Крылья огня
Шрифт:
На последних двух фотографиях были мужчины. Пожилой мужчина с бородой, прямой, широкоплечий, рядом с более молодым человеком в форме. Капитан Марлоу, первый муж Розамунды, с ее отцом, Эйдрианом Тревельяном. Тревельян не улыбался – у людей его поколения не принято было улыбаться в камеру. Зато Марлоу весело смеялся, глядя на фотографа. В его глазах плясали веселые огоньки, придававшие его лицу обаяние. Ратлидж понимал, почему Розамунда его полюбила. Должно быть, они были красивой парой. На следующем снимке он увидел еще одного мужчину, снятого рядом с конем. Джеймс Чейни, отец Николаса. Ратлиджу не нужно было
Ратлидж еще раз по очереди всмотрелся в фотографии. Все они умерли; из большой семьи осталось всего двое – Кормак и Сюзанна. И только Сюзанна потомок Розамунды Тревельян…
К нему подошел пожилой бармен и спросил, не принести ли ему еще пива. Он сразу заметил фотографии.
– Тревельяны, – задумчиво проговорил он. – Да, благородная была семья. Помню старого хозяина, с ним были шутки плохи. И все же я в жизни не встречал такого благородного человека, как он. Обожал свою дочку – ну, она, конечно, была красавица, тут никаких вопросов, и при этом настоящая леди. Рядом с ней все невольно подтягивались и вели себя прилично. И она всегда говорила «спасибо» и «пожалуйста», как будто ей не служили, а любезность оказывали. Ее первый муж… – искривленный палец ткнул в капитана Марлоу, – умер в Индии от холеры, и мистер Тревельян так горевал, словно потерял сына. А мисс Розамунда была сама не своя от горя; доктор боялся за ее жизнь. Поговаривали, будто она вышла за мистера Чейни, надеясь забыть капитана, но и мистера Чейни она тоже любила. Я частенько видел их вдвоем. Сразу было видно, что они любили друг друга! Мы все очень удивились, когда мисс Розамунда вышла за мистера Фицхью. Он… не был таким благородным, как она. Уверял, что он из ирландских мелкопоместных дворян, а как там на самом деле – кто знает? Но она и с ним была счастлива. И обожала близнецов. Хорошая мать.
– Двое из ее детей умерли совсем маленькими.
– Да, малыша так и не нашли. Несколько лет назад явился в наши края один бродяга; он чем-то напоминал Ричарда Чейни. Такой же лукавый взгляд. Ричард никого не боялся; своими выходками, как говорится, искушал и Бога, и черта. Дважды убегал из дому, а как-то в ночь Гая Фокса чуть не поджег Тревельян-Холл: развел костер в детской. Я тогда служил в Холле конюхом, они ведь держали много лошадей, и мальчик вечно крутился возле конюшни и просил покатать на лошадке!
В бар вошел еще один клиент, неуклюже опиравшийся на костыли. У него не было ноги. Услышав характерный стук, бармен обернулся и сказал: – Сейчас подойду, Уилл! – Повернувшись к Ратлиджу, он продолжал: – Говорят, мисс Оливия стихи писала. Прямо и не знаю, что сказать. Не очень-то это по-женски, верно? Откуда ей было знать о войне и о страданиях? Кто-то все не так понял.
Бармен пошел обслуживать инвалида, а затем заговорил с двумя рыбаками, которые сидели в углу и вяло спорили о том, что стало с косяками сардин, которые когда-то составляли рыболовное богатство Корнуолла. Всех заботили и чужаки, которые приплывали на больших баркасах из самого Ярмута и ловили рыбу в здешних водах. Ратлидж снова принялся разглядывать лица, которые смотрели на него с фотографий. Слова бармена не выходили у него из головы.
Может быть, вот она – разгадка? Может быть, автор стихов – вовсе
Ратлидж покачал головой. Верить в последнее очень не хотелось.
На следующее утро Ратлидж сдержал слово, данное Рейчел Ашфорд, и вместе с ней отправился в Тревельян-Холл. Солнце светило ярко, у моря просто ослепительно, от ярких красок рябило в глазах.
Они снова прошли через рощу и, выйдя на опушку, ненадолго остановились, чтобы издали полюбоваться домом. Он переливался, как сказочный замок на сказочном холме.
– Странно, правда? – сказала Рейчел. – Отсюда кажется, что красивее вы ничего в жизни не видели… Хотя, если судить с архитектурной точки зрения, в Корнуолле найдется не меньше сотни таких же красивых домов. И даже еще красивее. Тревельян-Холл уже старый, не слишком большой и начал разрушаться. Но я люблю его всем сердцем. Питер говорил… – Она замолчала, кашлянула и продолжала: – Питер говорил, что все дело в камне. Сразу видно, что камень, из которого построен дом, очень хороший, дорогой… качественный. Кроме того, иногда солнечные лучи падают на дом под определенным углом.
– Да, наверное, – кивнул Ратлидж.
Когда Рейчел зашла за ним в гостиницу, он поблагодарил ее за снимки и пообещал вернуть их до своего отъезда из Корнуолла. Однако он не стал делиться с ней мыслями, которые почти всю ночь не давали ему заснуть. В конце концов не выдержал даже Хэмиш; он попросил пощады. Под утро Ратлидж немного поспал, правда, урывками. Ему снилось, будто из его номера слышен шум прибоя. Удары волн о камни совпадали с ударами его сердца.
Рейчел посмотрела на него:
– По-моему, вы собрались уезжать… Но на мои вопросы вы пока так и не ответили.
– Пока не могу найти ни одной зацепки, которая удержала бы меня здесь, – признался Ратлидж. – Послушайте, Рейчел… – обращаясь к ней по имени, он допустил фамильярность, но ему казалось, что называть ее «миссис Ашфорд» неуместно, – нет ни доказательств, ни улик, которые говорили бы о том, что смерть ваших родственников произошла при подозрительных обстоятельствах. Я напрасно потрачу драгоценное время Скотленд-Ярда, если притворюсь, что такие доказательства есть.
– Да, я понимаю, – со вздохом ответила Рейчел.
– Вы бы обрадовались, если бы я в самом деле что-то нашел? Например, выяснил, что убийца – Оливия? Или Николас? Ну а Стивен… не понимаю, как его могли убить. Если, конечно, все говорят правду и остальные находились снаружи, когда он свалился с лестницы.
– Вот вы намекнули, что готовы подозревать Николаса и Оливию, – отрывисто ответила она на ходу, – а как же мы, живые? А вдруг убийца – я? Или Сюзанна, или Даньел? Или Кормак?
– Вы сами сказали, что не можете свыкнуться с мыслью, будто кто-то из ваших близких убийца. Неужели вы хотите признаться мне в убийстве?
– Нет, конечно! Я… ну ладно, если хотите знать, вчера ко мне приходил Кормак. Он хочет купить Тревельян-Холл. Уверяет, что чувствует себя виноватым, потому что он не может сделать того, что хотел Стивен, – превратить Тревельян-Холл в музей Оливии. А так дом в каком-то смысле останется в семье. Компромисс. Мы получим деньги, у Кормака появится загородный дом, и Стивен как-то успокоится.