Крылья голубки
Шрифт:
Некоторое время он пристально, критически рассматривал ее лицо и одежду оценивающим и не вполне одобрительным взглядом, тем самым демонстрируя, что не утратил искренний интерес к дочери. На самом деле интерес этот не был глубоким – впрочем, ко всем остальным на свете он был еще более безразличен. Иногда она пыталась угадать, чем могла бы по-настоящему порадовать его. Пожалуй, тем, что была хороша собой, и это делало ее в некотором роде ценным капиталом. Другое его дитя не заслуживало, по мнению отца, ни капли внимания. Ему и дела не было до бедняжки Марианны. Несмотря на безусловную красоту, сестра ее овдовела и теперь отчаянно нуждалась, на
Она спросила, как долго он проживает в этой квартире, хотя это было не важно, да и правдивого ответа она не ждала. Она и не придала значения ответу, не задумалась, насколько он соответствовал действительности, мысли ее уже перенеслись к более важному предмету – тому, что она собиралась сообщить отцу. Ради этого она так долго ждала его, преодолевая раздражение и обычное свое нетерпение. Но теперь у нее уже не оставалось сил тянуть, и она поспешила заявить:
– Да, я хочу поехать с тобой; не знаю, что ты собираешься мне сказать, но даже если бы ты не написал мне, я бы пришла – не сегодня, так завтра. Все стало ясно, и я лишь ждала встречи с тобой, чтобы окончательно убедиться. Теперь я вполне уверена. Я еду с тобой.
Вот это уже произвело на него впечатление.
– Едешь со мной?
– Куда угодно. Я останусь с тобой. Даже здесь. – Она сняла перчатки и уселась с таким видом, словно все шло согласно ее плану.
Лайонел Крой помедлил – он искал предлог, чтобы непринужденно выйти из положения, в котором оказался из-за ее заявления; именно на такую реакцию она и рассчитывала – он окажется в затруднении. Он уже пожалел, что позвал ее, он совершенно не желал, чтобы она поселилась у него, но отказать надо было с достоинством, не потеряв лица. Часть его очарования состояла в том, чтобы принять облик жертвы, – именно так он пытался добиваться своих целей. Но какой уж тут стиль, если она не откажется от своего намерения? Ему пришло в голову, что надо уступить ей, проявив благородство; это позволит снять напряжение и избавиться от нее. Она, судя по всему, нимало не заботилась о его затруднении. Она столько раз наблюдала его блистательные представления, что едва ли ее можно было удивить новым. И она отчетливо прочитала досаду в его интонации, когда он наконец произнес:
– О, дитя мое, я никак не могу согласиться на это!
– Что же ты собираешься делать в таком случае?
– Я еще не принял решения, – сказал Лайонел Крой. – Вообрази, я пока даже не думал об этом.
– А о моих словах ты подумал? – спросила дочь. – Я имею в виду, что я готова следовать за тобой.
Он стоял перед ней, заложив руки за спину и слегка расставив ноги, покачиваясь туда-сюда, словно приподнимаясь на цыпочки и опускаясь. Это была поза нарочитой задумчивости.
– Нет, я не могу, я не могу сейчас думать об этом.
Он произнес эти слова весомо, так что она вновь оценила силу его артистизма, одновременно припоминая прежние разочарования и то, как мало можно было доверять производимому им впечатлению. Он всегда казался искренним, и это был крест, который пришлось нести ее матери; каждый его жест был рассчитан на публику – и слава богу, что окружающие не знали, на что он был способен на самом деле. В силу особого склада характера он был совершенно невыносимым мужем, и это накладывало ужасный отпечаток на связанную с ним женщину. Кейт признавала, что противостоять ему, расстаться с человеком, обладающим такой внешностью, такими безупречными манерами, было вовсе не легко. Чего она не знала и не могла предполагать, так это то, что у него был большой опыт подобных затруднительных ситуаций. Если он и считал младшую дочь потенциально выгодным капиталом, все же главным сокровищем в его глазах был он сам. Величайшее чудо заключалось не в том, что это всегда выручало его, а в том, что на этот раз привычка не могла ему помочь. Традиционная интонация, универсальная и отлично работавшая прежде, не могла сломить ее терпение. Она угадала его следующий шаг.
– Ты хочешь, чтобы я поверил в то, что ты вот так взяла и передумала?
Она знала, как ответить.
– Боюсь, папа, меня не очень беспокоит, во что ты веришь. Я никогда не считала тебя доверчивым. – Она решилась и добавила: – Я вообще полагаю, ты ни во что не веришь. Видишь ли, папа, я совсем не знаю тебя.
– И ты думаешь, что способна с этим справиться?
– О нет, что ты! Об этом и речи нет. Я и не рассчитываю на это, но это и не важно. Мне кажется, я могла бы жить с тобой, но не могла бы тебя понять. Конечно, я понятия не имею, как ты собираешься справиться с ситуацией.
– А я и не собираюсь, – почти весело ответил мистер Крой.
Все возвращалось на круги своя, даже странно, как мало требуется, чтобы продемонстрировать суть дела. И сутью этой было нечто отвратительное – столь определенное, что казалось материально ощутимым. Суть проступала в самой обстановке, в каждой детали его скудной жизни, которую она воспринимала так остро, что не смогла удержаться от ехидного тона:
– О, прошу прощения. Ты ведь процветаешь!
– И в чем ты меня упрекаешь? – снисходительно бросил он. – В том, что я не покончил с собой?
Она сочла этот вопрос чисто риторическим, в конце концов она пришла ради серьезного дела.
– Ты знаешь, как все мы встревожены маминым завещанием. Она оставила даже меньше, чем сама предполагала. Мы не понимаем, как нам удавалось жить. Все, что у нас есть, это две сотни в год для Марианны и две для меня, но я уступила сотню Марианне.
– О, ты, как всегда, проявила слабость, – добродушно вздохнул отец.
– Для нас с тобой и одна сотня кое-что.
– А что с остальным?
– А ты сам способен что-то сделать?
Он выразительно взглянул на нее, а потом засунул руки в карманы, вывернул их наружу и замер на минуту перед окном, которое она прежде открыла. Ей нечего было добавить – она уже все сказала и теперь ждала его ответа. Повисла тишина, нарушаемая лишь отдаленными криками уличного торговца, разрезающими прохладный мартовский воздух. Комнату заливало неяркое солнце, доносился приглушенный шум Чёрк-стрит. Он приблизился к дочери и произнес с легким недоумением:
– Не могу понять, что тебя заставило принять столь внезапное решение?
– Мог бы и догадаться. Но, позволь, я объясню. Тетя Мод сделала мне предложение. Но вместе с ним она поставила условие. Она готова позаботиться обо мне.
– Чего же она могла пожелать?
– О, не знаю… многого. Я не такое уж ценное приобретение, – сухо ответила девушка. – Прежде никто не выражал намерения заботиться обо мне.
Казалось, теперь ее отец испытывал если не подлинный интерес к теме, то хотя бы любопытство.
– Тебе еще ни разу не делали предложение? – он словно не мог поверить, что такое могло происходить с дочерью Лайонела Кроя, отсутствие предложений явно казалось ему чем-то невероятным и абсурдным.