Крылья огня
Шрифт:
– Нет, – сухо ответил Ратлидж. – Я пока… прикидываю все за и против.
Смедли широко улыбнулся, понимая, что задел Ратлиджа за живое, и протянул ему чашку. Затем выражение его лица изменилось; поуютнее закутавшись в плед, он сказал:
– Что ж, я все равно ничем вам помочь не могу. А где вам искать ответы на свои вопросы, спросите у своей совести.
– Что вы хотите этим сказать?
Смедли пожал плечами:
– Мы все так или иначе распоряжаемся приобретенными в жизни знаниями. А нам с вами, учитывая наш род занятий, часто приходится принимать мучительные решения. И они никогда не
– Затем, что, когда я приехал в Корнуолл, я не знал, что одна из жертв – О. А. Мэннинг. Мне сообщили лишь, что женщина по имени Оливия Марлоу покончила с собой. Теперь мне кажется, что стихи должны были как-то отразиться на ее жизни, если не на смерти. Мне бы хотелось… если можно… понять… обеих женщин.
– А вы читали ее стихи?
– Да, на фронте я читал «Аромат фиалок». Сестра прислала мне томик. Стихи меня даже напугали. Потому что другой человек видел и чувствовал то, что не давало покоя мне, но мне не хватало смелости написать о своих ощущениях даже в письмах домой.
Ни Джин, ни сестре, несмотря на ее чувствительность, он не мог признаться, что жизнь на войне похожа на нескончаемый страшный сон. Его письма были светлыми, в них он вкратце описывал страдания, но не основное на войне. Ему казалось, что Франс кое о чем догадалась…
А Джин предпочла ложь…
Хэмиш беспокойно зашевелился, но ничего не сказал о Фионе.
– А «Крылья огня» вы читали?
– Да, стихи задевают за живое. Интересно, откуда Оливия Марлоу, старая дева и ваша прихожанка, так много знала о любви?
– Тот же самый вопрос и я не устаю себе задавать. Из мужчин, которые не были ее родственниками, она виделась только с Кормаком. Правда, Стивен уверял, что в «Крыльях огня» речь идет о любви Оливии к нему, младшему брату. Возможно, так оно и есть – Оливия часто удивляла меня своими реакциями. А Стивен всю жизнь был таким мальчиком… таким мужчиной… который всем внушал любовь. Я прощал ему такие грехи, за которые другого бы выпорол. Я внушал себе, что он сирота, растет без отца, еще молод и ничего плохого в виду не имел. Но я любил мальчика, как любил бы собственного сына, за его доброту и внутренний свет. Стивен во многом напоминал Розамунду, а я и к ней питал слабость. – Священник нахмурился. – Может быть, и Оливия тоже видела в Стивене… Розамунду.
Некоторое время священник молча пил сидр. В доме что-то скрипело, дышало и шепталось. Уютные звуки. Потом он сказал:
– А последний сборник, «Люцифер», вы читали?
– Еще нет. – В прошлом году, когда «Люцифер» вышел, Ратлидж лечился в клинике.
– Весьма интересный взгляд на природу зла. Оливия понимала его, как она понимала любовь, войну и тепло жизни. Как священник, я нахожу такую точку зрения… мягко говоря, необычной. Судя по всему, она куда лучше меня разбиралась в темной стороне человеческой натуры. И верила, что Господь мирится со злом, потому что и злу отведена определенная роль в Его замысле. Что есть люди, не способные к добру ни в каком смысле. Потерянные, проклятые, дети дьявола… как их ни называйте, они существуют среди нас, и их невозможно спасти, потому что они не обладают способностью понять смысл добра. Как будто это качество изъяли из глины,
Ратлидж вспомнил о тех делах, которые он вел до войны. И о некоторых поступках, исполненных откровенного зла, которым он был свидетелем во Франции. Он верил в зло и в способность человека быть злым. Во многом именно существование зла оправдывало его работу… В отличие от Смедли он не был уверен в том, что в каждом можно найти что-то хорошее.
Смедли осушил чашку.
– Не хочется думать, что Оливия Марлоу в самом деле была знакома с таким человеком, которого она описывает. Не хочется думать, что и я встречался с ее Люцифером на улицах Боркума, или на проселочных дорогах, или в городке в базарный день. Просто не укладывается в голове.
Ратлидж допил сидр; он почувствовал, как у него закружилась голова. Обычно он неплохо переносил спиртное, но сидр застал его врасплох, когда он был усталый и измученный. К тому же он пил на пустой желудок.
– А вы не думаете, что сама Оливия была способна на такое зло?
Смедли посмотрел на него в упор:
– Должно быть, у вас в Лондоне жизнь намного труднее и ужаснее, чем кажется нам, провинциалам, раз вы задаете мне такой вопрос! Но я не отвечу вам прямо. Я попрошу вас прочитать ее стихи, а уж потом выносить вердикт.
Он встал, сняв плед со своих широких плеч.
– По-моему, теперь я смогу уснуть, – продолжал он, – и очень удивлюсь, если и вы не заснете. А с книгами повремените до утра. Поверьте мне, вы обрадуетесь, если последуете моему совету.
Ратлидж принял его совет вместе с книгами, вернулся в гостиницу, лег в постель и почти сразу же заснул. Перед тем как погрузиться в блаженное забытье, он ощутил первые признаки завтрашней головной боли…
Наутро голова действительно разболелась, правда, Ратлидж так и не понял из-за чего – из-за сидра или недосыпа. Ему как будто помог завтрак и несколько чашек крепчайшего черного кофе. Он сообразил, что сегодня воскресенье и почти все жители Боркума направляются в церковь или отдыхают.
Вдруг Ратлиджу стали безразличны и убийство, и стихи, и даже дело, из-за которого его сюда направили.
Он послал через посыльного записку Рейчел Ашфорд. Хотя он понятия не имел, где она остановилась, решил, что в деревне работает система оповещения куда более действенная, чем связь во время войны. Мальчишка тут же сказал, что знает, где ее найти, и, сунув в карман монету, которую дал ему Ратлидж, опрометью бросился из гостиницы.
Через десять минут он вернулся с ответом и сунул в карман третью монету за утро. Две он получил от джентльмена из Лондона и одну – от дамы.
Ратлидж вскрыл конверт и прочел несколько строчек, написанных внизу его собственной, кое-как нацарапанной просьбы:
«С радостью пойду с вами под парусом. Присоединюсь к вам через двадцать минут. Спросите хозяина гостиницы, можно ли нам взять его лодку. Я знаю, где ее держат».
Поэтому он отправился на поиски хозяина и получил разрешение выйти с миссис Ашфорд на «Веселой красотке». В последний раз Ратлидж ходил под парусом еще до войны, но он имел некоторый опыт и считал – как выяснилось, справедливо, – что у Рейчел опыта еще больше.