Крылья за моей спиной
Шрифт:
— Вы поругались? — спросила Галина Викторовна и тут же забеспокоилась. — Настя, да вы что? Нашли время!
— Мы не ругались, мам. Просто… Сашка приехал, пришёл отношения выяснять. Серёжа не хотел, чтобы я с ним разговаривала. А как не разговаривать?!
Галина Викторовна на диван рядом с дочерью присела.
— Поговорить, конечно, надо было.
— А я о чём? А он обиделся и ушёл!
— Который?
— Да оба!
— Ох, Настя, Настя. — Мать до её волос дотронулась. — Ты что-нибудь решила?
Настя только головой покачала, тут же расстроившись.
— А пора бы.
— Знаю. — Настя на мать посмотрела. — Помоги мне. Как поступить?
Галина Викторовна помолчала, потом сказала:
— С Серёжей у тебя начнётся
Солнцева сглотнула.
— Мам, если он и женится на мне, то только из-за ребёнка.
— Но женится ведь.
— Я о другом мечтала.
— Все мечтают о другом. А вы ещё слишком молоды, чтобы думать о том, что закончится всё плохо. Не все браки начинаются с безумной любви, важнее, как дальше сложится. А мне почему-то кажется, что у вас с Серёжей всё может получиться. Если вы захотите. Ребёнок вас сблизит.
— А если нет?
Галина Викторовна призадумалась и ладонью по покрывалу поводила.
— Вернуться ты всегда сможешь. А вот шанс создать настоящую семью, возможно, один, вот и не упусти его. Серёжа хороший. И на тебя он смотрит по-особенному.
— Да, это пока я не стану его женой и не растолстею.
Мать её за ухом потрепала.
— Дурочка ты.
Настя голову опустила, прижавшись лбом к своим коленям.
— Это я очень хорошо знаю.
Но решение было принято, пути назад не было. Бесполезно было дальше себя жалеть, изводить одними и теми же вопросами — ответ всё равно находился только один. Мама была права: останься Настя здесь, её ничего не ждёт. Беременной нечего и думать устроиться на работу, значит, будет сидеть дома, родов ждать. Зарплаты не будет, надеяться можно будет только на Серёжкины алименты. И об институте стоит забыть. Родителям в этом году не удалось ей помочь, а уж когда у неё младенец на руках будет… Значит, и о нормальной работе после декрета речи никакой не идет. Она станет одной из тысяч матерей-одиночек из провинциального города, без всяких перспектив, без особых надежд на будущее, с затоптанными амбициями и мечтами. В родном дворе станет объектом сплетен и нравоучений, на неё будут показывать пальцем и на её примере объяснять молодым девицам, в какие ситуации лучше не попадать. А Серёжка будет появляться несколько раз в год, холёный и занятой, и смотреть на неё с жалостью и расстройством, вспоминая, какая она была, что с первого взгляда его сразила. А их ребёнок будет расти без отца, да ещё в кругу «доброжелателей», которые однажды ему объяснят, как его мама когда-то сглупила и обидела дядю Сашу Аверина, поступила неправильно, несправедливо, и испортила многим людям жизнь. Да и от Сашки теперь хорошего не жди, больше он к ней в окно с цветами не полезет, особенно, когда про беременность узнает. Он уже завтра начнёт превращать её жизнь в ад.
— Ты поедешь со мной? — спросил Сергей, придя к ней следующим утром. Собирался уезжать, пришёл попрощаться, но всё ещё сердился, Настя это по его глазам видела. И вопрос свой он особенным тоном задал, было понятно, что повторять его вряд ли станет. Шанс, на самом деле, один. И сомневаться больше нельзя.
Настя глубоко вздохнула, прежде чем ответить.
— Да, Серёж, поеду.
Что-то промелькнуло в его взгляде, Настя не успела понять, что именно. Но он согласно кивнул.
— Тогда собирай вещи. Я вернусь за тобой в понедельник.
6
Настя была уверена, что никогда не забудет тот день, когда из родного дома уезжала. Из дома, из города, из своей жизни. Тех трёх дней, что Серёжа ей дал на сборы, ей не хватило для того, чтобы до конца осознать. А потом он приехал, на машине, и вместе с её отцом выносил её вещи, сумки, какие-то коробки. А Настя стояла рядом, наблюдала за всем этим, понимая, что не хочет, не хочет уезжать. Но у неё выбора нет. Мама рядом стояла, держала её за руку и время от времени принималась какие-то указания и советы давать. Настя кивала, плохо воспринимая то, что она ей говорила.
