Крушение «Мэри Дир», Мэддонс-Рок

Иннес Хэммонд

Теперь лопата казалась совсем легкой, руки почти не болели, уверенность и воля снова вернулись ко мне. Я ощутил прилив энергии.

Минут через десять непрерывного труда машина набрала обороты; три минуты потребовалось, чтобы развернуть корму. За эти три минуты давление резко упало, но его удалось поднять к тому времени, когда с капитанского мостика раздался новый сигнал.

В 15.30 Патч позвал меня и велел встать за штурвал:

– Наблюдайте за пеной, она поможет вам узнать направление ветра. Все время старайтесь держать судно точно по ветру. При малейшем отклонении оно начнет зарываться носом. И увереннее держите штурвал с того момента, как дадите мне команду запустить машину, а еще не забудьте, что после остановки машины судно идет еще добрых пять минутТ

С этими словами он ушел, оставив меня наедине со штурвалом. Возможность стоять спокойно и держать в руках легкий штурвал радовала после изнурительной работы. Но если внизу, возле ревущей топки, в шуме машины тебя охватывало чувство безопасности и относительного покоя, то здесь ты оставался лицом к лицу с реальностью. В мрачном полусвете было видно, что нос «Мэри Дир» так осел, что едва просматривался сквозь набегающие волны.

Ветер и волнение разворачивали судно, и мне пришлось дать команду на включение машины. Как только она заработала и судно стало ложиться на прежний курс, вся передняя палуба покрылась бурлящей пеленой воды. Меня прошиб холодный пот и охватила дрожь. В рубке удалось найти шерстяную фуфайку, и я напялил ее, мимоходом глянув на карту.

Там было отмечено наше новое положение. Мы находились на полпути между Рош–Дувр и Минкис. Подводные рифы становились все ближе.

В 18.30 Патч сменил меня. Некоторое время он смотрел поверх носа корабля в потускневший солнечный диск, озаряющий злополучное, измученное штормами море. Его лицо и шея блестели от пота, глаза глубоко запали, черты заострились.

– Пройдите хоть ненадолго в рубку, – сказал он, беря меня .за руку. То ли ему надо было прикоснуться к живому человеку, то ли просто он удержался за меня при очередном крене судна. – Сейчас дует восточный ветер, но он, вероятно, скоро сменится на зюйд–вест. – Патч показал на карту: – Если не проявить осторожность, нас отнесет прямо к центру Минкис. Значит, сейчас нам необходимо все время держать курс на юг. Каждый раз, запуская машину, мы должны использовать ее как можно эффективнее!

Я кивнул:

– Куда вы направляетесь? На Сен–Мало?

– Никуда я не направляюсь. Просто пытаюсь удержаться на плаву. – Немного поколебавшись, он добавил: – Через четыре часа начнется прилив. Он продлится большую часть ночи. Если принять в расчет ветер, то можно предположить, что прилив будет достаточно сильным.

Я выглянул наружу, и душа у меня ушла в пятки. Казалось, положение ухудшалось с каждой минутой.

Я наблюдал, как, сверяясь с навигационными таблицами, он отмечает крестами наш путь: около пяти миль к западу от Минкис и еще немного южнее.

– • Мы не пройдем за час так много! – возразил я.

Он бросил карандаш:

– Проверьте, если не верите мне! Прилив идет на зюйд–вест со скоростью примерно три узла. Два узла предоставьте ветру и машине, отсюда и результат.

Я уставился на карту. Минкис неумолимо приближалась.

– А в следующие два часа? – поинтересовался я.

– В следующие два часа прилив значительно ослабеет. Мои расчеты показывают, что мы будем примерно в миле на зюйд–вест от бакена Минкис и станем там болтаться первую половину ночи. А когда начнется отлив… – Он пожал плечами и вернулся к штурвалу, бросив напоследок: – Все зависит от того, удастся ли нам вообще продвинуться к югу!

С этим веселым прогнозом я снова вернулся к своей работе внизу: к лопате, к углю, к сверкающему зеву топки. Час внизу, час на капитанском мостике: только успевай поворачиваться! Сами не свои от усталости, мы делали свое дело машинально, бессознательно меняя ритм движений, то замедляя его на мостике, то ускоряя в опасной близости оттопки. Я помню, что стоял за штурвалом, когда наступила темнота. Казалось, она подкралась почти незаметно. Просто в какой–то момент я перестал видеть нос судна и слетающую с гребней волн пену, по которой определял направление ветра. — В темноте передо мной лишь смутно виднелись белые гребешки.

Палуба ходила ходуном, а когда волна разбивалась о борт, создавалось впечатление, что мы несемся по речной стремнине с головокружительной скоростью… Теперь я полагался только на компас да на собственное чутье, а машина неуклонно продвигала судно к югу.

Около полуночи я увидел свет, на мгновение мелькнувший впереди. Хоть бы это оказалось только игрой воображения! К этому времени я уже изрядно утомился, а свет мелькнул смутно и призрачно. Но вскоре в двух румбах справа по носу я снова увидел этот огонек. Теперь он прерывисто мелькал, то появляясь, то исчезая за волнами.

В конце концов я решил, что это может быть группо–проблесковый огонь. На карте юго–западнее Минкис был обозначен бакен, около него стояло обозначение Gr.fl(2)'.

( Обозначение группо–проблескового маяка на английской морской карте.)

– Примерно этого я и ждал, – заявил Патч, сменив меня за штурвалом. В его голосе не слышалось особого энтузиазма. Он произнес это без всякого выражения и немного устало.

Теперь огонек был виден постоянно. Он становился все ближе и яснее, пока не начал тускнеть с первым серым проблеском зари.

Было половина шестого утра, когда я снова встал за штурвал. К этому времени я уже валился с ног. Ночь в котельном отделении была адом, особенно последний час, когда я, весь взмокший, вертелся около горящей топки.

Направление отлива изменилось, и мелькающий бакен приближался к нам не с самой удачной стороны. Вскоре рассвело, и я увидел сам бакен, одно из тех ко–лонноподобных сооружений, которые используют французы. Я подумал, что даже сквозь свист ветра можно уловить его траурное, словно похоронное завывание. Нам надо было пройти по меньшей мере в полумиле от него. Я сверился с картой, вызвал Патча по переговорной трубе и попросил его подняться.

Казалось, прошло немало времени, прежде чем он появился на мостике, волоча ноги, как тяжелобольной, только что поднявшийся с постели. Меняясь вахтами ночью, я заметил, что он похож на призрак, но решил, что это из–за тусклого освещения. Теперь же, увидев его при свете дня, я ужаснулся его мертвенной бледности.

– Да вы же едва стоите на ногах!

Он непонимающе уставился на меня. Наверное, я и сам был не лучше.

– В чем дело? – спросил он.

Я указал на бакен Минкис, примерно в четырех румбах от носа по правому борту.