Крылья Урагана
Шрифт:
– Преклоните колени, сэр.
Хэл подчинился, ощутив тройное прикосновение меча, и вместе с этими легкими прикосновениями на него обрушилась вся тяжесть ответственности, которую несли эти символы.
– Встаньте, сэр Хэл Кэйлис, – сказал король. Хэл поднялся, отсалютовал улыбающемуся королю и вернулся в свою шеренгу, причем никогда впоследствии не мог вспомнить как.
– Не просто какая-нибудь вшивая медалишка, – как мальчишка радовался Фаррен Мария. – Теперь-то мне
– Выслежу тебя в том теплом углу, где ты будешь прятаться, и отволоку обратно на войну. И можешь сколько угодно вопить и брыкаться.
– Нет, ни один уважающий себя рыцарь не станет пятнать свое рыцарское достоинство таким поведением, – жалобным голосом сказал Фаррен. – Кстати, как ты сам собираешься провести эту неделю?
Хэл спустился с небес на землю, осознав, что ему некуда идти. Другой семьи, кроме как в Каэрли, у него не было, а туда его совершенно не тянуло.
– Будь я проклят, если знаю, – сказал Хэл. – Благодарение богам, нам заплатили, так что я могу раскошелиться на гостиницу.
– Успеешь еще пожить в гостиницах, – сказал сэр Лоурен. – Ты всегда можешь погостить у меня. У меня нет сестры, за которой ты мог бы приволокнуться, так что ты, Сэслик, можешь быть спокойна. Хотя мой старый замок каменный и мрачный, тебе там всегда хватит места.
– А если ты не хочешь слоняться по какому-то замшелому замку, – вставил Фаррен, – у одного из моих многочисленных дядюшек есть отличный чердак, который очень давно пустует.
Хэл взглянул на Сэслик.
– Я собираюсь навестить своих, – сказала Сэслик. – Не знаю, по вкусу ли тебе постоянно толкущиеся вокруг драконы и подозрительные отцы, пусть даже и хранители королевских зверинцев, но место там для тебя найдется.
– О жилище для сэра Хэла уже позаботились, – раздался голос, и все трое обернулись, увидев сказителя Тома Лоуэсса. – Я заявляю свои права на этого человека, хотя, разумеется, он свободен навещать любого из вас.
– Мой особняк всего в десяти минутах езды от зверинца, сержант Дайнапур, – продолжал Лоуэсс. – А я по ночам не слишком-то подозрителен.
– Э-э-гм, – только и ответил Хэл.
– Сэр Хэл, вас никто не спрашивает. Вам приказывают, – твердо заявил Лоуэсс, крепко ухватив его под локоть. – А теперь идемте со мной.
Все четверо принялись поспешно царапать свои адреса и пояснять друг другу, как до них добраться, затем разошлись.
– А теперь, юноша, настала пора расплаты, – сказал Лоуэсс.
– За что?
– За ваше рыцарство.
– Э-э?
– Я попросил бы немного уважения, сэр, – сказал Лоуэсс. – Кто, по-вашему, горбатился дни и ночи напролет, чтобы ваше имя было на устах у всех и каждого, чтобы даже при дворе только и разговаривали, что о вашей отваге?
– О... Вы хотите сказать... – Хэлу вспомнились слова короля.
– Я хочу сказать, что продвигал вас так, как будто нахожусь у вас на жалованье.
– Зачем? – Хэлом внезапно овладела подозрительность.
Лоуэсс развел руками, мягко улыбнувшись.
– Зачем? А что еще
Хэл бросил на него настороженный взгляд.
– Не уверен, что правильно вас понимаю.
– А вам и не надо, – весело сказал Лоуэсс. – Можете считать это эксцентричным хобби эксцентричного человека. А теперь идемте, а не то мы опоздаем к обеду. Некоторые придворные дамы весьма прозрачно мне намекнули, что я навсегда лишусь их милостей, если не предоставлю им возможности познакомиться с вами.
Особняк Тома Лоуэсса был обустроен с явным намерением рассказать его посетителям о бесчисленных странствиях Лоуэсса по неведомым странам и о его замечательных друзьях, как цивилизованных, так и диких, которых он в этих странствиях приобрел.
Свою цель он выполнял превосходно. Стены были увешаны полотнами, оружием, различными экзотическими диковинами. Кроме того, сразу становилось понятно, что в этом доме нет ни жены, ни какой-либо другой хозяйки, постоянно живущей здесь. Он просто-таки источал мужественность, весь отделанный кожей и темным деревом. На вкус Хэла, этой мужественности в нем было даже с избытком.
И обед у Лоуэсса тоже был чем-то из ряда вон выходящим. Многих блюд Хэл никогда в жизни не пробовал и слышал о них разве что от хвастливых вельмож. Из-под рук поваров Лоуэсса выходили кулинарные шедевры, а расторопные и незаметные слуги заботились о том, чтобы ни одна тарелка и ни один стакан не пустовали больше нескольких секунд.
Кроме того, среди присутствующих была некая леди Хири Карстерз, которой едва минуло семнадцать, но искорки, плясавшие в ее глазах, выдавали опытность, далеко не соответствующую возрасту. Она была стройной и высокой, почти не уступая в росте Хэлу, с небольшой грудью и темными волосами, завитыми и переброшенными на одно плечо.
Хэл так и не смог решить, были ли ее глаза фиолетовыми, зелеными или какого-то невиданного оттенка синего.
Она была очень живой, смешливой и способной заставить рассмеяться кого угодно. Похоже, она внимательно следила за новостями с фронта, а деяния Хэла ей были известны чуть ли не лучше, чем ему самому.
Хэл внезапно почувствовал себя неуклюжей куропаткой, преследуемой неутомимым ястребом. Но потом решительно подавил в себе это чувство, решив, что просто слишком долго находился в обществе почти исключительно мужчин, и страшно заскучал по Сэслик.
После застолья в огромном бальном зале начались танцы. Играл небольшой оркестрик. Хэл попытался уклониться, но Хири заявила, что она превосходная учительница, а «покоритель драконов наверняка в два счета освоит такой пустяк, как танцы».
Кэйлис не был в этом уверен, но все же умудрился ни разу не наступить ей на ногу и даже не споткнуться.
При воспоминании о людях, лежащих сейчас в грязи в окопах по ту сторону пролива, он ощутил укол совести, но потом посмеялся над самим собой. Они точно не стали бы на него обижаться, а если бы вдруг оказались на его месте, то уж явно ни на миг не побеспокоились бы о бедном одиноком всаднике.