Крылья Урагана

Банч Кристофер

– И на что же это будет похоже? Старый тиран, который вдруг ни с того ни с сего начинает грызть ногти в попытке не рассмеяться?

– Почти. А теперь давай, женщина, топай в строй.

– Есть, господин командир!

Строй вышел столь же неровный, как и ряды палаток, из" которых высыпали мужчины и женщины. Всадники стояли в конце шеренги, с любопытством ожидая, что будет дальше.

Гарт дала команду «смирно» и приказала строю развернуться к Кэйлису.

– Для тех, кто еще не слышал: я новый командир

эскадрильи, – сообщил Хэл. – И я предлагаю всем настроиться на победу в этой войне, вместо того чтобы отираться по задворкам, как мы делали все это время.

Послышались возгласы – частью согласные, частью недовольные.

– Сейчас я объявлю об изменениях, с которых собираюсь начать, – продолжил он. – Во-первых, я хочу, чтобы этот треклятый лагерь в конце концов привели в порядок. Палатки расположить в ряд, как им и надлежит стоять, а усадьбу убрать. Мне не нужна эскадрилья, которая выглядела бы как дворцовая стража на параде, но разгильдяев я здесь терпеть тоже не намерен.

– Не очень просто помыться и привести себя в порядок, когда все твои пожитки сожгли, – выкрикнул кто-то из строя, неохотно добавив положенное по уставу «сэр».

– Все, включая провиант, будет в лагере до наступления ночи, – пообещал Хэл. – А пока что мы оставим у себя пехотинцев, на тот случай, если наши рочийские друзья вдруг решат вернуться. Второе, о чем я хочу сообщить вам: с сегодняшнего дня эскадрилья будет заниматься исключительно одним делом, а именно сражаться на войне. Любой, кто считает, что есть более важные вещи, может подать заявление о переводе. После этого сбора я буду вон в той палатке. Любому, кто изъявит желание перевестись, я окажу всемерную помощь. То же самое относится к любому, кто не желает служить. Никто вас не держит.

– Эти проклятые рочийцы всего однажды застигли нас врасплох, а теперь вы ведете себя так, будто мы сами в этом и виноваты, – рявкнул какой-то небритый мужчина.

– В этом никто не виноват, – сказал Хэл. – Если такого не случится впредь.

– Да и плевать, – отмахнулся небритый. – Ловлю вас на обещании дать перевод.

– Отлично, – сказал Хэл. – В кавалерии всегда нужны мечники.

Небритый явно встревожился, а по рядам пробежал изумленный ропот.

– Это несправедливо, – проворчал он. – Я чуть не погиб здесь, а теперь вы бросаете меня туда, где меня убьют как пить дать.

– А я тут ни при чем, приятель, – сказал Хэл. – Ты сам этого хотел.

– Но....

– Никаких «но», – отрезал Хэл. – Чтобы сегодня вечером тебя здесь не было. Все остальные, кому хочется легкой жизни, могут катиться с. тобой. Нас сбили с ног, но мы снова поднимемся. Даю вам слово, что рочийцы, пытавшиеся уничтожить нас, сами будут уничтожены. Они еще пожалеют, что вообще услышали об Одиннадцатой эскадрилье. Прежде мы не были слишком хорошей частью, но это изменится – и изменится очень скоро. Впредь любой, кто будет думать о всадниках, будет думать об Одиннадцатой. Это все, что я хотел вам сказать. Всем оставшимся в живых взводным после собрания доложиться

мне.

У Хэла забрезжила идея, и он приказал уборщикам тщательно откладывать в сторону все рочийское оружие и снаряжение, а также отметил место, где похоронили нескольких рочийских солдат.

Отступая, рочийцы забрали с собой своих раненых, поэтому узнать то, что хотел Хэл, было не у кого, хотя он опять и опять продолжал расспрашивать уцелевших.

По меньшей мере, отметил он с облегчением, никто не доложил о том, что видел черных драконов. Но больше ничего выудить не удалось – ни названий нападавших рочийских частей, ни чего-либо другого, представлявшего какую-нибудь ценность.

Это – он очень надеялся – должен был прояснить Лиминго.

Эджиби сдержал свои обещания. Еще до наступления сумерек начали прибывать подводы, груженные всем необходимым: от продуктов до новых мундиров, от инвентаря и инструментов до повизгивающих поросят – для драконов, которым еще только предстояло прибыть.

Хэл составил список того, в чем еще нуждался. В этом списке значилось имя одного человека. В штаб Первой армии снова поспешил гонец, и снова требуемое было предоставлено, и в Дирейн отправился еще один катер.

– Ты можешь затевать что угодно, – сказал Фаррен. – Скоро халява кончится, и мы останемся ни с чем, как и вся остальная армия.

– Держу пари, – сказала Сэслик, – что про нас с тобой ты даже не думал.

– Э-э... а что, собственно, я должен был думать про нас с тобой? – недоуменно спросил Хэл.

– Мужчины. Что с вас взять?

– У меня голова другими вещами забита, – оправдываясь, сказал Хэл.

Сэслик нечленораздельно зарычала, потом взяла себя в руки.

– Послушай, ты. Теперь ты лицо этой эскадрильи, а это означает, что ты должен стать оплотом нравственности.

– Ох, – выдохнул Хэл.

Сэслик кивнула.

– Оплоты нравственности не резвятся в койках со своими подчиненными. По крайней мере, не в открытую, если не хотят, чтобы их солдаты трепали о них языками.

Хэл тяжело плюхнулся на свою койку.

– Проклятье, – выругался он.

– Вот именно, – кивнула Сэслик. – И какого рожна мне понадобилось влюбиться в ублюдка, который вообразил, что он великий военачальник, покоритель драконов и поэтому ему лучше не проявлять никаких человеческих слабостей?

– Мне такое не нравится, – сказал Хэл. – Я люблю тебя и не хочу, чтобы что-нибудь изменилось.

Сэслик смягчилась.

– Я знаю. И я тоже не хочу. Но я не вижу никакого выхода.

– И что ты собираешься делать?

– Я подумала обо всем, – сказала Сэслик. – Если бы я была закаленным воином, то перевелась бы в другую эскадрилью. Но я не настолько закалена.

– Пожалуй, стоит поблагодарить за это какого-нибудь бога, – заметил Хэл.

– Я не вижу никакого способа, как нам дальше встречаться. В части уж точно не получится. А ты видишь?