Крутой пришелец
Шрифт:
Так, в первую очередь надо остановить кровотечение. Иначе запросто может быть сепсис. Неизвестно, чистые ли у гарпий когти.
Я набрал снега и стал промывать раны себе и Диогену. Не очень это приятно, скажу честно. Но не хуже йода или зеленки, это точно. Там жжет и щиплет, здесь то же самое. Жаль, спирта нет. Но тут уж ничего не попишешь. Где же его взять? Может у нашей гарпии вино есть? Нет, лучше ее об этом не спрашивать. Зачем нам неприятности?
Диоген только стонал, когда я ему промывал раны и останавливал кровь. Да, ран много и все глубокие. Как я там делал во Флоринополе? Надо сосредоточиться. Нет, главное, расслабиться…
Через минуту тело Диогена
Затем я вправил ему челюсть. Хотя долго не мог ухватиться, потому что Диоген дергался и вырывался. Он оказался из тех, кто до смерти боится врачей и не признает хирургию. Мне удалось его заставить не двигаться только, когда я пригрозил, что выкину его в пропасть. Он затих на секунду, обдумывая мою угрозу, верить ли ей или не верить. Решил не верить. Но было уже поздно. Собравшись с силой, я поставил ему челюсть на место. Диоген охнул, а потом, через несколько секунд широко улыбнулся:
– Асклепий! – В глазах у него горел огонь подлинного восхищения моим врачебным искусством. – Бог врачеватель! Я могу говорить. И у меня ничего не болит.
– Остался нос, – сказал я.
– Нос? А что нос? Что с ним?
– Он сломан.
Диоген расстроился. Из глаз его полились слезы, губы задрожали.
– Ну, ну! – похлопал я его по щеке. – Относись к этому по-философски. Сейчас я попробую что-нибудь сделать.
Я стал осторожненько ощупывать Диогену нос. Да, перегородки сломаны, носовые пазухи погнуты, переносица ушла внутрь. Да, тяжелый случай. Но не смертельный.
– Теперь ты похож на Бельмондо, – попытался я успокоить плачущего и стонущего от боли философа. – Женщины от него тащатся.
– Как же теперь на меня глянет Наташа? – прорыдал Диоген. – О, моя несравненная красавица! О моя гордость, мой греческий нос! Как же я буду без тебя? И даже нечем горе залить. Моя драгоценная фляга утеряна.
Первый раз вижу, чтобы так убивались из-за сломанного носа. Да и греческим носом называть ту картошку, которая была до недавнего времени у Диогена, несколько необдуманно. Хотя, каждый волен думать о себе что хочет.
Я продолжал ощупывать нос Диогена, и по мере того, как мои пальцы исследовали его носовую область, Диоген переставал плакать и стенать.
– Что, полегчало? – поинтересовался я.
– Ты знаешь, Адал, да. Мне намного легче. Совсем не болит. У тебя волшебные руки. Если бы ты еще сделал все, как было, я был бы счастлив.
– Как было? – усмехнулся я. И вдруг мне чертовски сильно захотелось вернуть Диогеновскому носу былую форму. – Попробуем.
Я нажал пальцами, внутренне ожидая, что сейчас раздастся дикий крик, а то и удар. Нет, никаких ругательств и проклятий не последовало. Диоген сидел и стоически терпел мои действия. Я нажал сильнее. Тот же эффект. Тогда я стал мять нос и лицо философа, словно это была мягкая глина или пластилин. Чудо? Чудо. Называйте это, как хотите. Но не прошло и десяти минут, как я вернул Диогену его прежнюю внешность. Нет, не прежнюю. Наоборот, он стал еще симпатичнее. Философ быстро сообразил, что к чему и сам попросил гнусавым шепотом:
– Убери курносость, пожалуйста. Страсть, как надоело быть курносым. Во всей Греции нет ни одного курносого философа, кроме меня.
