Крушение «Мэри Дир», Мэддонс-Рок
Шрифт:
Меня клонило в сон, веки слипались от усталости. Холодная, мокрая одежда мешала заснуть, и я нехотя поднялся. В рундучке я нашел сухую одежду и надел шерстяную майку, рубаху, свитер и брюки. По всему телу разлилось тепло, и зубы перестали выбивать дробь. Из пачки, лежащей на столе, я взял сигарету и закурил. Снова лег на койку, закрыл глаза и погрузился в приятную полудрему. Мне стало лучше, и я перестал беспокоиться о себе. Все мои мысли сосредоточились на одном: только бы «Морская ведьма» благополучно пришла в Питер–Порт.
Согревшись, я задремал. В каюте было душно, пахло застарелым потом. Сигарета медленно выскользнула из моих пальцев.
Вдруг чей–то отдаленный голос произнес:
– Сядьте и выпейте это!
Я открыл глаза и увидел капитана с дымящейся кружкой в руках. Это был горячий чай с ромом. Я было попытался поблагодарить его, но он оборвал меня быстрым, гневным движением руки. Он молча стоял надо мной и смотрел, как я пью. Лицо его оставалось в тени, а в молчании чувствовалась какая–то странная враждебность.
Судно сильно качало, и сквозь открытую дверь до меня доносился свист ветра, гуляющего по палубе. Если заштормит, взять «Мэри Дир» на буксир будет трудно. Вряд ли удастся подвести к ней буксировочный трос. Я вспомнил слова Хэла, как опасны острова Ла–Манша с подветренной стороны. Горячий напиток прибавил мне сил. Теперь, бездельничая на борту «Мэри Дир», я мог заново трезво оценить ситуацию.
Я смотрел на стоящего передо мной человека и размышлял, почему он отказался покинуть судно.
– Как вы думаете, когда может подойти помощь? – спросил я его.
– Никакая помощь не подойдет. Связи не было. – Вдруг он наклонился ко мне со сжатыми кулаками; лицо,
освещаемое серым светом из иллюминатора, казалось суровым и резким. – Почему, черт возьми, вы не остались на своей яхте? – процедил он сквозь зубы, повернулся и направился к двери.
Я спустил ноги с койки:
– Таггарт!
Он резко развернулся, словно я ущипнул его за спину.
– Я не Таггарт! – Он прошел назад. – Почему вы решили, что я – Таггарт?
'- Вы же сказали, что вы – капитан!
– Да, я капитан, но мое имя Патч. – Он снова стоял передо мной, заслоняя свет. – Откуда вы узнали о Таг–гарте? Вы как–то связаны с владельцами? Так вот почему вы здесь… – Он провел рукой по измазанному сажей подбородку. – Нет. Не может быть! – Некоторое время он смотрел на меня, пожал плечами и сказал: – Ладно, поговорим об этом позже. Времени у нас предостаточно. Все оно наше! А теперь вам лучше поспать.
С этими словами он повернулся и вышел.
Спать! Пять минут назад мне этого хотелось больше всего на свете, но сейчас сон как рукой сняло. Не скажу, чтобы я испугался, нет. Просто стало как–то не по себе. Меня не удивляло, что этот человек вел себя так странно, в конце концов, он двенадцать часов пробыл на судне в полном одиночестве, сам тушил пожар, сам поддерживал огонь в топках. Конечно, он окончательно выбился из сил. Такие двенадцать часов могли вывести из равновесия любого, но если он – капитан, то почему не Таггарт? И почему судно не радировало о помощи?
Я неловко встал с койки, натянул сапоги, лежавшие под столом, и, пошатываясь, вышел из каюты.
Все судно ходило ходуном. Оно стояло бортом к волне и раскачивалось при каждом порыве ветра.
Я направился к капитанскому мостику. Хлестал дождь, и видимость была не более мили. Все море было совершенно белым от пенных брызг, несущихся по ветру. Начинался шторм.
Компас указывал на норд, но ветер поворачивал судно к весту, почти преграждая путь к Питер–Порту. Я стоял, оценивая обстановку, слушая рокот моря и пристально глядя на холодную пустыню волнующихся вод. Если Хэл сделает это – если он под защитой Гернси придет в Питер–Порт… Но на это ему потребовалось бы несколько часов, и потом, он же не сразу поймет, что никакого сигнала бедствия не было… Спасательному буксиру придется бороться со штормом, чтобы добраться до нас, на это уйдет не менее шести часов. Тогда уже наступит полная темень, и нас никто не найдет…
Я развернулся и пошел в ходовую рубку. На карте уже было отмечено новое положение корабля: маленький крестик в двух милях северо–восточнее Рош–Дувр. Рядом с крестиком была отметка: 11.06.
Сейчас было четверть двенадцатого. Я вычертил линию нашего дрейфа. Если ветер по–прежнему будет с востока, нас отнесет прямо на отмель Минкис. Он тоже понял это, потому что на карте была нанесена чуть заметная карандашная линия, а на месте отмели остался грязный след его пальца.
Да, он был в достаточно здравом уме, чтобы оценить опасность! Я стоял уставившись на карту, пытаясь понять ход его мыслей.
Положение не из приятных. Перспектива быть отнесенными к скалистым утесам Джерси не сулила ничего хорошего, но отмель Минкис…
Я потянулся к книжной полке над столом в надежде разыскать вторую часть «Ченнелз пайлот» Ц лоции Ла–Манша. Ее не было. Впрочем, сейчас это не имело значения. Мне хорошо была известна репутация ужасающего скопления скал и рифов под названием «отмель Минкис». Я представлял себе, каково будет нам, когда судно разобьется на куски о скалы, когда заметил в задней стенке дверь, на которой была надпись: «Радиорубка».
Я вошел в радиорубку, и мне стало ясно, почему не был послан сигнал бедствия: повсюду виднелись следы всепожирающего огня.
Охваченный волнением, я заторопился к двери. Огонь в трюме, да еще и здесь! Но это были следы старого пожара. Уже выдохся запах гари, а на потолке и стенах обгоревшие доски были заменены новыми, но и только. После пожара все так и осталось неприбранным. На полу валялись запасные аккумуляторы, упавшие в рубку через дыру, прожженную в потолке. Один из них грохнулся на почерневший от огня стол и раздавил полурасплавленные остатки передатчика. От койки и стула остались одни почерневшие каркасы, с прикрепленного к стене приемника свешивались сталактиты расплавленного олова. Пол был завален почерневшими кусками дерева и металла. Что бы ни явилось причиной пожара, он был ужасен.