Крылья беркута
Шрифт:
Комендант станции молча посматривал на девушку. И когда заметил, что кружка опорожнена, улыбнувшись, спросил:
— Ну как, еще? Или уже согрелась?
— Спасибо. Согрелась. И трясучка прошла.
— Ну, а коли так, давай двинемся. — Он взял стоявшую в углу винтовку. — Пошли!
За станцией они сели в розвальни.
— В штаб, — коротко приказал комендант.
Красногвардеец натянул вожжи. Лошадь с ходу взяла рысью, полозья зашуршали по снежной колее.
Впереди ни построек, ни огонька.
— А куда
Она почему-то считала, что город Заорье находится рядом со станцией, и не понимала, зачем им понадобилась лошадь.
— В степь! К волкам! Их много тут бегает, — пошутил красногвардеец.
— Никогда здесь не бывала? — спросил комендант. — Заорье верстах в пяти-шести отсюда. Небольшой городок, а знаменитый: настоящая крепость — место ссылки, тут отбывал ссылку украинский поэт Тарас Шевченко. Слыхала о нем?
— Да.
У моста через реку их остановил патруль, комендант сказал отзыв, и они двинулись дальше.
— Это какая река? — поинтересовалась Надя.
— Оря. Потому и город — Заорье.
Въехали в город. Сани то и дело сворачивали либо в одну, либо в другую узкую улочку.
— Вот это и есть наше Заорье, — сказал комендант станции.
Остановились возле двухэтажного дома, над дверью которого трепетал на морозном ветру красный флаг. На тротуаре стоял пулемет, рядом с ним пулеметчик. Несколько лошадей было привязано у коновязи; там же топтались красногвардейцы.
— Прибыли, — сказал комендант. — Прошу за мной.
Поднялись на второй этаж.
Комендант распахнул дверь в помещение, откуда доносились голоса.
— Входи, — сказал он и пропустил Надю вперед.
Надя увидела большую комнату. Вокруг стола сидели, может, десять, может, двадцать человек. Наде показалось — множество народу. Видимо, у них шел о чем-то горячий разговор или спор, вдруг прервавшийся с их приходом. Из-за стола навстречу Наде поднялся пожилой худощавый человек.
— Вот она, гостья, — сказал комендант станции, обращаясь к нему, и отошел в сторону.
— Значит, из Южноуральска?
— Да, — коротко ответила Надя и пояснила: — Мне нужно комиссара Дробышева.
— Я и есть Дробышев, — приветливо улыбнувшись, отрекомендовался он.
Как на единственного знакомого, Надя вопросительно взглянула на коменданта станции.
— Так точно! — кивнул он, поняв ее молчаливый вопрос. — Комиссар Дробышев, без подделки.
— Вам письмо. От Петра Алексеевича Кобзина.
Надя сняла шубейку, осторожно отодрала заплатку, пришитую к карману, и достала оттуда свернутую в трубочку бумажку.
— Вот!
Дробышев внимательно прочитал.
— А на словах что-нибудь он велел передать?
— Я скажу...
— Пожалуйста, давай к столу. Вот тебе стул.
Надя смутилась.
— Петр Алексеевич... велел, чтобы я лично вам.
— Ничего, ничего, говори при всех, это все свои люди: командиры и комиссары, все члены партии. Ты тоже партийная?
Надя почувствовала неловкость.
— Нет. Я не...
— Ничего, ничего, тушеваться не надо, — успокоил Дробышев, — у тебя все еще впереди. Ну, давай рассказывай.
Надя подошла к столу.
Если вначале ей показалось, что здесь собрались люди пожилые, то сейчас, окинув быстрым взглядом присутствующих, она увидела, что среди них много молодых ребят, таких, как Семен Маликов, Алибаев, Сергей Шестаков...
Надя смущенно помолчала, не зная, с чего начать. В памяти встала последняя беседа с Кобзиным, его наказ, его слова... Вначале нерешительно, потом все смелее, она заговорила о Южноуральске, рассказала все, что знала: что он со всех сторон окружен белыми, что горожане бедствуют, что голод, холод и тиф прямо-таки косят людей. Рассказала о том, что в отряде нет оружия, что каждый патрон на учете.
— Недавно Петр Алексеевич разговаривал по телефону с товарищем Лениным. Товарищ Ленин сказал, что в Петрограде и в Москве тоже голодают, и просил помочь революционным рабочим. Он советовал отобрать хлеб у кулаков и у тех, кто умышленно его прячет. Красногвардейцы нашли хлеб купца Стрюкова, в монастыре нашли. На днях в Москву будет отправлен эшелон с зерном. — Надя помолчала. — И еще просил Петр Алексеевич передать вам, что товарищ Ленин советует и даже требует, чтоб местные красногвардейские отряды еще до весны перешли к активным действиям против белых, чтоб перехватили у них инициативу, не только не дали им наступать, а повели сами решительное наступление. И это очень важно.
До центра дошли слухи, будто белые хотят разбить на месте красногвардейцев и двинуть казачьи полки на Москву и на Петроград, а этого никак нельзя допустить... Вот обо всем этом и просил передать Петр Алексеевич. И еще просил он красногвардейцев Заорья собраться с силами и ударить по белякам отсюда — с Заорья, потому что, похоже, они стягивают войска и собираются захватить Южноуральск.
Надя говорила около часа.
Во время ее рассказа в комнате стояла полная тишина. И на кого бы Надя ни взглянула, она видела внимательные и сосредоточенные лица, напряженно следящие глаза.
— Вот и все, — наконец сказала она и села.
Посыпались вопросы. Их было столько, что Надя еле успевала отвечать.
— Ну, а как же ты пробралась к нам? — спросил Дробышев. — В Крутогорине беляки, у них там отряд контрразведки.
— Я знаю. Они меня забирали, потом выпустили.
— Да не может быть! — удивился Дробышев.
— Как же ты вырвалась?
— Ну молодчина!
— Допрашивали? — спросил Дробышев.
Надя все рассказала, вспомнила, как напугалась Коняхина, а вспомнив о нем, сообщила, зачем послал Стрюков своего приказчика.