Я убрал, и чуть уменьшил ноздри и прибавил, опять же по просьбе Диогена, горбинку. Она, якобы придаст его облику мужественность. Хм, действительно придала. Им теперь можно запросто пугать
– Готово! – сказал я и вытер пот с лица.
– Здорово! – каркнул за спиной голос.
Мы оба вздрогнули. Увлекшись косметической операцией, как-то совсем позабыли про гарпию, и даже не обратили внимания на то, что она давно перестала храпеть. А она, как оказалось, все это время внимательно наблюдала за моими действиями.
– А вот я хочу курносый нос! – заявила она, подходя ко мне. – Когда-то в детстве, когда я только что вылупилась из яйца, он у меня таким и был. Но потом борьба за жизнь, неизбежные эволюционные процессы, то да се… в общем, теперь уже не то. – Гарпия грустно вздохнула. – А я так мечтаю снова стать курносой девочкой. Можешь?
Я внимательно с лап до головы осмотрел Леопольдину.
– Сделаем!
Операция шла минут пятьдесят или сорок, точно не припомню. Пришлось повозиться и попотеть. Организм не совсем знакомый, к тому же у меня самые поверхностные знания по ветеринарии. К тому же, когда я с грехом пополам справился с ее носом и сделал его таким, каким его задумала матушка природа, и получился он действительно очень даже неплохим, Леопольдина вдруг потребовала, чтобы я сделал ее черные перья белыми. Сначала я растерялся. Но потом проник в ее подсознание, мысленно провел необходимые анализы, проследил схему строения ее ДНК, сделал необходимые изменения, а именно, поменял генетический код, структуру желез, сегментацию и пигментацию, и прямо на глазах, наш динозавр стал превращаться в прекрасную принцессу-лебедь. И все за очень короткий промежуток времени. Фантастика! Толстые мускулистые руки ее стали по-девичьи нежными, тонкими и грациозными. И никаких ужасных когтей! Грудь. О, что это за грудь! Достойна кисти Рафаэля и резца Родена. Ее бы на обложку «Плэйбоя»! Сам бы купил. А лицо! Это же лицо богини. Венера и Афродита в одном облике. Это, все, что касается человеческих черт. С птичьими все тоже было о, кей. Даже больше. Перья отливали серебром и золотом и ослепительно сверкали на солнце. Я даже сам удивился тому, что сотворил. Даже на несколько секунд наполнился гордостью.
Преобразившаяся Леопольдина полетела на соседнюю скалу, которая была покрыта гладким прозрачным льдом, и стала глядеться в нее словно в зеркало. Не могла оторваться от своего отражения наверно целый час. Так что мы с Диогеном даже устали и изрядно продрогли. Когда же она вернулась, то схватила меня в объятья.
Опять поцелуй! Как же они любят целоваться! И как классно они это делают!
– Девочки! – звонким, словно колокольчик голосом, стала созывать Леопольдина своих подруг гарпий. – Летите сюда. Гляньте на меня! Это же я, Леопольдина!
Гарпии слетелись, словно вороны и раскаркались на всю округу. Долго не могли поверить, что Леопольдина это Леопольдина, а когда разобрались, в чем дело, тут же выстроились в очередь на операцию. Было их штук сорок. И все женшины.
Ох, и потрудился я! Как хирург на бородинском сражении. Первые пять операций заняли у меня по полчаса каждая и пятиминутные перерывы. Зато, когда я набил руку, дело пошло быстро и весело, как у рабочего на конвейере. Трудился всю ночь, так что к утру еле держался на ногах. Но скажу сразу, моральное удовлетворение от своей работы получил полное. Столько сотворил красавиц, у самого в глазах замелькало. И каждая благодарила меня поцелуем. Диогена гарпии тоже целовали за компанию. Он конечно отбивался. Кричал, что только одна женщина имеет на это право. Но все же сдался. Кто же перед таким устоит? Губы у нас распухли и сильно болели.