Крушение
Шрифт:
Тюрин доволен, пыхтит своей трубкой. Хочет что–то сказать Верочке, подзывает к себе усмешливым взглядом.
— Дядя Саша, я что–нибудь не так сделала, да? — простодушно спрашивает Верочка.
— Нет, дочка, все верно. Но… — Тюрин гладит усы, в уголках рта мелькает потаенная догадка. — Но… что это на тебя пялит глаза этот военный?
— Какой военный? — с тем же наивным простодушием спрашивает Верочка.
— Вот тот, что приехал с шефами… Капитан. Уж больно он зарится на тебя. Смотри, еще увезет с собой, а? — Тюрин пыхнул трубкой, дым разошелся, кольцуясь.
Договорить
— Верочка! — окликнул бросившийся навстречу ей капитан. Он так быстро бежал, что ударился ногой о чтото металлическое, но боли как будто не почувствовал.
— Алексей, ты?! — от удивления Верочка даже присела.
Они обнялись. Алексей, не стыдясь, поцеловал ее в щеку.
Тюрин пошел к костру обогреваться, оставив их.
— Как же ты работаешь тут, Верочка? — спросил Алексей, чувствуя, что говорит совсем не то, что думалось, что волновало сердце.
— Работаю, — уклончиво отвечала Верочка, в смущении прикрывая рукою щеку.
— Не устаешь?
— Нет.
— По дому скучаешь?
— Скучаю малость.
— Пишут тебе из дому–то?
— Пишут, — и замолкла, не зная что сказать Алексею. Помедлила и спросила невпопад: — А ты, Алеша, свиделся там с Натальей? — Она поглядела на Алексея, который стал вдруг мрачным, и тотчас поправилась: — Наталья тоже где–то под Сталинградом, да уж, небось, фронт разбросанный, могли и не увидеться…
Глаза Алексея на миг потускнели. Казалось, ему мучительно неприятно было слышать о Наталье. И Верочка перестала допытываться.
Вопреки ожиданию, она посмотрела на Алексея с улыбкой, будто внутренне одобряла и хвалила его. Во всяком случае, как и раньше, Верочка не пыталась выгородить сестру, находя ее поступок гадким. Верочка сейчас думала об этом, и в ней другое чувство рождалось. Чувство близости к Алексею. И то, что она сейчас увидела Алексея, было для нее ожиданием пусть и неисполненного, но уже ощутимо близкого, найденного счастья. Она еще ни о чем серьезно не думала, не ждала и не строила никаких планов, но увидев его, как–то сразу обрела радостное ощущение тепла и близости к нему. «Нет–нет, что это со мной, — протестовал в ней какой–то чужой голос, а свой боролся и волновал: — А что дурного в этом? Возьму и приглашу к себе… Все–таки он для меня совсем, совсем… Любый мой». — Верочка вдруг заморгала, ощутив навернувшиеся на глаза слезинки.
— Ты чего это… плачешь? — встревожился Алексей.
— Нет, это у меня просто… от ветра… — едва нашлась с ответом Верочка и, заминая вопрос, кивнула на костер поодаль, спросила: — Это ваш начальник, да?
Алексей, увидев у костра Гребенникова, подтвердил, но не переставал размышлять о непонятности ее слез.
«Если ей жалко сестру, то почему оке глаза ее такие горящие? И вся она какая–то возбужденная», — соображал Алексей.
— Он у вас сердитый, да? — л-не переставала допытываться Верочка. — Держит вас в строгости?
— Ему по: штату положено.
— Как это по штату?
— Начальник, он всегда должен быть строгим. Стоит отпустить вожжи…
— По увольнительной ходите. А так и никуда не можете отлучиться? — с сожалением проговорила Верочка.
—
Прежде чем ответить, Верочка помедлила, обивая с валенок снег. В это время гревший на огне руки комиссар позвал Кострова, и он уже хотел идти, как Верочка предложила:
— Приходите к нам. Вон в поселок. Расскажете нам о фронте… Спросите тетю Дашу, и она укажет. Сможете? — Голос ее дрогнул, она опустила глаза, ожидая.
— Попытаюсь, — поклонился на ходу Алексей.
Гребенников сообщил Кострову,, что в здешней округе много перевезенных на восток предприятий, и все приглашают, чтобы военные шефы, прибывшие с фронта, побывали у них, выступили перед рабочими. «Но меня ждет Верочка», — подумал Алексей и принужденно сознался, что вечером он уже приглашен в поселок.
— Иди, приветствую и такое приглашение, — лукаво подмигнул Иван Мартынович. — Только постарайся завтра отыскать нас. Выступишь здесь перед всем рабочим людом.
— Не умею я.
— Ничего, сможешь. За язык не повесят.
Управившись с делами на заводе, Алексей Костров прихватил с собой вещмешок и пошел в поселок.
Вечер был поздний, но снег будто разгонял темноту. Алексей не стал выбирать дорогу, шел наугад по целине, увязая в снегу, не сбиваясь, однако, с тихо мерцающих впереди огоньков. Километра три отмахал легко. На окраине его поджидала Верочка. Она подбежала к нему, взяв с живостью за руки.
— А я-то ждала.
— Зачем? Я и сам бы нашел. Замерзла? — жалеючи спросил Алексей.
— Немножко, — сказала она и ответно прижалась к взявшему ее под руку Алексею.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Домишко, куда они зашли, был деревянный барак, стылый, насквозь продуваемый ветрами. Тетя Даша, сидя на корточках, раздувала печку–времянку, дрова были сырые и мокро сипели на огне.
— Да вы уж не обессудьте. Дров–то нынче нехватка. Заводы, машины, люди под открытым небом. Только и спасение — костры. Денно и нощно жгут, — устало приподымаясь, заговорила тетя Даша и подала военному шероховатую от сухих мозолей руку. — Верочка, да что ж гость стоит? Подай гостю стул. А раздеваться погодите, — увидев, что военный начал снимать шинель, забеспокоилась хозяйка. — Вот нагреется маленько, соберется тепло, тогда и разденетесь.
Она опять принялась раздувать огонь, переворачивая в печке обгорелые, тлеющие сырые поленья.
— Дрова нынче на вес золота. Всем нужно отопляться, а где их взять, когда такая нужда в кострах, — говорила хозяйка. И когда дрова занялись медленным огнем, она встала и больше уже к печке не склонялась, а все приговаривала извиняющимся голосом: — Вы не обессудьте, что сразу не протопили… Ночи длинные, конда нет, выдует. Приходится топить поздно, чтоб тепло Дольше продержалось.
Тетя Даша вышла с чугунком наружу, вернулась, поставила набитый снегом чугунок на плиту и потом, ни слова не говоря, ушла.