Крутой сюжет 1993, № 1
Шрифт:
Окно комнаты было обращено на восток. Тонкие, лимонного цвета занавески не только не задерживали солнечный свет, но, казалось, делали его еще ярче, и все в комнате словно горело в этом золотисто-зеленом пламени.
Ковригин выпростал из под одеяла длинные жилистые ноги, положив их пятками на деревянный бортик кровати. Левую ногу повыше колена пересекал шрам — словно в гладкую пластилиновую поверхность вдавили ребром линейку.
— Проспать в таких условиях трудно, — хрипло проворчал Ковригин. — Светило действует лучше всякого звонка. Вообще, говорят,
Ответа не последовало. Ковригин повернул голову вправо. Светлые волосы на подушке при таком освещении напоминали цветом персик.
— Я ведь знаю, что ты не спишь, — продолжал Ковригин монотонно. — Графинюшка, на государственную службу опоздаешь.
— Идет она, пляшет, это государственная служба, — голос девушки был свеж, сна в нем не чувствовалось. Тонкая рука с длинными пальцами выпорхнула из-под одеяла, повисла в воздухе, потом, качнувшись, приблизилась к ноге Ковригина, пальцы легли на шрам.
— Миледи, нехорошо концентрировать внимание на чьем-то увечье. Если бы ты была инвалидом…
— Ничего себе инвалид! Я вчера так испугалась — представь себе, за тех ребят испугалась. Как ты их начал молотить…
— Я?! Это я-то начал их молотить? Ну, у вас, у современной молодежи, «крыша поехала» у всех сразу, действительность поэтому воспринимаете искаженно.
— Не надо меня утешать, я к молодежи вряд ли могу быть причислена. Хоть и прошла дистанцию от первой встречи с тобой до постели за несколько дней, это у меня не от молодости, не от ветрености, а от чувства, Ковригин. Так что ты ничего такого не думай.
— Я ничего такого и не думаю. Может, это судьба. Ты же могла обратиться насчет сигнализации в какую-нибудь другую фирму, и я бы остался вообще вне сферы твоего внимания.
— Да, а если уж начинать с самого начала, то во всем следует винить «Жигули».
— Ну да, «Жигули» твоих родителей.
— Они вообще-то не родителям принадлежали. Это брата машина была, моего старшего брата.
Виталий Дмитриевич продул папиросу — все тот же любимый «Казбек» — щелкнул зажигалкой.
— Ты машинку свою включил? — шутливо нахмурил Виталий Дмитриевич седые брови. — Ту, что из любого разговора абракадабру делает?
— Да с этим-то все в порядке, — махнул рукой Ковригин. — А вот некая последовательность событий меня настораживает. В общем, к нам в «Гарант» недавно пришла одна девушка. Надо было поставить сигнализацию на родительский гараж. Раньше машина принадлежала ее брату. Этот брат, насколько я понял из рассказа — типичный неудачник.
— Ты что же, настолько близко с ней познакомился, что она тебе и о брате рассказала? — тон Виталия Дмитриевича исключал даже намек на шутку.
— Так уж получилось… Ага, значит, старший брат. В свое время закончил институт радиоэлектроники. Понятно, специальность ничего не стоит, если не сумеешь попасть в хорошее место. Он не мог. И характер был не подарок, и идеализмом, что называется, страдал. Только получил квартиру — развелся с женой. Все оставил жене с дочерью — квартиру, мебель. Что называется, ушел, в чем был. И вдруг — бац! Прошлым летом он зарабатывает кучу денег. Заработал столько,
— Да уж, — покачал головой Виталий Дмитриевич. — Но сейчас многие богатеют в одночасье. То кооперативы, то малые предприятия, совместные предприятия…
— И опять нет! Он в лаборатории работал. В НИИГР — во как свирепо звучит! Геологоразведки, значит. Двести пятьдесят рэ оклада, премий практически никаких. Не распрыгаешься, одним словом. И вдруг этот Евгений Зубов — так его звали — в декабре прошлого года уходит из дома — он у родителей жил — и все, исчезает. Ненадолго, правда, исчезает, на три дня. Потому что на четвертый, после разных поисков и расспросов отец обнаружил его мертвым в их садовом домике. Ну, участок у них был садово-огородный, из тех, что сейчас громко зовутся фазендами.
— Отчего же он умер?
— От болезни сердца. Сердечная недостаточность. Хотя, опять же по словам этой милой девушки, на сердце он никогда не жаловался.
— А сколько ему было лет?
— Тридцать пять.
— Ну, вполне можно объяснить. Принимал все близко к сердцу, стрессы всякие… Вот — с женой развелся.
— Может быть. Но это не самое главное, Виталий Дмитриевич, главное — вот! Взгляните на эту схему и на заметки.
— Да я в этом деле, мягко говоря, не очень понимаю… Хотя погоди. «Модуляция радиоволн частотами ЭЭГ» и три восклицательных знака. Что такое ЭЭГ?
— Электроэнцефалограмма. Дотумкал электронщик Зубов, докопался до чего-то. И рисуночек этот — схема генератора, который как раз такие модулированные волны излучает.
— Ого! — Виталий Дмитриевич положил листок на стол и потер виски. — На ловца и зверь бежит.
— Меня сразу будто током ударило, когда я эту схему увидел. Она закладкой в книжке служила. И сразу подумал: что же это за цепь таких слишком закономерных случайностей? Почему эта девушка приходит ко мне, почему она со мной так быстро знакомится? Почему именно у ее брата была эта схема? Хотя эта девушка рассказала о своем брате еще кое-что, в версию «подставка» не очень укладывающееся. Зубов летом или осенью прошлого года сетовал на то, что приходится «вкалывать на разных шарлатанов», что лабораторию приборостроения НИИ превратили в «лабораторию алхимиков». А сразу после его смерти в доме родителей кто-то учинил самый настоящий обыск. В его комнате буквально все перерыли, не то, чтобы беспорядок особенный, но заметны следы поисков. Мать с отцом, конечно, испугались — чисто мистически все это восприняли.
— Ладно, Коля, мистика мистикой, а ты выясни все вокруг Зубова. Узнай, чем лаборатория, в которой он работал, на самом деле занималась, разузнай про руководство. Какая помощь понадобится — дай знать. Ребят тебе подкину еще, если надо.
На стене будки сторожа висело какое-то объявление. Впрочем, объявление висело так давно, что даже полиэтилен не смог уберечь текст от уничтожения. Можно было разобрать только «Доводится до сведения… товарищества „Звезда“». Черная небольшая собачонка выпрыгнула из будки, молча пробежала в направлении Ковригина до тех пор, пока позволяла цепь, потом хрипло залаяла.