Крылатая.Небо для двоих
Шрифт:
Все время своей речи Рьяве, не отрываясь, смотрел на меня. Его выцветшие глаза были ясными и чистыми. Я потрясенно взирала на старика, осознавая, что в душе распускается гордость за наш орден. Да, мы не одарены магией и в ковене считаемся чуть ли не отщепенцами. Наша вотчина наука. Но не об этом ли твердят наши мантии? Мы забыли, что все одаренные не зря одеваются в разные цвета. Лекари носят зеленые мантии с узорами из вьюнков и плодов, как символ своей близости с природой и умения даровать жизнь. Некроманты носят черные балахоны с черепом на спине, распугивая прохожих своими хмурыми взорами. И боевые маги также носят
И те, и другие носят траурные цвета, так как являются носителями силы смерти. Стихийники носят синие одежды со знаками стихий на них, ведь они и вправду повелевают силами природы... А мы? Одеяние алхимиков самое пестрое. Мы ярким пятном заметны в любой толпе, золотые звезды слепят глаза и раздражают. А ведь это символ огня. Огня знаний, что горит в наших душах, что ведет нас сквозь мрак невежества к свету. Тому свету, что дороже любого другого - ЗНАНИЮ. Но как легко мы забыли про это, ослепленные чужим величием. Как просто дали затереть себя на обочину магической иерархии, как просто оказалось внушить нам мысль о нашей никчемности.
– Да-да, что стоит жизнь без знаний?
– наблюдая за мной, спросил Рьяве.
– Слепой щенок, что он знает о мире и его многообразии? Только познав его, он сумеет ценить жизнь.
– Нужно будет поднять архивы, - задумчиво изрек Лист.
– Может, в них есть какие-то упоминания о темных культах.
– Я согласен с вами, Северин, - устало произнес старик.
– То, что кто-то помогает этой пакости приходить сюда, это факт. Неоспоримый и пугающий. Но остается другой вопрос, что происходит с нашим миром?
Мы приуныли, задумчиво изучая манипуляции Анисия с хлебными крошками. Кустик бережно смел их со стола и рассыпал рядом с собой на землю.
– А меня пугает другое, - вздохнула молчавшая доселе Уля.
– Кого назначат виновными во всем этом, если причина обнаружена не будет?
Мы пригорюнились еще пуще. Кого назначат? Магов. Мы для людей полунавь, мы всегда в сторонке от них, так что виновными считаемся уже просто по факту рождения. От этих мыслей было гадко. Тоскливо, когда не знаешь ответ на вопрос. Кажется, вот он, рядышком, хватай его, но он, как комариный писк над ухом. Дернешься, и его нет. Чем больше я раздумывала над происходящим, тем больше запутывалась в фактах. Понятно, что если дело в порталах, то чаровали над ними отсюда. Но кто? Темных культов не осталось, жертвенники не находили уже сотню лет. Кому нужно возрождать тьму? Кому так опротивел мир вокруг, что он желает его гибели? Неужели способны сбываться?
Когда мы покидали гостеприимную "избушку" Рьяве, Анисий уже потерял интерес к окну и прикармливал голубей и воробьев, кроша им остатки пряника. Птицы радостно слетались к репейному кусту, воробушки рассаживались на ветках, репейник с удовольствием кормил их крошками с лопуха. Мы снова впали в культурный шок, наблюдая за манипуляциями растения. Вышедший нас провожать Рьяве поспешил пояснить поведение Асика:
– Птицы с него гусениц собирают, - усмехнулся алхимик.
– Малыш боится насекомых как огня, вот и обзаводится охраной.
Мы пожали лопух Асика на прощание, обнялись с Рьяве и потрясенной троицей двинулись прочь со двора. Нам еще долго глядели вслед оставшиеся стоять у дома Анисий и Рьяве. Я оглянулась и не удержалась, чтобы не помахать провожатым на прощание. Анисий обрадовался, встрепенулся, птицы, обескураженные его экспрессией, вспорхнули с веток. А репейник принялся радостно махать нам вслед всеми своими лопухами, синхронно и очень активно, едва ли не выпрыгивая из земли. Все же доброе обращение всем приятно, даже, казалось бы, бездушному предмету. Просто мы об этом постоянно забываем, убежденные в своей исключительности.
– Ты знаешь, я начинаю понимать, за что нас жгли, - произнесла Уля, оглядываясь на все еще машущего нам Анисия.
– Ага. И чего шарахаются в стороны, как от чумных, - протянул Лист.
– А я теперь знаю, откуда сказка про убежавший хлеб, - расхохоталась я.
Мои друзья ответили мне таким же слаженным и веселым смехом. Да уж, в фольклоре и вправду появилась сказка о буханке, отрастившей ноги и руки и отправившейся в путешествие по лесу. Она, правда, далеко не ушла. Но, как говорится, важен сам факт события.
– Представить не могу, как они там в городе от морковок с грядки отбивались, -хохотала Уля.
– А я вот как раз могу, - сгибаясь от смеха, прорыдала я.
Глава 10
Напряжение, зародившееся в беседе с Рьяве, требовало выхода. А что лучше всего разгоняет страхи? Смех. Вот так мы и дошли до дома Дорхе, корчась и постанывая от хохота. Я тут же глянула в сторону палисадника. Судя по тому, что в траве резвился грифон, Яр уже вернулся со своей "жутко важной" и "очень секретной" поездки. Вереск вовсю носился по полянке, то поднимаясь на задние лапы в попытке поймать бабочку, то начиная рыть землю в погоне за кротом. Длиннющий хвост с лохматой кисточкой подрагивал на ветру, зверь пищал от возбуждения и радости. Со стороны он выглядел как котенок, забавляющийся с клубком ниток. Увидев меня, зверюга бросила поганить газон и побежала к дому, намереваясь получить немного ласки от прибывших. Улька и Лист синхронно шарахнулись в сторону, я тоже поторопилась отступить, но Вереск был непреклонен и, настигнув меня, ткнулся головой в живот.
Странно. Ранее грифон был сдержанным и отстраненным, выполняя команды Яра, и у меня ласки не просил. Я растерянно оглянулась на друзей. Лист пожал плечами, а Ульяна загадочно улыбнулась.
Вереск издал свое привычное "фюить" и потерся головой о мое бедро. Перья на его голове сияли и переливались, словно рыбья чешуя, а птичьи глаза смотрели с такой преданностью, что я не удержалась. Почесала зверя за ухом, взъерошила мягкие, гладкиеперья, погладила, как кота, по шее. Зверь млел, жмурился и, приоткрыв клюв, смешно переступал с лапы на лапу. Ясно, меня, видимо, уже восприняли своею и активно заслуживали внимание.
Улька тоже боязливо приблизилась к зверю. Вереск на данный маневр отреагировал осторожным взглядом в мою сторону. Подруга все же побоялась погладить грифона. Из-за дома показался конюх, озадаченно разыскивающий кого-то в палисаднике. Ну, ясно кого. Этот кто-то продолжал ластиться ко мне, преданно заглядывая в глаза.
– А, вот и ты, - засмеялся конюх, приблизившись к Вереску.
– Сбежал, паршивец. Хозяин злиться будет. Кто газон изрыл?
Вереск пискнул и покаянно опустил голову, прижимая к голове свои укрытые перьями ушки. А конюх отвесил нам с друзьями поклон и, глядя на меня, с самым серьезным видом осведомился: