Крылья огня
Шрифт:
– Он был солдатом?
– Что вы, сэр, Господь с вами, он был миссионером. После его смерти Мэри вернулась домой с разбитым сердцем. Сама признавалась, что к Африке у нее душа не лежала. Не нравилось ей без конца молиться за язычников. Условия там нездоровые, постоянная дизентерия, мухи. Вода не годится для питья…
– Спасибо, Траск, – сказал Ратлидж, прерывая его словесный поток. Траск потратил еще несколько минут, медленно ставя все на поднос, сметая крошки со стола. Кофейник он оставил, как будто надеялся на продолжение разговора. Но Ратлидж молчал. В конце концов хозяин понял намек.
После его ухода Ратлидж слушал, как за окном в заросшем саду поют птицы, и обдумывал свои дальнейшие шаги.
Глава 19
Было
Ему открыла пожилая, но еще совсем не старая женщина, хотя одевалась она как старуха. Судя по желтым белкам глаз, она страдала от приступов малярии. Расплачивалась за годы, проведенные в Африке. Африканский континент немилосерден к европейским женщинам.
Увидев, кто пришел, миссис Отли удивленно сказала:
– Мисс Рейчел только что ушла к священнику. – Говорила она сдержанно; Ратлидж не услышал у нее корнуолльского выговора.
– Знаю. Я хотел поговорить с вами, если можно. Вы ведь миссис Отли? Насколько я понимаю, ваша матушка служила в Тревельян-Холле няней.
Хозяйка впустила его. Гостиная полностью соответствовала ее не совсем обычной жизни. Уютный английский ситец, вышитые подушки, вытертый эксминстерский ковер соседствовали с зулусским щитом и длинными копьями на стене. Рядом с репродукцией в деревянной рамке, на которой изображались король и королева, висел написанный от руки сертификат, в котором утверждалось, что Мэри Полуорт Отли пересекла экватор на корабле «Рамзес». Кресло, на которое она ему указала, было покрыто тонким слоем светло-кремовой собачьей шерсти. Смирившись с тем, что скоро вся шерсть окажется на его одежде, Ратлидж невольно огляделся по сторонам. Где же сам пес? Скоро в гостиную вперевалку вошел толстый щенок, который обнюхал брюки гостя и деловито занялся его шнурками. Миссис Отли, которая называла щенка Родсом, прогнала его и села с торжественным видом.
– Зачем вам понадобилось меня видеть, сэр? Если хотите расспрашивать о мисс Рейчел…
– Нет, меня больше интересует работа вашей матушки в Тревельян-Холле. Она часто рассказывала вам о Тревельянах?
– Мне? Нет, сэр. Мисс Розамунду она обожала, это было заметно, и ко всем ее детям относилась очень тепло, но она была не из тех, кто обсуждает своих воспитанников. Она считала, что их дела касаются только их, а мои – меня.
Что определенно делало честь матушке миссис Отли.
– А вы играли с детьми Тревельянов?
– Нет, сэр, я была гораздо старше их. Иногда, время от времени, я помогала в детской, когда кто-нибудь заболевал или приезжали гости. Кстати, мой опыт очень пригодился в Африке, когда я учила малышей.
– При вас ли Анна Марлоу упала с дерева в саду? И заблудился на болотах маленький Ричард?
– Нет, тогда я была в школе. Мне очень хотелось стать гувернанткой, и мисс Розамунда по доброте душевной проявила ко мне интерес. Послала меня в Кент, в Академию мисс Китченер. – Мэри Отли печально улыбнулась. – Я поступила на свое первое место, и там познакомилась с Эдвином, который тогда только что вернулся из Африки и овдовел. Он был человеком пылким, полным Господа и великих идей. Я стала третьей миссис Отли, и мы уехали в Африку. Но на сей раз в Африке похоронили самого Эдвина, а не его жену. Я вернулась домой бездетной вдовой. Какое-то время работала в школе в лондонских трущобах, внушая себе, что для меня лучше всего быть постоянно занятой в церкви. Но лучше не становилось. У меня нет призвания, понимаете? Только мечты Эдвина – так сказать, мечты из вторых рук.
