Кружево
Шрифт:
Тимошка глаза открыл, голову поднял из травы и вдруг видит: под тополем какая-то старушка сидит. На голове у нее шапочка, мелким бисером шитая. Сидит эта старушка и на Тимошку ласково смотрит:
— Ну, вставай, милый внучек, вставай! Дай посмотреть, каков ты стал.
— А ты, баушка, чья будешь? — спросил парень. — Из какой деревни?
— Издалека я...
— Не ты ли это корову моему тятьке пожаловала?
— Я и есть.
— А как тебя звать-величать?
— Никому не сказывала, но тебе скажу: Пчелиная Матка!
Обрадовался парень. Всякий
Позвал ее в гости Тимошка. Но Матка даже сказывать никому не велела, что он с ней виделся.
О том, о сем побаяли. Ну, Тимошка попутным делом и насчет отца пожалобился. Рассказал, как старик ногами мается, а потом начал баушку спрашивать: не знает ли она корешков или ягод, от которых ногам облегчение бывает.
— Собираюсь, — говорит, — в Черную дубраву идти, таких корешков и ягод поискать. Только как их найти, как от всех прочих корешков и ягод отличить?
Старушка сказала:
— В той Черной дубраве окромя сонной одури да белой дремы ничего не растет. Их Лешак по всему лесу накидал, насеял. Невзначай наберешь, хворому отцу хуже сделаешь. Добро бы Ефима наливчатыми яблоками накормить.
— Он и вправду про эти яблоки поминал. Будто сила в них большая, кто их поест, тот моложе становится.
— Молодой — не молодой, а здоровый будет.
— Я бы пошел... Да куда? Пойдешь — не найдешь, только время потеряешь. Может, таких яблок и на свете не бывало?
Ничего не ответила старуха. Долго молчала. Наконец молвила:
— В Черной дубраве, куда люди ходить боятся, Лешак живет. В самом тайном месте растет у него сад. Сумеешь Лешака одолеть — желание отца исполнишь, не сумеешь — в дубраве сгинешь. Нелегко его одолеть. Хозяин лесов старик злой, пугать да голову людям морочить большой охотник. Поди-ко спроси любую бабу, девчонку, парнишку, а то и мужика, сколько раз их Лешак в лесу блуждать заставлял? Уйдут в лес по ягоды, по грибы, либо за дровами поедут и дорогу домой найти не могут. С одного места уйдут, да опять к тому же месту вернутся. А иной раз аукать начнет, то сучья на деревьях ломать, то стук поднимет, хоть из лесу беги.
Байки про Лешака Тимошка слыхал всякие, потому что показывается он людям по-разному. Одни сказывали, будто лесной бес похож на бородатого мужика, только одежа на нем вся из травы. Другие говорили, будто он козел. А на самом-то деле он и тем и другим может обернуться: мужиком так мужиком, козлом так козлом!
— Как же Лешака одолеть? — сказал Тимошка. — Мужики боятся, а мне и подавно с ним ничего не сделать.
— Вот тебе кнутик ременный да уздечка волосяная. Увидишь — кинь ему на голову уздечку и тем временем кнутиком по ногам ударь. Будет он скакать, а ты бей. Будет просить, чтобы ты его отпустил, — не пускай, пока сад не покажет. Опасайся, чтобы он уздечку не скинул...
В тот же день отправился Тимошка в Черную дубраву. Березовые колки один к одному стоят, по обочинам — черемуха, боярышник, калина, шиповник да травы высокие,
Скоро и ночь опустилась.
Выбрал Тимошка одну березу ростом повыше, а травку под ней помягче и решил ночь переждать.
Только остановился, как по всему лесу что-то застучало, зашумело. Посыпались со всех сторон жуки-светляки. Кругом, как в погребе, темно, а тут словно кто-то фонари засветил: каждую веточку и каждый листик на березе видно.
«Эге, — подумал про себя парень, — светляки-то здесь не зря собираются. Местечко тут, видать, не простое».
Спрятался, уздечку да ременный кнут приготовил. Не ровен час, Лешак прибежит.
А Лешак-то, и верно, ждать себя не заставил. Выскочил из темноты — человек не человек, козел не козел: голова козлиная, рогатая, борода человечья. Начал он мордой туда-сюда поворачивать, принюхиваться.
У Тимошки в глазах зарябило, под коленки будто кто-то кусок льда подсунул. Чуть было стрекача не дал, однако вовремя опамятовался, высунулся из-за березы, размахнулся и кинул уздечку Лешаку на голову. Тот не ждал, не гадал, как в узду попал. Заревел диким голосом на всю дубраву. Наклонил морду к земле, хотел уздечку сбросить, да не тут-то было. Тимошка поводок узды на себя дернул, еще больше ему рога опутал.
Лешак снова взревел так, что лес задрожал, кинулся, хотел парня ударить рогами, да промахнулся. Тут его Тимошка по ногам, по копытам-то кнутом и огрел. Лешак начал прыгать. Прыгает, а Тимошка ему кнутиком жару поддает. До того его укатал, что тот на траву упал и начал просить:
— Отпусти! Богатым тебя сделаю.
Тимошка его снова кнутом попотчевал. Лешак запричитал:
— Ой, беда моя! За что ты, парень, меня казнишь? Чего тебе надо?
Тимошка еще разик кнутом прошелся и говорит:
— Покажи мне сад, где яблоки наливчатые зреют.
Лешак орет, а Тимошка его все-таки доконал.
— Ладно, — согласился Лешачина, — твоя взяла. Пойдем покажу.
— Сад покажешь да яблок мне дашь, — сказал Тимошка. — Без наливчатых яблок не уйду, тебя из своих рук не выпущу.
Лешак головой замотал, но деваться некуда, побежал вперед, а Тимошка за ним. Бежит, поводок от узды не выпускает.
Всю ночь до утра так-то бежали, пока до Лешаковой избы не добрались. Стоит в самом темном лесу избенка, углы подгнили, в землю вросли, крыша старой корой покрыта. Кругом дикий хмель вьется, шиповник ростом в сажень. Через такой забор не перелезешь.
Со всего свету, наверно, в сад были разные деревья натасканы: и яблони, и, сливы, и груши, и всякие прочие, каких я даже назвать не умею. Одни еще только цветут. На других от плодов ветки до земли гнутся. Но чуднее всех яблони, на которых наливчатые яблоки зреют. Посмотришь на них, на яблоки-то: цветом они желтые, а внутри будто медом свежим налиты, каждое зернышко видно. Все хорошо в саду, только одно плохо: нерадивый хозяин. Кругом трава, листья-падалики да сучки гнилые.
Чтобы Лешак не сбежал, Тимошка его в избу втолкнул, поводок от узды к косяку привязал.