Крутой секс
Шрифт:
— ужаснулся Потапов.
— Причем тут Сталин? — возразил, нахмурившись, Филипп Марленович. — Просто у этих людей не хватает знаний о законах развития общества и опыта революционной тактики. И я согласился им помочь.
— Как это по-российски! Воспитать революционную гвардию, которая потом тебя же посадит на нары!
— Мы учтем недостатки прошлого. Но ведь терпеть безобразия зарвавшихся чиновников тоже нельзя, согласись, Аркадий? Элита-то наша гниловата!
— Гниловата, — со вздохом сказал профессор.
— Вот видишь! «Виселиц! Дайте мне виселиц!»-как говорил Людовик Десятый!
— Не самый идеальный пример удачливого монарха, если ты помнишь, — заметил профессор. — А ведь знание исторического опыта — это и есть умение предсказывать будущее. История — злобная дама. И жестоко мстит тем, кто относится к ней с пренебрежением. Хотя сама вовсе не красавица.
— Ты прав не красавица, — согласился Филипп Марленович. — К тому же прескверного нрава.
— Не понимаю, о чем вы так самозабвенно рассуждаете, — подал голос молчавший до этого Иннокентий Самокатов. — Одна половина народа обманывает другую — вот и вся ваша история!
— Позволь тебе представить, Филипп, — спохватился Потапов. — Иннокентий Самокатов, тоже научный работник.
— Судя по вашей реплике, вы историк? — спросил Филипп Марленович.
— Иннокентий занимается теорией вероятностей, — поспешил сообщить Потапов. — Ты бы видел его формулы!
— Не надо делать из меня гения, — возразил Самокатов. — По-моему, гораздо важнее то, что происходит сейчас здесь.
— Иннокентий, опомнитесь! — воскликнул профессор Потапов. — Что с вами? Вы же интеллигентный человек!
— Извините, Аркадий Марксович, — вежливо, но твердо отозвался Самокатов. — Когда государство не любит своих граждан, оно превращает их в плебс, то есть в своего будущего могильщика.
— Так вы хотите превратиться в плебс или в могильщика? — спросил Сева, у которого такое количество умных слов сразу же перемешалось в голове.
— Скорее, в могильщика, — сказал Иннокентий. — Поскольку пока еще есть, что хоронить.
— Браво! — воскликнул Филипп Марленович. — Вспомни, Аркадий, как Гитлер учил обходиться с завоеванными народами: ничему не учить, досыта не кормить и — побольше веселой музыки. Когда наш институт закрыли, я вдруг почувствовал себя таким покоренным народом.
— Не верь политикам, Филипп! Гитлер, провозгласивший превосходство арийской расы, угробил арийцев больше всех! — закричал Потапов, взмахнув от возбуждения чемоданчиком. — А вспомни магию коммунистического обольщения!..
— Между прочим, в эпоху коммунистической тирании я мог спокойно гулять в соседнем лесу, — сказал Филипп Марленович, — а в эпоху свободы и демократии лес огородили, и он стал собственностью одного человека. Тебе не кажется это странным, Аркадий?
— Не упоминайте при мне про коммунистов! — темпераментно потребовал Самокатов, тоже размахивая чемоданчиком. — Они убеждали, что в мире возможна справедливость. Этого страшного преступления я им не прощу никогда!
— А что это вы все с какими-то чемоданчиками? — поинтересовался Филипп Марленович. — Собрались буквы с вывесок снимать? Кстати, наш с тобой, Аркадий, чемоданчик с инструментом я потерял…
Профессору показалось, что Филипп Марленович произнес эти слова с некоторой ностальгией, и он проникновенно предложил:
— Подумай, Филипп: может нам с тобой снова заняться культурой?
Но Филипп Марленович тут же стряхнул наваждение и с саркастическим смешком ответил:
— Культура внедряется каленым железом. Большевики пинали наш народ, мучили и тащили к вершинам духа, но как только каленого железа не стало, народ моментально скатился обратно — к матерным частушкам под водку.
— Лукавишь, Филипп! — парировал профессор. — Плебейство и при Советах процветало! Наш народ всегда с удовольствием слушал под водочку песни о том, как ему трудно жить, и какой он страдалец.
— Мне кажется, Филипп Марленович, что эти люди, — сказал Самокатов, указывая чемоданчиком на Потапова и Чикильдеева, — отвлекают вас от вашего благородного дела.
— Действительно, — согласился Филипп Марленович и приказал: — Аркадий! Всеволод! Отойдите, не мешайте историческому процессу!
Он сделал несколько шагов вперед по направлению к терпеливо ожидавшим ртутникам.
— Начальника передового отряда и вестовых ко мне! Остальным разойтись по своим местам!
Ртутники послушно разбежались, кроме нескольких.
— А обо мне вы не забыли? — напомнил Иннокентий Самокатов. — Мне, как и вам, одно мгновение свободы дороже, чем целая жизнь, полная нищеты, бесправия и унижений.
— Правильная мысль, — согласился Филипп Марленович и велел ртутнику с ногами разной длины: — Возьмите этого гражданина, он тоже рвется в бой. Начинаем штурм ровно через десять минут.
Самокатов повернулся к Чикильдееву и Потапову.
— Жаль, что я так и не познакомился с вашим Зашибцом. Передайте ему вот это, — он протянул чемоданчик. — Да здравствуют свобода и справедливость!
Ртутник и Самокатов отправились куда-то по крыше, а Филипп Марленович наклонился к Потапову и доверительно произнес:
— Какой же мы ерундой с тобой, Марксыч, всю жизнь занимались! Знаешь, я уже заготовил первый декрет новой власти: «О внимании к нуждам граждан».
— Помилуй, Филипп! — воскликнул профессор. — Все это уже было! И вспомни, чем кончалось!
— Так что же — больше не пробовать?
— Не знаю… — признался Потапов.
— Да ты напряги мозги: без революционной гильотины Россия станет совсем помойкой!
— Да, чиновников, конечно, давно пора обуздать, с этим я согласен… — грустно согласился професоор. — Но неужели нет другого способа?
Филипп Марленович усмехнулся.
— А ты его знаешь?
Профессор промолчал, и Филипп Марленович обнял его за плечи.
— Спасибо за честность, дорогой коллега! Я всегда верил, что ты не просто гнилой интеллигент, у которого сердце бьется сильнее и чаще только в опере… А теперь извини, пришло время действовать!