Крылья огня
Шрифт:
– Нет, те коробки при мне укладывала миссис Ашфорд. Позже она пришлет за ними экипаж.
– А в кухне, у задней двери, тоже ничего нет?
– Во всяком случае, я ничего такого не помню.
Старуха вздохнула:
– Дьявола я видела вчера; таких, как он, я о тряпье не спрашиваю. Но мисс Рейчел – леди; она меня не прогонит.
Ратлидж улыбнулся. Пусть старуха кажется проницательной, но мысли у нее в голове путаются.
– Когда я ее увижу, обязательно спрошу.
Старуха откинула голову назад и посмотрела на дом:
– Я ведь была здесь в тот день, когда упал мистер
– Вы… что?!
– Была здесь, – раздраженно повторила старуха. – Помогала миссис Трепол разбирать одежду, которую она собиралась унести на церковный благотворительный базар. Старья осталось много, и мисс Сюзанна предложила мне взять кое-что на лоскутки. Для моих ковриков.
Ратлидж невольно покосился на искривленные пальцы:
– Вы делаете коврики?
– Вы еще молодой, но, как видно, глухой! – язвительно заметила старуха.
– Расскажите о мистере Стивене, – поспешно предложил Ратлидж.
– Он все возился в доме – что-то искал. Перевернул все вверх дном. Что он искал, не знаю, но он очень волновался. Говорил, мол, или найдет, или поймет, в чем дело. Даже на миссис Трепол накричал; спросил, не перекладывала ли она вещи в другое место. Чуть не до слез ее довел. Она уверяла, что к его вещам не прикасалась. Потом она вышла черным ходом, и я услышала, что мистер Стивен выбежал на галерею второго этажа. Потом грохот, и он закричал: «Проклятая нога!» И я поняла, что гончие псы Гавриила снова здесь, они неслись вниз по лестнице… Я испугалась и отвернулась; не хотела на них смотреть…
– Значит, вы слышали, как упал Стивен? Он тогда был один?
– Если не считать гончих. Они лаяли на него злобно, громко и пронзительно.
– Вы что-нибудь говорили миссис Трепол или другим?
– Да и говорить-то было нечего! Миссис Трепол ушла обиженная, а родственники вбежали в дом и окружили мистера Стивена… Там только меня не хватало! Скоро меня обогнал мистер Кормак – он бежал за доктором, но так и не сказал, что случилось. Но я видела его лицо, и оно мне не понравилось – холодное и мрачное…
– Но ведь вы местная целительница, – вдруг вспомнил Ратлидж. – Во всяком случае, так вас называют в деревне. Вы не вернулись, чтобы помочь Стивену Фицхью?
Старуха глянула на него в досаде и сказала:
– Я исцеляю по воле Божьей, но не пробуждаю мертвецов ото сна!
– Но вы ведь не знали…
– Говорю вам, приезжий из Лондона, что я услышала, как лают и воют гончие псы Гавриила. Больше мне ни чего не нужно было знать. Они никогда не ошибаются. Я слыхала их прежде, когда смерть бродила по земле… Ко гда она приходила в Тревельян-Холл… и в лес. Они повсюду, где бродит зло!
Она отвернулась и зашагала прочь, опираясь на палку, а Ратлиджа предоставила Хэмишу. Тот пытался что-то ему внушить. Что еще там за гончие Гавриила, о которых она твердит, какое-нибудь фамильное привидение?
«Я ведь пытался тебя предупредить, – мрачно произнес Хэмиш, – напомнить, что это такое. Души некрещеных младенцев. Дети, которые умирают, не получив благословения церкви. Не получив отпущения грехов. Их никто не принимает – ни Бог, ни дьявол».
– Не верю ни в одно слово – все это шотландские суеверия! – вслух произнес Ратлидж, не успев опомниться.
Старуха
Ратлидж покраснел.
Спустившись после обеда в бар, Ратлидж увидел за одним столиком пожилого мужчину в старом, но добротном костюме; в полумраке выделялись белые воротник и манжеты рубашки. Вокруг его скамьи толпилось несколько человек; они тихо переговаривались с ним и внимательно выслушивали его ответы. С полдюжины местных жителей вышли на крыльцо, на солнце, и играли в кегли; их тени плясали на пыльных окнах. Еще четверо сидели у камина и вспоминали войну. У одного из них не было кисти, у другого ступни. Еще один носил повязку на глазу. В зале собрались почти исключительно мужчины; в толпе, окружившей пожилого человека, Ратлидж увидел только одну женщину.
– Это старый доктор, тесть доктора Хокинза, – пояснил бармен. – Фамилия его Пенрит. Те, которым не нравятся новомодные методы доктора Хокинза, по-прежнему приходят побеседовать с ним. Правда, голова у него сейчас не такая, как прежде… Жаль, конечно, но возраст никого не щадит…
Ратлиджу показалось, что бармен – ровесник доктора Пенрита, если не старше.
Посмотрев на бородатого доктора, Ратлидж улыбнулся про себя, затем взбежал наверх, перескакивая через две ступеньки, и, войдя в номер, взял фотографии, которые дала ему Рейчел. Когда доктор наконец остался один, Ратлидж подсел к нему, заказал ему пива и только потом заговорил о семействе Тревельян.
– Тревельянов постигло много горестей, – сказал Пенрит, глядя на Ратлиджа усталыми старыми глазами. – Я лечил их… горевал вместе с ними. Старый Эйдриан умер в своей постели, как положено. А другие – нет. Грустно, печально! Я делал что мог. Молодой Хокинз во многом не разбирается, он не местный. А я прожил здесь всю жизнь. Ратлидж вытер стол носовым платком, достал фотографии и разложил их веером на столе.
– Что вы можете о них рассказать? – На фотографии падал тусклый свет из окна.
– Да… у них больше тайн, чем я хочу запомнить. В старости есть не только плохое, но и хорошее, инспектор. В старости многое начинаешь забывать. А забвение дарует покой.
– Но мне очень нужно узнать их тайны. Чтобы убедиться, что все правильно. Что ни сейчас, ни раньше… в их жизни не происходило ничего подозрительного.
Старик хихикнул:
– Подозрительного? Врач всегда что-то подозревает, он хуже полицейского. Но не зря говорится: молчание – золото. Если прошлого не изменишь, иногда лучше похоронить его вместе с мертвецами. Джеймс Чейни покончил с собой, а я сказал, что он умер в результате несчастного случая, когда чистил револьвер. К чему было еще больше огорчать Розамунду? Ей и так хватало горя. Мальчик-то пропал без вести, и никого из них нельзя было вернуть назад, ни отца, ни сына. А Оливия была в таком состоянии… я думал, она рассудка лишится. Она клялась, что ни на миг не выпускала Ричарда из виду, только посмотрела на гнездо ржанки… И Николас твердил, что во всем виноват он, он не следил за ними обоими, хотя и понимал, что это его долг. А слуги плакали, и никто, кроме Брайана Фицхью, не позаботился о похоронах.