Крылья Севастополя
Шрифт:
Летчики, летавшие на гидросамолетах, знают, какая это опасность при посадке. Поперек «наката» не сядешь - рискуешь разбить самолет в куски, садиться вдоль гребня бегущей волны тоже трудно: волна обязательно «выскользнет» [95] из-под поплавков, а следом идущая захлестнет, накроет самолет, перевернет, словно щепку, искромсает и потянет вглубь. В общем, как говорят, не приведи господь садиться в открытом море при мертвой зыби баллов в пять-шесть!
Наша девятка прошла мыс Сарыч, где накат был особенно мощный, дошла до траверза мыса Херсонес, развернулась курсом на Донузлав. Я летел с Астаховым, справа шел Коля Евстигнеев. Все было
– Смотри, Евстигнеев… - только и успел крикнуть.
– Вижу!
– ответил Астахов, и наш самолет нырнул следом за снижающимся МБР-2 Евстигнеева.
Он снижался быстро. Винт самолета еле вращался, значит, мотор не работал.
Вместе с нами устремилась за Евстигнеевым и машина с единицей на хвосте - командира эскадрильи Глебова. С замиранием мы следили за Евстигнеевым: как он посадит самолет при таком «накате», да еще с выключенным мотором, когда жизнь зависит только от слепого случая.
Один из самолетов отделился от группы, пошел к Севастополю - вызывать на помощь катер, остальные пошли на Донузлав.
А Евстигнеев все снижался…
Эти секунды показались нам бесконечными.
Вот МБР- 2 промелькнул над водой, казалось, мягко коснулся гребня волны, и тут же мы увидели, как передняя часть его отлетела в сторону, а фюзеляж «клюнул» в бежавшую навстречу волну. Через секунду над водой остался один хвост самолета, а потом и его захлестнула волна.
Когда подошел катер, на поверхности плавали трое: Миша Зимин, стрелок-радист и бортмеханик. Евстигнеева не было. Он ушел под воду вместе с самолетом.
Невеселыми были Октябрьские праздники в нашей эскадрилье. Неожиданная и, казалось, нелепая смерть Коли Евстигнеева поразила всех. На Тамару больно было смотреть. И вот тогда в нашем крошечном авиагородке появился незнакомый летчик-лейтенант. Он служил в другой [96] части, за сотни километров от нашего аэродрома, но, узнав о трагедии, примчался в Керчь. Мы видели, как Тамара кинулась на грудь лейтенанту и забилась в тяжелом рыдании. Коля Астахов, тоже москвич и однокурсник Евстигнеева, сказал:
– Миша Уткин, лучший друг Кольки.
Так я познакомился с Уткиным. Он прожил у нас несколько дней, все время был с Тамарой, провожал ее вместе с нами на вокзал - она уезжала домой, в Москву, уезжала навсегда.
– Я буду писать, Тома, - говорил Уткин.
– Хорошо, Миша, - как-то очень спокойно отвечала Тамара.
Потом началась война. И с Уткиным мы встретились только в осажденном Севастополе.
…Тяжелая металлическая дверь со скрипом откатилась, и на пороге появился Михаил Уткин - в кожаном реглане, со шлемом в руках.
– «Безлошадных» принимаете?
– весело спросил он.
– Валяй, жокей, - ответил Акимов.
Они старые друзья, тоже вместе учились в военно-морском авиаучилище, кажется, даже в одной летной группе.
Солнце уже основательно разогнало туман, пора на аэродром. Сборы у нас недолги: реглан на плечи, планшет в руки - и в полет готов.
Вдоль высокого каменного забора пробрались мы на бетонированную площадку. Инженер Карцев, заикаясь,
– Все в порядке, ребятки: «эрэсы» подвешены, пулеметы проверены, горючего - по пробки.
Нужно было торопиться. Вот-вот начнется артобстрел, а может, и бомбардировщики пожалуют. Вода в бухте закипит от взрывов, и тогда нашим «коломбинам» взлететь будет ох как непросто.
Артиллерийские раскаты уже катились с передовой, когда взревели моторы обоих МБР-2. Прямо со спусковой площадки, набирая скорость, самолеты устремились на середину бухты, чтобы взлететь курсом на море, где еще виднелась пелена приподнятого тумана.
Сразу же за Херсонесом стена низкой облачности подступала почти к берегу. Для нас это - спасение: в случае появления истребителей есть куда скрыться. Легли курсом в указанный квадрат. Самолеты шли над самой облачностью, казалось, что мы стремительно мчимся на санках по бесконечному снежному полю. Картина величественная, [97] но любоваться ею некогда, надо следить за небом, чтобы не прозевать «мессеров».
Прикинули по карте место нахождения. Скоро пора снижаться, а то и караван проскочить недолго. Облачность вдруг оборвалась: такое впечатление, что самолет остановился и неподвижно завис над пропастью. Под нами и впереди нас раскинулось безбрежное Черное море, над головой ярко светило солнце. И в эту минуту, прямо по курсу, я увидел караван: транспорт, два эсминца, несколько сторожевиков. Даю ракету: «Я - свой!», и начинаем снижаться к кораблям. Наша задача: охранять их от подводных лодок, при обнаружении таковых поражать бомбами, которые огромными сигарами висят под плоскостями.
Заранее договорились: мы галсируем по правому борту каравана, экипаж Акимова - по левому. Особое внимание передней полусфере, откуда наиболее вероятна торпедная атака вражеских субмарин.
Уткин покачал крыльями, и самолеты разошлись по своим секторам.
Я внимательно просматривал поверхность моря, опасаясь пропустить появление перископа идущей в атаку подлодки, но морская гладь была чиста. Корабли стремились как можно скорее укрыться под облачность. На самолете это расстояние мы проскочили за несколько минут, а кораблям - еще топать и топать. Ясно, скорость не та. Волновала облачность, прижавшаяся к берегу; именно оттуда, из-под обреза облаков, в любую минуту могли выскочить вражеские самолеты-торпедоносцы, особенно опасные для больших кораблей. Но вокруг по-прежнему все было спокойно. Мы барражировали уже около двух часов, до облачности оставалось каких-нибудь десять миль, и я готов уже был поверить в нашу счастливую звезду, но именно в этот момент, когда опасность, казалось, миновала, из-под облаков вывалился самолет.
«Торпедоносец!» - мелькнула мысль. Большой двухмоторный До-215 разворачивался вправо, ложился на боевой курс. Он, словно огромный черный паук, быстро разбухал, увеличивался в размерах. Еще несколько секунд - и в воду полетит торпеда, помчится к транспорту, на котором, конечно, идут в Севастополь солдаты, а трюмы забиты продовольствием, медикаментами и оружием для защитников города-крепости. Мы как раз сделали разворот в голове каравана и легли на встречный курс. Торпедоносец приближался под углом градусов 45. Что делать? Из пулемета палить бесполезно - расстояние не то. Я видел, [98] как наперерез торпедоносцу кинулись сторожевики, как отчаянно застучали их зенитки. Но и они опоздали. И тут я вспомнил: «Эрэсы!»