Крылья
Шрифт:
– Ш-ш-ш, не волнуйся, – заговорил папа. – Лика позвонила мне вчера, и я сразу прилетел.
– Что произошло?
Я присела на краешек ее кровати и взяла ее руку.
– У тебя был сердечный приступ.
Анна перевела взгляд с меня на папу и обратно. Она словно старалась вспомнить что-то.
– Ой, как давно я не видела его… Где же он был все это время? – еле слышно спросила Анна. И от этих слов у меня внутри все сжалось.
Я не представляла, что это будет
– Я и забыла, какой он красивый…
Я сжала ее руку. «Да, красивый, очень! – мгновенно отозвались мои нервы. – Я удивляюсь, как не замечала этого раньше».
– Твой отец говорил, что в детстве ты с ним не расставалась.
– Ч-что? – изумилась я.
– И даже разговаривала с ним, – улыбнулась Анна.
– Ты о ком?
– О нем, о ком же еще, – сказала Анна и указала мне на серебряного ангела, висящего у меня на шее. – Давно я его не видела. Где же он был?
«Ангел, боже мой, ангел! Она говорит об этом несчастном кулоне, а не о Феликсе!»
– У меня в столе, – прошептала я, ошарашенно переводя глаза на папу.
– Милая вещица, как хорошо, что она не потерялась.
– Как ты себя чувствуешь? Помнишь что-нибудь? – осторожно спросила я, игнорируя протестующие жесты папы.
– Побаливает в груди. Помню, что услышала твой голос в гостиной и пошла к тебе. А потом… Как в тумане.
«Боже! Да она ничего, совсем ничего не помнит!»
– Не думай об этом, – решительно сказал папа и поцеловал ее в макушку. – Лика увидела тебя на полу и сразу вызвала скорую.
Я нахмурилась, но оспаривать папину версию не стала.
– Надеюсь, я не сильно напугала тебя, – повернулась ко мне Анна. – Сама не понимаю, как это могло случиться. Сердце меня никогда не беспокоило.
Я низко опустила голову и пыталась разобраться, было ли мое молчание о Феликсе спасением для нее или гнусным предательством…
В коридоре было сумрачно, суетливо и тревожно. Папа остался с Анной – поговорить о том, о чем обычно говорят любящие люди, которые долго не виделись. А потом меня ждал долгий поход по больничному лабиринту в логово хирурга.
– Давай сюда. Что здесь у нас? – сказал маленький толстенький мужик с кокетливой бородкой. Он совсем не был похож на хищника, которому полагается «логово», так что я мгновенно успокоилась.
– Порезалась, – буркнула я, протягивая руку.
– Вчера дети наложили швы. В домашних условиях, – резковато бросил отец. – Думаю, надо все обработать заново.
Клюв ножниц подцепил повязку, и она тут же свалилась на стол. В этом было что-то символическое: все, что касалось Феликса, не собиралось задерживаться в моей жизни. Я отвернулась.
– Вчера, говорите? – переспросил врач.
– Угу, – кивнула я.
– Точно?
Я краем глаза видела, как у папы отвисла челюсть.
– Судя по кусочку нити – вот, видите, торчит, – шили хирургическим шелком. Красивая работа, прекрасные швы, после таких даже шрама не останется.
– Так значит… – начал папа.
– Все нормально. Через пять дней приходите, сниму швы.
– Значит, зашито… профессионально? – не унимался отец.
– Абсолютно. Говорите, дети шили? Может быть, подкинете мне парочку таких детей? А то рук не хватает, – захихикал хирург и прилепил мне на руку свежий пластырь.
– Не знаю, как ему это удалось. Я по-прежнему считаю, что этот пацан заслуживает отменной трепки… а Анну нужно увезти отсюда, и побыстрее! – бушевал папа по дороге домой.
– Она не захочет, – вздохнула я.
После исчезновения Феликса отец пытался уговорить Анну на переезд к нему в Хайдельберг, но она протестовала, объясняя это нежеланием бросать сад и меня, хотя главной причиной, конечно же, был Феликс и слепая вера в то, что он однажды вернется.
– Я говорил с врачом. После выписки ей нужен будет тщательный уход, восстановление и никаких потрясений. И она просто нужна мне рядом.
Я понимающе улыбнулась и сжала его руку.
– Прежде чем поступать в университет, тебе нужно будет выучить немецкий язык, и лучшего способа, чем переезд в Германию, я не придумал. Я хочу забрать вас обеих, но она ищет любые предлоги, чтобы остаться.
– Ты не собираешься сказать ей правду? О том, что Феликс жив? – вздохнула я.
– Сейчас однозначно нет, и тебе не разрешаю. Может быть, потом, когда ей станет лучше.
Машина остановилась у ворот, и мы побрели в дом. Я собиралась приготовить обед и уединиться в своей комнате, но у папы оказалось свое мнение на этот счет. Узнав, что у меня сегодня в школе есть уроки, он сам быстро зажарил на сковородке гренки, разложил на них сверху сыр и салат, заставил все это съесть и вытолкал с рюкзаком за дверь.
У меня было такое ощущение, что последний раз я была в школе год назад, а то и больше. Поездка в Киев и все, что случилось в последние дни, в плане эмоциональной нагрузки весили примерно столько же, сколько весь учебный год до этого.
– Привет! – мне на плечо легла рука. – На биологию идешь?
Я обернулась и столкнулась нос к носу с Идой.
– Угу. Привет.
– Как ты вообще? Как Анна?
Мы взялись за руки и потопали на урок.
– Вроде ничего. По крайней мере выглядела сегодня бодрячком.
– Чего не скажешь о тебе, – нахмурилась Ида.
– Что, все так плохо? – натянуто улыбнулась я.
– Ага, выглядишь так, будто под бульдозер попала. Лика, если бы я не была знакома с твоей семьей, я бы, ей-богу, подумала, что тебя избивают дома.