Крутой вираж [дайджест]
Шрифт:
— Это нечто среднее между тюрьмой и казармой.
Харальд не сводил глаз с Карен. Он никак не мог решить, кто перед ним — девчонка-сорванец или богиня. Она препиралась с братом совсем по-детски. Но при этом двигалась с непередаваемой грацией.
— Рекомендую надеть ботинки, — сказал Тик Харальду.
Харальд ушел в свою комнату и там закончил туалет. Вернувшись, он увидел Тика в щегольском черном пиджаке с темным галстуком. Харальд в школьной форме чувствовал себя неуклюжим подростком.
Карен спустилась вниз первой, молодые люди шли следом. Они вошли в гостиную, где стояло несколько огромных диванов и рояль, а на ковре перед камином лежал пожилой пес. Молодая женщина в черном платье и белом фартуке спросила Харальда, что он будет пить.
— То же, что Йозеф, — ответил Харальд, который толком и не знал, что такое коктейль.
Он наклонился погладить рыжего сеттера, густая шерсть которого уже начала седеть. Тот приоткрыл один глаз и лениво вильнул хвостом.
— Это — Тор, — сказала Карен.
Тут вошел отец Харальда — высокий худой мужчина с рыжей с проседью шевелюрой и так похожий на Тора, что Харальд с трудом сдержал улыбку.
— Весьма рад с вами познакомиться, — сказал господин Даквитц. — Йозеф много о вас рассказывал. Как у вас дела в школе — после того выступления?
— Как ни странно, меня даже не наказали, — ответил Харальд. — Хейс только прочитал мне нотацию про то, насколько убедительнее прозвучали бы мои слова, если бы я вел себя сдержаннее.
— И сам подал пример, не став на вас сердиться.
У Харальда тоже был вопрос к отцу Тика.
— Скажите, господин Даквитц, а вас не беспокоит то, как поведут себя по отношению к вам нацисты? Известно ведь, как притесняют евреев в Германии и Польше.
— Да, меня это беспокоит. Но Дания — это не Германия, и немцы видят в нас прежде всего датчан, а уж потом евреев.
— До поры до времени… — добавил со вздохом Тик.
— И мы ведь не простые лавочники, — сказала Карен. — Что они могут сделать с семейством, которому принадлежит крупнейший банк Дании?
Это показалось Харальду глупостью.
— Давно пора понять, что нацисты могут делать все, что им заблагорассудится, — грустно усмехнулся он.
— Да неужели? — холодно ответила Карен, и он понял, что обидел ее.
Тут к ним присоединилась госпожа Даквитц, и разговор зашел о последней постановке Датского королевского балета — о «Сильфидах».
— Мне очень нравится эта музыка, — сказал Харальд, слышавший ее по радио.
— А балет вы видели? — спросила госпожа Даквитц.
— Нет. Честно говоря, я вообще никогда не был в театре.
— Карен обязательно должна вас сводить.
— Мама, я безумно занята, — возразила Карен. — Я разучиваю главную партию.
Горничная объявила, что ужин готов. Они сели за длинный стол в столовой. Несмотря на то что продукты отпускались по карточкам, еды было много, и госпожа Даквитц объяснила, что большая часть приготовлена из того, что дает поместье.
За ужином Карен с Харальдом не разговаривали. Даже когда он обращался к ней, она, отвечая, глядела на других. Харальд пребывал в смятении. Такая очаровательная девушка, а он умудрился настроить ее против себя.
После ужина господин Даквитц сел в гостиной за рояль. Госпожа Даквитц встала рядом.
— Бетховен? — спросил он, и она кивнула.
Он сыграл вступление, и она запела по-немецки. На Харальда ее пение произвело такое впечатление, что в конце он даже зааплодировал.
— Мама, спой еще что-нибудь, — попросил Тик.
— Хорошо. Но только с условием: ты нам сыграешь.
Взяв кларнет, Тик исполнил колыбельную Моцарта. Господин Даквитц сыграл вальс из «Сильфид», и Карен, сбросив туфли, показала танец, который она разучивала. Затем все обернулись к Харальду.
Он понял: хозяева ждут, чтобы он что-нибудь сыграл.
— Я не силен в классической музыке, — признался он.
— Чушь! — сказал Тик. — Ты же сам рассказывал, что играешь на пианино в отцовской церкви.
Харальд сел за инструмент. Но лютеранских псалмов для еврейской семьи исполнять было нельзя, и он заиграл буги-вуги Пайн-Топа. Через несколько мгновений, забывшись, он воскликнул по-английски: «Буги-вуги, танцуют все!» — совсем как Пайн-Топ.
Когда Харальд закончил, на лице у господина Даквитца застыло такое выражение, будто ему подсунули тухлятину. Даже у Тика вид был смущенный.
— Должна признаться, что такого в этой зале не играли никогда, — сказала госпожа Даквитц.
Харальд понял, что допустил ошибку. Семейство Даквитц было культурным, но это еще не означало широты взглядов.
— Прошу прощения, — сказал он. — По-видимому, мой выбор был неправильным.
— Да уж, — сухо заметил господин Даквитц.
Карен, сидевшая на диване, бросила взгляд на Харальда. И, к его удивлению и радости, весело ему подмигнула.
В воскресенье Харальд проснулся с мыслями о Карен. Он надеялся ее увидеть, но к завтраку она не вышла. А потом Тик с Харальдом пошли прогуляться по поместью.
В конце аллеи стоял разрушенный монастырь. Кельи теперь использовались как кладовки для садового инвентаря.
Они вошли в заброшенную церковь, превращенную в сарай. Черно-белый кот, испугавшись их появления, выпрыгнул в зияющий проем окна. Харальд приподнял брезент, под которым оказался сверкающий «роллс-ройс».
— Машина твоего отца? — спросил он.
— Да. Стоит, дожидается, когда снова разрешат торговлю бензином.
В дальнем углу Харальд увидел аэроплан без крыльев.