— Как приедете, позвони, хорошо? А то мы с отцом волноваться будем. А уж когда с днём свадьбы определитесь, мы приедем. Серёжа сказал, что долго ждать не придётся, его отец обещал договориться в загсе. — Галина Викторовна за руку её схватила и потрясла, пытаясь растормошить. — Настя, я понимаю, ты боишься. Но ты обязана попробовать. Ради себя, ради ребёнка.
— Я знаю, мам. Я всё знаю.
Из окон выглядывали любопытные соседи, потом из подъезда Федя Лер вышел и поинтересовался тем, что происходит.
— Уезжаешь, что ли, Насть?
Она ответить не успела, подошёл Маркелов и дружку улыбнулся. Подтвердил.
— Уезжаем, Федь.
Лер глаза вытаращил.
— Вдвоём, что ли? В Москву? Ну, вы даёте. — И всё-таки улыбнулся, пусть и чуть ошарашено. — Горько, что ли?
Настя только головой качнула.
— Дурак ты, Федя.
— А чего, не горько?
Серёжа её за плечи приобнял.
— Горько, горько.
Вот так она и вышла замуж, для соседей. Прежде чем сесть в машину, по сторонам огляделась, Ольгу увидела. Та сидела на качелях на детской площадке и со стороны наблюдала за тем, как они с Серёжкой уезжают. Её взгляд Настю словно ножом по сердцу полоснул. Она даже за руку Маркелова схватила, торопя. Но тот, кажется, не заметил, он разговаривал с её отцом, видимо, тоже инструкции получал. Потом их расцеловали на прощание, а когда машина тронулась, ещё и перекрестили, Настя заметила, как мама проделала это молниеносным движением. К тому моменту рядом с родителями уже небольшая группка любопытствующих собралась, Татьяна Михайловна успела прийти, отпросившись с работы, чтобы их проводить, а соседки без конца к ней и Галине Викторовне с вопросами приставали. Правда ли свадьба и когда.
Настя была уверена, что тот день был самым трудным, самым страшным, самым ужасным. Когда Серёжа привёз её в Москву, и не просто на день, на экскурсию или по магазинам пройтись, а навсегда. К себе домой, с вещами, и было так неловко наблюдать, как он теперь уже со своим отцом их в свою комнату переносит. Настя чувствовала себя, как в кино, бедной провинциалкой, которой удалось женить на себе москвича. Стояла в сторонке, чувствуя на себе оценивающие взгляды Серёжкиных родственников. И украдкой глазами вокруг стреляла. Сказать, что она пребывала в шоке, значит ничего не сказать. Ни разу в своей жизни Настя не бывала в таких огромных квартирах. Не то чтобы квартира была шикарная, забита дорогой мебелью и с евроремонтом, как сейчас говорят, нет, мебель была обыкновенная, никакой вычурности и бросающегося в глаза шика, но в этой квартире было столько пространства, столько света, а ещё невероятное количество дверей и комнат. Потом Настя выяснила, что комнат пять, а квартира такая большая, потому что в ней академик Маркелов проживает, а он, ни много ни мало, светило. И его семья здесь живёт уже много лет, даже Борис Иванович когда-то свою молодую жену сюда привёл, к родителям, и Серёжку из роддома именно сюда принесли, и ходил он в садик за углом и учился в школе через дорогу. А Настю тогда посетила странная мысль: у неё так же будет? В этой квартире, с этими людьми?
— Я покажу девочке квартиру, — сообщила Аркадия Львовна хорошо поставленным голосом, напугав своим желанием Настю и удивив Ларису Евгеньевну. Но спорить та не стала, коротко улыбнулась невесте сына, а Солнцева вдруг поняла, что не только ей не по себе. Вот и случилось самое страшное в жизни её будущей свекрови — сын привёл в дом жену. И ладно бы любимую, а то беременную.
Аркадия Львовна ещё раз оглядела Настю с головы до ног, не понятно, что в ней разглядеть пытаясь, потом сделала приглашающий жест рукой.