Крутой сюжет 1993, № 1
Шрифт:
Окно комнаты было обращено на восток. Тонкие, лимонного цвета занавески не только не задерживали солнечный свет, но, казалось, делали его еще ярче, и все в комнате словно горело в этом золотисто-зеленом пламени.
Ковригин выпростал из под одеяла длинные жилистые ноги, положив их пятками на деревянный бортик кровати. Левую ногу повыше колена пересекал шрам — словно в гладкую пластилиновую поверхность вдавили ребром линейку.
— Проспать в таких условиях трудно, — хрипло проворчал Ковригин. — Светило действует лучше всякого звонка. Вообще, говорят, световые раздражители действуют сильнее звуковых. Специально такие занавески подбирала?
Ответа не последовало. Ковригин повернул голову вправо. Светлые волосы на подушке при таком освещении напоминали цветом персик.
— Я ведь знаю, что ты не спишь, — продолжал Ковригин монотонно. — Графинюшка, на государственную службу опоздаешь.
— Идет она, пляшет, это государственная служба, — голос девушки был свеж, сна в нем не чувствовалось. Тонкая рука с длинными пальцами выпорхнула из-под одеяла, повисла в воздухе, потом, качнувшись, приблизилась к ноге Ковригина, пальцы легли на шрам.
— Миледи, нехорошо концентрировать внимание на чьем-то увечье. Если бы ты была инвалидом…
— Ничего себе инвалид! Я вчера так испугалась — представь себе, за тех ребят испугалась. Как ты их начал молотить…
— Я?! Это я-то начал их молотить? Ну, у вас, у современной молодежи, «крыша поехала» у всех сразу, действительность поэтому воспринимаете искаженно.
— Не надо меня утешать, я к молодежи вряд ли могу быть причислена. Хоть и прошла дистанцию от первой встречи с тобой до постели за несколько дней, это у меня не от молодости, не от ветрености, а от чувства, Ковригин. Так что ты ничего такого не думай.
— Я ничего такого и не думаю. Может, это судьба. Ты же могла обратиться насчет сигнализации в какую-нибудь другую фирму, и я бы остался вообще вне сферы твоего внимания.
— Да, а если уж начинать с самого начала, то во всем следует винить «Жигули».
— Ну да, «Жигули» твоих родителей.
— Они вообще-то не родителям принадлежали. Это брата машина была, моего старшего брата.
Виталий Дмитриевич продул папиросу — все тот же любимый «Казбек» — щелкнул зажигалкой.
— Ты машинку свою включил? — шутливо нахмурил Виталий Дмитриевич седые брови. — Ту, что из любого разговора абракадабру делает?
— Да с этим-то все в порядке, — махнул рукой Ковригин. — А вот некая последовательность событий меня настораживает. В общем, к нам в «Гарант» недавно пришла одна девушка. Надо было поставить сигнализацию на родительский гараж. Раньше машина принадлежала ее брату. Этот брат, насколько я понял из рассказа — типичный неудачник.
— Ты что же, настолько близко с ней познакомился, что она тебе и о брате рассказала? — тон Виталия Дмитриевича исключал даже намек на шутку.
— Так уж получилось… Ага, значит, старший брат. В свое время закончил институт радиоэлектроники. Понятно, специальность ничего не стоит, если не сумеешь попасть в хорошее место. Он не мог. И характер был не подарок, и идеализмом, что называется, страдал. Только получил квартиру — развелся с женой. Все оставил жене с дочерью — квартиру, мебель. Что называется, ушел, в чем был. И вдруг — бац! Прошлым летом он зарабатывает кучу денег. Заработал столько, что сразу купил себе машину. «Жигули», представляете? Почти что новые. Сколько на это отстегнуть надо?
— Да уж, — покачал головой Виталий Дмитриевич. — Но сейчас многие богатеют в одночасье. То кооперативы, то малые предприятия, совместные предприятия…
— И опять нет! Он в лаборатории работал. В НИИГР — во как свирепо звучит! Геологоразведки, значит. Двести пятьдесят рэ оклада, премий практически никаких. Не распрыгаешься, одним словом. И вдруг этот Евгений Зубов — так его звали — в декабре прошлого года уходит из дома — он у родителей жил — и все, исчезает. Ненадолго, правда, исчезает, на три дня. Потому что на четвертый, после разных поисков и расспросов отец обнаружил его мертвым в их садовом домике. Ну, участок у них был садово-огородный, из тех, что сейчас громко зовутся фазендами.
— Отчего же он умер?
— От болезни сердца. Сердечная недостаточность. Хотя, опять же по словам этой милой девушки, на сердце он никогда не жаловался.
— А сколько ему было лет?
— Тридцать пять.
— Ну, вполне можно объяснить. Принимал все близко к сердцу, стрессы всякие… Вот — с женой развелся.
— Может быть. Но это не самое главное, Виталий Дмитриевич, главное — вот! Взгляните на эту схему и на заметки.
— Да я в этом деле, мягко говоря, не очень понимаю… Хотя погоди. «Модуляция радиоволн частотами ЭЭГ» и три восклицательных знака. Что такое ЭЭГ?
— Электроэнцефалограмма. Дотумкал электронщик Зубов, докопался до чего-то. И рисуночек этот — схема генератора, который как раз такие модулированные волны излучает.
— Ого! — Виталий Дмитриевич положил листок на стол и потер виски. — На ловца и зверь бежит.
— Меня сразу будто током ударило, когда я эту схему увидел. Она закладкой в книжке служила. И сразу подумал: что же это за цепь таких слишком закономерных случайностей? Почему эта девушка приходит ко мне, почему она со мной так быстро знакомится? Почему именно у ее брата была эта схема? Хотя эта девушка рассказала о своем брате еще кое-что, в версию «подставка» не очень укладывающееся. Зубов летом или осенью прошлого года сетовал на то, что приходится «вкалывать на разных шарлатанов», что лабораторию приборостроения НИИ превратили в «лабораторию алхимиков». А сразу после его смерти в доме родителей кто-то учинил самый настоящий обыск. В его комнате буквально все перерыли, не то, чтобы беспорядок особенный, но заметны следы поисков. Мать с отцом, конечно, испугались — чисто мистически все это восприняли.
— Ладно, Коля, мистика мистикой, а ты выясни все вокруг Зубова. Узнай, чем лаборатория, в которой он работал, на самом деле занималась, разузнай про руководство. Какая помощь понадобится — дай знать. Ребят тебе подкину еще, если надо.
На стене будки сторожа висело какое-то объявление. Впрочем, объявление висело так давно, что даже полиэтилен не смог уберечь текст от уничтожения. Можно было разобрать только «Доводится до сведения… товарищества „Звезда“». Черная небольшая собачонка выпрыгнула из будки, молча пробежала в направлении Ковригина до тех пор, пока позволяла цепь, потом хрипло залаяла.