Крутой мэн и железная леди
Шрифт:
И резким движением сдернула с себя куртку, скинула туфли, постаравшись, чтобы они с грохотом улетели в угол, принялась расстегивать брюки.
– Погоди, – вкрадчиво проговорил парень. – Не спеши! Я хочу увидеть не просто раздеванье, а хороший стриптиз. Вряд ли у тебя что-то получится без музыки.
Он отпустил Юрия – его голова со стуком упала на пол, словно у неживого, – и шагнул к магнитофону. Нажал на клавишу – и спустя мгновение раздались рваные аккорды аккордеона: незабываемое начало красивейшего на свете танго – «Champagne splаsh», «Брызги шампанского».
Потом гитара вплелась в мелодию, а аккордеон на время утих, чтобы стал слышнее ее страстный перебор, но вот снова зазвучал аккордеон, а гитара почти утихла…
Боже ты мой, любимая музыка… сколько же времени Алёна ее не слышала? У нее когда-то была пластинка – да, не диск, не магнитофонная запись, а именно черная граммофонная пластинка со всеми этими потрясающими танго: «Cumparsita», «Jalousie», «Santa Monica», «Chitarra Romana», «Adios pampa mio» – эту мелодию Алёна практически не могла слушать, потому что сразу начинала плакать от ее невероятной красоты, – но самым любимым все же оставались «Champagne splаsh». Пластинка разбилась… разбилась при переезде с дачи. Точно: на даче Алёна ее часто слушала. Танцевала под нее и…
Она замерла, неловко придерживая полурасстегнутые брюки и глядя на стоящего перед ней парня. У него было размалеванное лицо, да, но кожа на груди – гладкая, чуть загорелая без единого волоска. Мрамор. Даже не касаясь его, чувствуешь, что этот мрамор теплый. Алёна хрипло вздохнула, ощутив, что страх отпустил ее.
Ничто вроде бы не изменилось: Юрий неподвижно лежал на полу, и Инна жалась в углу, прижимая к животу окровавленную руку, а где-то на кухне умирал Ваня, а между тем Алёной вдруг овладело удивительное спокойствие. Этот парень со страшным, черно-лиловым лицом не причинит ей зла. Потому что… потому что когда-то, много лет назад, она тоже не причинила зла ему.
Было такое чувство, что кто-то нашептал ей в ухо это открытие. Закружилась голова от ощущения власти над ним!
Но он не должен догадаться, что она узнала его.
«Champagne splаsh»… Олег! Нарцисс!
Алёна медленно спустила на пол брюки и переступила через них. Она знала, как выглядит сейчас: серый короткий свитерок, отливающий серебром, черные стринги и черные гольфы до колен. Медленно потянула свитерок вверх.
И тут он бросился к ней.
Бедный мальчишка… Да, все-таки она испортила ему жизнь, но какое счастье, что он этого не понимает!
Он вообще сейчас ничего не понимал. Он прижимал ее к себе так, что она не могла дышать. Он был чуть выше ростом, и голову Алёны до боли прижал к своему загорелому плечу. Она чувствовала слабый горьковатый запах его тела, видела россыпь меленьких родинок под ключицей.
Эти родинки она тогда целовала – каждую по отдельности. А он потом целовал все ее родинки.
Господи, что это с ними произошло? Зачем?!
– Прости меня, – бормотал он, – прости меня!
– Это ты меня прости, Олег, – выдохнула Алёна. – Я понимаю, я все понимаю…
Его руки скользнули по спине вниз, к бедрам. «Champagne splаsh»! Наверное, это останется с ними навсегда. Может быть, музыка их околдовывает? Может быть, если бы он не поставил эту мелодию, между ними стояла бы его злость? А сейчас между ними не было ничего, кроме какой-то ненужной одежды…
Не было ничего и никого. Правда, в комнате Юрий, но он без сознания, а Инка не в себе. Да, телефон включен, но это чепуха, даже если кто-то что-то слушает, он вряд ли что-нибудь слышит и уж точно – ничего не видит! Поэтому можно… можно всё… Его пальцы все сильнее впивались в ее тело, и она тоже обнимала его все крепче, ощущая его окаменевшие от напряжения мышцы, его запаленное дыхание… И вдруг он дернулся, охнул и поник в ее руках.
Поник – и медленно выскользнул из ее объятий на пол.
Алёна смотрела помутившимися глазами и не понимала, кто это стоит над Олегом… какой-то маленький, широкоплечий, бледный… на нем смятый белый халат, а на запястьях и щиколотках обрывки скотча… на щеке налип пластырь… Руки стиснуты в замок. Да, таким «замком» и голову человеку проломить можно, не то что с ног сбить.
– Ваня?! – прошептала Алёна, не веря глазам.
Ну да, это был он.
Схватившись за голову, он покачнулся, наклонился над Олегом и вдруг что было силы пнул его в бок раз и другой.
– Не надо! – хрипло выкрикнула Алёна, хватая его за руку, и ахнула, подняла эту руку, разглядывая запястье, потом другое. Там, под полосами скотча, – никаких ран.
Что говорил Олег? У «санитара» взрезаны вены. Ну и где они взрезаны?
Он врал? Зачем?!
– Что с тобой было? – пробормотала Алёна.
– Сам не знаю! – Ваня ощупал голову. – Кто-то ударил по голове. Очнулся на полу, связанный. Сбросил со стола нож, кое-как пристроил его, смог перерезать… – Он тяжело выругался и снова пнул неподвижного Олега.
– Не надо, погоди, – слабыми руками оттолкнула его Алёна. – Не надо. Посмотри лучше, что с Юрием.
– Нормально, – прозвучало чуть слышно. – Я в порядке… Ох, Ванька, помоги встать…
Ваня, заплетая ногу за ногу, поплелся к нему, помог подняться на колени, потом выпрямиться. Теперь они стояли, цепляясь друг за друга, чуть покачиваясь.
– Пара хромых, запряженных с зарею, – процедил Юрий сквозь зубы. – Ничего, сейчас оклемаемся. А с этим что? Ну ты и приложил его, Ванька!
– Мне до лампочки, что с ним, – буркнул фельдшер.
– Он без сознания! – выдохнула Алёна, неловко натягивая брюки, как вдруг в дверях показался Пак.
Алёна замерла, полуодетая, глядя на него недоверчиво: раньше глаза у него были узкими, а теперь стали круглыми.
– Что тут? Что?.. – причитал он своим тонким голосом, который звучал еще пронзительней, чем прежде.
– Пошли вон! – раздался пронзительный крик, и Инна, с этим ремнем на шее, в боевой раскраске похожая не на человека, а на какое-то диковинное существо, сбежавшее из зоопарка, выскочила из своего угла. Все это время она стояла неподвижно, так что Алёна даже забыла о ее присутствии. Ну, теперь пришлось вспомнить! – Пошли вон!