Крыло бабочки
Шрифт:
“Что же ты сделал со мной, змей? – спрашивает себя Текна. – Или Валтор? Или я сама?”.
А ее все больше точат белые черви, и все больше ее душа становится похожа на решето. Текна сделала первый шаг к пропасти отчаяния.
Гелия рисует портрет. Не с натуры – по памяти, по образу, застывшему в голове. Макает кисть в краски, смешивает оттенки, бросает штрихи на холст и тщательно вырисовывает свою картину. Гелия рисует людей, натюрморты, пейзажи, но чаще – Флору.
Он изображает фею по плечи: смуглую кожу, русые волосы, чуть пухлые губы, выступающие ключицы. Сначала кажется,
Флора спокойна, Флора не то чтобы расчетлива – она именно терпелива и выжидает. Флора – хищник, сидящий в засаде.
– Интересно, – Гелия не вздрагивает, слыша знакомый голос.
Флора меланхолично, помахивая розовым конвертом, подходит к нему сзади и изучает то, что выходит. Специалист чуть устало оборачивается к ней.
– Что это? – указывает он на конверт. Флора усмехается и садится на красный диван, закидывая ногу на ногу. На ней – белое, легкое, воздушное платье без рукавов. И синие босоножки на высоких каблуках. Платье – нежная девочка. Каблуки – терпеливый верхний.
– Письмо от Фарагонды, – небрежно бросает Флора. – Уже скучает.
– И что предлагает? – сглатывает Гелия. Почему-то сейчас фея природы его пугает. Не то чтобы ноги подкашиваются, но дрожь по телу бежит. Возможно, дело во взгляде, возможно, в тоне, а может, и просто развязность позы. “Я тут главная”, – сообщают ее смуглые, длинные, гладкие ноги.
Флора – та, что всегда успокаивает разбушевавшихся Винкс. Та, что разрешает конфликты. Та, что заваривает чай из душистых трав. Флора, что старается не навредить врагам, если они становятся жертвой непредвиденных обстоятельств. И не жалеющая врагов, если они того заслуживают.
– Спрашивает, не желаю ли я пройти еще один курс в Алфее. Иными словами, могу ли я потратить еще один год своей жизни, обучаясь и летая на миссии, за скромное вознаграждение, – оба не сдерживают улыбок. Кто-то может полагать, что феи Винкс действуют на добровольных началах. Но энтузиазм не кормит. Начиная с полета на Землю, Фарагонда весьма щедро им платит. Иногда заказы поступают от левых людей: то мелкие миссии в перерывах в борьбе с главным врагом. Винкс берутся за любую работу; волшебство – это то же самое ремесло, которое, если постараться, можно выгодно продать.
– А ты? – Гелия внимательно ждет ответа.
– Я соглашусь. В последний раз, – улыбается Флора. Гелия даже и бровью не повел – он уже это слышал. Но как Флора это сказала.
– О, – продолжает она, – мы все откликнемся. Мы поступим на еще один дополнительный курс. Будем посещать уроки с остальными ученицами и проходить дисциплины только для нашей шестерки. Всегда полезно углубить свои знания... О, за этот год мы пройдем все, что нас интересует. Закроем все пробелы. Найдем ответы на все вопросы, даже если мадам сначала это и не одобрит. Этот год станет последним и самым полноценным. Изучив то, что хотим, мы попрощаемся с Алфеей и закончим нашу историю. А мадам будет платить другим феям.
Гелия почти поражен. Флора
– Почему ты говоришь за всех? А если кто-то откажется? – Флора качает головой, и Гелия сразу же затыкается, чувствуя себя круглым дураком.
– Потому что я всех нас знаю. Никто не откажется. Каждая уже приняла решение. Мы все связаны крепкой нитью. Хотим того или нет. Но мы хотим. И не из-за долга, Фарагонды или еще какой-либо причины. У нас свои счеты, – режет будто бы ножом по маслу.
Гелия соглашается, ничего не говоря. А Флора ждет, пока он закончит портрет.
С каждым годом Тимми все больше страдает. Сначала это было незаметно, но со временем больше прорастало, сильнее просачивалось в разум, пока не укоренилось в нем. Просто Тимми преследует одно очень нехорошее чувство. Чувство ошибки. Что это не его жизнь. Не его реальность. Не его время. Хотя, время-то, может, и его, вот только тело – чертово тело и биография – не его. Тимми все чаще кажется, что он оказался в этом теле по чьей-то нехорошей ошибке.
Кому рассказать – сочтут за безумца. Товарищи по команде не поймут. Текна? Текна, может, и поймет, но рисковать... На целых семьдесят восемь процентов Тимми был уверен, что она поймет не так, как следует. У кого просить помощи? Тимми ведь давно уже сделал одно горькое открытие: а Дракона-то нет.
Он уже молился ему не раз, только ответа так и не прилетело. Аватара Дракона есть, а самого Дракона давно след простыл. Это, конечно, все знают, но говорят, что Он помогает. Ну, либо Тимми был тем самым одним процентом, который Великий просто проигнорировал.
А гадкое ощущение совсем не собирается его покидать. В последние дни вообще невыносимо: зудит, словно комар над ухом. Тимми уже и в компьютерные игры резался, и все, что только можно было, починил, и даже попытался что-то там рассчитать, но противный зуд не проходил. Тимми протирает очки и считает до ста. Надо отвлечься. Но нехорошее чувство только нарастает.
Тимми откладывает очки в сторону и смотрит вокруг. Все расплывается, предметы нечеткие. Но ему совершенно не хочется надевать очки: а вдруг так он наконец-то увидит решение проблемы?
– Душа, страдающая в чужом теле. Тяжкое зрелище.
Тимми соглашается, почесав за ухом, но тут же резко вскакивает, споткнувшись и чуть не грохнувшись на пол. Автоматический стул со скрипом откатился назад. Ему показалось, или сейчас действительно кто-то что-то сказал? Но ведь тут никого нет. Он один в комнате. У себя дома. Глюки, что ли, пошли? Или собственный разум вздумал шутки шутить?
Но вообще-то голос прав. Ибо Тимми кажется, что это не его тело. Не его жизнь. И нет, то не недовольство собственной ролью или каким-то там положением в обществе. Сейчас многие подростки любят ныть о том, что они родились не там и не в том теле, что на самом деле они ощущают себя другими людьми. Отличие Тимми от них состоит в том, что если вторые просто выражают протест против своей серой жизни, не желая ничего делать, чтобы это исправить, и со временем перестанут кричать, то первый действительно осознает некую ошибку Создателя или кого еще, кто запускает души в человеческие тела.