Ратлидж
Как будто прочитав его мысли, Мэри Отли вдруг сказала:
– Африка женщин не щадит. Вот почему я убедила мисс Рейчел не ехать за Питером Ашфордом в Кению. Сама она рвалась за ним туда… И осталась бы там вдовой, если бы не послушала меня. И… в общем, по многим причинам я оказалась права.
Ратлидж задумался. Знала ли Мэри Отли… или догадывалась… о чувствах Рейчел к Николасу? Он задал еще несколько вопросов, которые ни к чему его не привели, и встал, собираясь уходить.
Дремавший Родс вскочил, еще не до конца проснувшись, и приготовился нападать. Ратлидж осторожно обошел его, и щенок подбежал к креслу и вцепился зубами в истрепанную обивку.
Миссис Отли не обратила на выходки щенка никакого внимания. Глядя на Ратлиджа, она продолжила:
– Конечно, узнав, что Николас чуть не умер, я тут же вернулась в Боркум. Надеюсь, мой рассказ вам хоть чем-то поможет… Не хочу, чтобы мисс Рейчел узнала, но она говорит, что вы интересуетесь такими событиями в Тревельян-Холле, и не хочу, чтобы меня упрекали в недобросовестности. Но, если вам все равно, я бы предпочла сохранить то происшествие в тайне. Если вы не возражаете.
– В тайне? – повторил Ратлидж, боясь, что от изумления выражение его лица напоминает выражение Родса.
– Да, в то время Тревельяны предпочли держать язык за зубами. Они не хотели, чтобы о них пошли слухи. Но, если в деревне говорят правду и вы интересуетесь их семейной историей, по-моему, сейчас от моих слов никому вреда не будет. Тревельяны всегда были людьми почтенными, уважаемыми.
– Расскажите! – гораздо резче, чем собирался, потребовал Ратлидж.
– Да ведь мне и рассказывать почти нечего. Как-то он, то есть мистер Николас, вернулся домой поздно. Он навещал священника – дело было задолго до войны, году в тысяча девятьсот седьмом или около того; и в то время о мистере Николасе ходили слухи, что он, мол, скоро уедет, чтобы посмотреть, как сооружают корабли на верфях в Клайде, в Шотландии. О тех лайнерах тогда только и говорили, да еще о призе за самое быстрое пересечение Атлантики. По словам юного Стивена, он подслушал, как мистер Кормак говорит: уж он позаботится о том, чтобы найти мистеру Николасу место в одном из экипажей, раз он так интересуется кораблями. Но не знаю, правду тогда говорили или нет, потому что из планов мистера Николаса так ничего и не вышло. Короче говоря, в тот день, когда мистер Николас возвращался домой от священника, на него напал какой-то пьяница с ножом. Слава богу, он был очень сильно пьян и не понимал, что делает; нож не попал мистеру Николасу в сердце, только задел ребра по касательной. Доктор Пенрит наложил швы, предписал мистеру Николасу постельный режим и запретил ездить и в Лондон, и в Шотландию, и вообще куда бы то ни было. Тем все и кончилось. По-моему, о происшествии так больше никто и не узнал, кроме мисс Оливии и врача. И конечно, меня, потому что бедняга подполз к моей двери, когда понял, что ему самому никак не удастся добраться до Тревельян-Холла.
– А что же пьяница?
– К тому времени, как мисс Оливия приказала конюхам разыскать его, он давно сбежал. Мне она сказала лишь, что он приставал ко всем прохожим на дороге. По-моему, как только он понял, что натворил, сразу сбежал из наших краев. Даже пьяница должен был сообразить, что поднимется большой шум.
– Значит, Рейчел так ничего и не узнала?
– Ее тогда не было Тревельян-Холле, а мисс Оливия запретила ей писать. Сказала, что она тут же примчится и будет суетиться вокруг Николаса и ему ее волнение не пойдет на пользу. Я согласилась и так никому ничего и не сказала. Первые два дня мистер Николас пролежал в лихорадке, а потом начал выздоравливать. Ухаживать за ним было нетрудно; помощь мисс Рейчел нам не требовалась.