Крылатые и бескрылые
Шрифт:
…На следующий день рано поутру с первым пароходом возвращались в город все, кто отдыхал здесь в выходной день. Уезжали супруги Веселовы. Наташа и Федор поднялись раненько, чтобы проводить их к причалу. Сестры пошли вперед, у них был свой разговор. Макаров и парторг немного отстали. Им тоже надо было кое о чем поговорить.
— Я о Власове… —первый начал Макаров. —Не думаю, что после всей этой передряги он останется прежним. Вот решил он перейти в цех. Это хорошо. Вы не думайте, Григорий Лукич, что я пускаю слезу, что я мягкотелый. Нет. Но я не забываю
Веселов покачал головой.
— Святой ты человек, Федор Иванович!.. Так и слышится в твоем голосе: «Мир вам, люди…» Много грехов у Власова. Долго их искупать придется! Подумать страшно — советский конструктор, которому государство так доверяло, едва–едва не оказался на службе у врага. Нет! Посоветуюсь, да и поставлю его перед всей партийной организацией, пусть коммунисты решат — быть ему в партии или не быть. Думаю, исключат.
Последние слова Веселов произнес тихо, на его лице появилось выражение досады.
— Ну, есть, Федор Иванович! — вздохнул он и положил руку на плечо Макарову. — Разберемся во всем. А ты отдыхай, набирайся сил. Впереди много дел!
В это время сестры остановились, подождали мужчин.
Саша взяла мужа под руку, с другой стороны Наташа. Они будто повисли на нем.
— О чем это вы спорили с Федором Ивановичем? — полюбопытствовала Саша.
— О весьма серьезной проблеме, — не задумываясь, ответил Веселов. — Понимаешь, какое дело. Бобров и Макаров собираются очень высоко подняться в небо. Вот мы и решили просить Наташу, как врача, подумать над специальным «высотным» меню для этих молодцов. Как ты смотришь, Наташа? Ведь их надо питать сейчас поосновательнее. Нет, я серьезно говорю.
— Принимаю поручение, — ответила Наташа.
— Ну, вот так! — взглянув на Макарова, подмигнул глазом парторг. — А ты сомневался, Федор Иванович. Только чур — во всем слушайся Наталью Васильевну!
Веселой гурьбой подошли к причалу, у которого уже стоял пришвартованный пароход с белоснежными парусиновыми тентами на верхней палубе.
Когда сестры прощались, Саша притянула к себе Наташу, поцеловала в щеку и шепнула на ухо:
— Значит, ты счастлива? Наташа, порозовев, кивнула головой.
— Очень!..
Глава двадцать четвертая
Когда Власов узнал о том, что партийное бюро предполагает в ближайшее время рассмотреть его персональное дело, покой опять покинул его. «В чем моя вина?
– по сто раз на день спрашивал он себя.
– Ведь я не более как жертва превратностей судьбы… Что делать? С кем посоветоваться? Кто поймет меня?..»Беседы с парторгом Веселовым и директором Соколовым ни к чему не привели. Оба ответили почти одинаково:
— Будем разбирать. Пусть коммунисты знают. Они и решение вынесут справедливое. Многое будет зависеть от тебя самого…
Власов решил посоветоваться с главным инженером, поговорить с ним, как со старым товарищем. Быть может, он скажет что-нибудь разумное, развеет это отвратительное, иссушающее душу чувство страха.
В первый же воскресный день, сказав жене, что хочет пройтись по городу, Власов пошел к Грищуку.
— Позволите, Павел Иванович? — войдя в дом, с напускной развязностью начал он. — В засуху ищут живительный источник, в беде ищут друга. Нуждаюсь в вашем совете.
На лице главного инженера не отразилось удивления. Он знал, что раньше»Или позже Власов придет к нему. И все же слегка поморщился досадливо. В порядке вежливости полагалось бы подняться навстречу гостю, но он не сделал этого. Оставаясь в кресле, указал на стул.
— Садитесь, Василий Васильевич.
— Вы знаете о том, что меня будут слушать на партийном бюро? — без длинных предисловий спросил Власов.
— Знаю. Не только будут слушать, но и решение соответствующее будет принято, — спокойно ответил Грищук.
— Но ведь могут исключить из партии…
— Вполне.
Лицо у Власова вытянулось, глаза потемнели. Он едва сдерживался, чтобы не сказать что-нибудь резкое, оскорбительное.
Грищук взглянул на него и подумал: «Глаза какие безумные! Еще хватит меня по голове чем-нибудь, как адвоката…» Заговорил успокоительно:
— Однако, Василий Васильевич, ни при каких обстоятельствах не следует терять присутствия духа.
— Значит, вы меня считаете виновным? — упавшим голосом спросил Власов.
— Да, в том, что вы распустили нюни с этим мерзавцем Давыдовичем, считаю вас виновным. Дружбу завели с врагом, в душу свою позволяли заглядывать — это тяжкая вина.
Что можно было возразить? Власов тяжело вздохнул. В груди закипела злоба на этого спокойного человека.
— Однако, Павел Иванович, меня будут обвинять и в том, что я в самую трудную минуту разорвал с Макаровым… В этом-то вы меня поддерживали?
«Вот куда гнет!..» - подумал Грищук.
— Ну, батенька, — возразил он, — вы, пожалуйста, формулируйте наши отношения точнее. Я поддерживал и поощрял спор между двумя конструкторами, соревнование умов. Одно время мне казалось, что вы правы. Но вы не сумели доказать свою правоту, силенок не хватило. А Макаров это проделал с блеском. Вот так!
Теперь для Власова все стало ясно. Никаких надежд на главного инженера возлагать не было смысла: «Зачем я только пришел к этому барсуку?» - горько упрекнул он себя. Все же решил задать еще вопрос:
— Павел Иванович, вы будете выступать на бюро?
— Очевидно.
— Но ведь ваш голос очень много значит… Грищук подумал немного. Затем придвинул к себе шкатулку с душистым табаком и стал набивать им трубку. Наконец заговорил неторопливо.
— Василий Васильевич, вы пришли ко мне за советом. Извольте выслушать внимательно. Я отлично понимаю, что вы в затруднительном, мягко говоря, положении. Понимаю, что вы ищете сочувствия и поддержки. Так вот — и то и другое вы найдете прежде всего у своего противника. Да, да — у Макарова.