином, имперским врачом: они склонились над ее отцом, чтобы умыть его, осмотреть и убедиться, что ему обеспечен лучший уход, какой только может получить страдающий от неизлечимой болезни.
В кабинете Кардению встретила Наффа Долг, недавно назначенная главой ее аппарата. Наффа молча ждала, когда Кардения откроет маленький холодильник, достанет бутылку с содовой, сядет, откроет бутылку, сделает два глотка и поставит бутылку на отцовский письменный стол.
– А подставку? – сказала Наффа, обращаясь к своей начальнице.
– Что, обязательно? – спросила Кардения.
Наффа показала на стол:
– Этот стол изначально принадлежал Турину Второму. Ему шестьсот пятьдесят лет. Подарок отца Женевьевы Н’дон, которая стала женой имперо после…
– Хватит, – подняла руку Кардения. Взяв со стола небольшой томик в кожаном переплете, она подвинула его к себе, поставила на него бутылку и только тогда обратила внимание на выражение лица Наффы. – А теперь что?
– Ничего особенного, – ответила Наффа. – Просто ваша «подставка» – первое издание «Комментариев к доктринам Рахелы» Чао, которому почти тысяча лет. Оно бесценно, и даже мысль о том, чтобы поставить на него бутылку, равна величайшему богохульству.
– О господи. – Кардения сделала еще глоток из бутылки и поставила ее на ковер рядом со столом. – Теперь ты счастлива? Разве что ковер тоже невыразимо бесценен.
– Собственно…
– Следует ли понимать так: всему, что есть в этой комнате, кроме нас двоих, многие сотни лет, оно изначально подарено кому-то из моих предков другой невероятно знаменитой исторической личностью и оно не имеет цены или, по крайней мере, стоит дороже, чем большинство людей зарабатывает за всю свою жизнь? Есть в этой комнате хоть что-нибудь, не соответствующее данному описанию?
Наффа показала на холодильник:
– Думаю, это просто холодильник, и ничего больше.
Кардения наконец нашла на столе подставку и переставила на нее бутылку с ковра.
– Этой подставке, вероятно, четыреста лет, и она подарена герцогом Края, – сказала она, взглянув на свою помощницу. – Только не говори, будто это так и есть.
– Не буду. – Наффа достала планшет.
– Но ведь знаешь?
– К вам обращаются из исполнительного комитета, – сказала Наффа, проигнорировав последнее замечание начальницы.
– Кто бы сомневался, – развела руками Кардения.
Исполнительный комитет состоял из трех представителей гильдий, трех членов парламента и трех архиепископов церкви. Некогда комитет был прямым связующим звеном между имперо и тремя центрами власти во Взаимозависимости. Сейчас же его членам предстояло обеспечить преемственность власти в последние дни правления имперо, и они слегка сводили Кардению с ума.