Крым — Галлиполи — Балканы
Шрифт:
И все же в целом агитация французов не находила поддержки. Листовки постоянно срывались, после чего возле них выставили посты сенегальцев. «Полны комизма были фигуры русских, с вытянутыми шеями пытавшихся с большого расстояния прочесть мелко написанное объявление, к тому же заслоненное воинственной фигурой сенегальца. И вот однажды предприимчивый русский шутник ухитрился заменить французское очередное объявление плакатом с надписью: "Первый армейский корпус верен и верит своему Вождю генералу Врангелю и туда только пойдет, куда он поведет". И под дружный хохот зрителей недоумевающий часовой еще долгое время сторожил этот плакат, деятельно отгоняя назойливую толпу русских весельчаков» {149} .
Не все, конечно, выдержали выпавшие на их долю испытания. Среди солдат и офицеров ходили слухи о том, что спекулируют военным имуществом и продуктами, что проматываются и без того скудные средства, изредка выпадавшие на долю галлиполийцев, о воровстве золота и драгоценностей, вывезенных из банков Севастополя и
«Возмутительный номер отколол генерал-лейтенант Достовалов, бывший НШ (начальник штаба. — Н.К.)1-й армии, а теперь наштакорп (начальник штаба корпуса. — Н.К.).Тут произошла темная история с драгоценностями из симферопольских сейфов. Эти драгоценности исчезли таинственно из парохода в Константинополе. Несколько раз против Достовалова поднималось дело… Наконец дело повернулось так, что Достовалову нужно было уйти. Его хотели назначить военным представителем в Сербии, но потом эта "чаша" миновала нашу армию. Это было бы прямым вызовом Русскому Совету в Константинополе, который, со своей стороны, собирался предать его суду… Достовалов вообще вел довольно веселый образ жизни. Из казенных денег он взаимообразно за два раза взял 1500 лир, кроме того Кутепов на дорогу дал ему 300 лир (из каких это денег, интересно, и на каком основании). Кроме того, Достовалов в компании с полковником Чертковым и еще двумя военными занимался спекуляцией, привозя из Константинополя какие-то вещи для продажи здесь. Захватив с собой общие спекулятивные деньги и золотой портсигар Черткова, Достовалов скрылся. 1500 лир он тоже оставил себе на память. Прилично со стороны высшего командного состава. Говорят, приказано его задержать и арестовать. Таких людей у нас много, и немудрено, что можно плюнуть на все и уйти подальше от таких благодетелей» {150} .
Потом Достовалов объявился в Салониках, откуда вскоре вернулся в Советскую Россию. В 1938 г. он был расстрелян {151} .
Нужно было как-то показать личному составу, что еще есть перспективы в продолжении службы. Вскоре по корпусу был издан приказ о зачете «галлиполийского сидения» во фронтовой стаж и о продолжении производства в очередные воинские звания. Не лишенные юмора «сидельцы» по-своему отреагировали на это. Кто-то нарисовал карикатуру, которая ходила по рукам, пока ее не изъяли. На ней был изображен строй галлиполийцев из одних только генералов. В отдалении единственный оставшийся полковник готовит на всех кашу. Врангель, с большой седой бородой, опираясь на палочку, вместе с престарелыми Витковским и Кутеповым проводит смотр построившимся генералам. Надпись внизу сообщала, что это происходит в 1951 году, и приводила слова обращения Врангеля: «Держитесь, орлы. Пройдет еще два месяца, и нас признают как армию» {152} .
К этому времени в беженских частях Галлиполи, Лемноса и Чаталджи уже скопилось достаточное количество желающих вернуться на родину. Это подтолкнуло французов к попытке — раз не удается распустить армию Врангеля — сократить ее. Немалую роль здесь сыграли сведения о перемене отношения советского руководства к участникам Белого движения, пожелавшим вернуться на родину.
Дело в том, что еще 29 января 1921 г. в газете «Правда» появилась статья председателя советского Центрального эвакуационного комитета по делам пленных и беженцев А.В. Эйдука. В ней он изложил свои впечатления от почти полугодовой зарубежной поездки по местам компактного проживания русских беженцев. Главный вывод, который делал Эйдук, состоял в том, что почти все они находятся в отчаянном положении и «…нет тех унижений и страданий, которые им не пришлось бы пережить». Он считал, что предоставление беженцам возможности «вернуться из-за границы составит акт не только гуманитарного характера, но явится полезным в государственных интересах», и предлагал ВЦИК рассмотреть этот вопрос, чтобы «решить его в положительном смысле» {153} .
Конечно, одной статьи, пусть даже и в центральном печатном органе большевиков, было еще недостаточно, чтобы русские беженцы, в том числе и белогвардейцы, потянулись на родину. И все же французы использовали даже такой незначительный шанс.
В результате они сформировали солидную группу из перешедших в беженцы, сосредоточили их в Константинополе и 16 февраля на пароходе «Рашид-паша» отправили в Новороссийск. Этот порт был выбран не случайно: из 3300 человек, находившихся на борту корабля, большинство составляли кубанские и донские казаки. Учитывая, что в России царит голод, французы каждому отъезжающему вручили паек на 15 суток, а также предупредили отъезжающих, что у них нет никаких гарантий обеспечения безопасности от советских властей. Охранять «Рашид-пашу» была назначена канонерская лодка «Дюшафо». 22 февраля 1921 г. транспорт с репатриантами прибыл в Новороссийск. Нетрудно представить удивление и озабоченность местного руководства в этом городе при появлении «Рашид-паши», ведь только 9 января 1921 г. французские корабли напали на советский корабль и потопили его у берегов Анапы. Однако репатриантов приняли {154} .
1 марта в газете «Красное Черноморье» сообщалось о прибытии из Константинополя
Прибытие этой группы врангелевцев советские власти постарались использовать максимально в своих целях. «5 марта, — говорилось все в том же "Красном Черноморье", — в Новороссийске состоялся многолюдный исключительный по своей оригинальности митинг, устроенный специально для прибывших из Константинополя военнопленных. В этом митинге участвовали в качестве ораторов коммунисты, врангелевские офицеры и представители врангелевского духовенства». По сообщению газеты, выступивший на митинге священник Попов поведал обо всех ужасах, которые творятся в Турции: «…среди начальства разгул, пьянство и разврат, в то же самое время как солдаты и казаки голодают; деньги же, жертвуемые благотворителями… беспощадно воруются начальством; условия жизни ужасные; медицинской помощи никакой». Попов говорил, что он «сам видел четыре трупа умерших казаков, внутренности которых пожирали собаки». В заключение своего выступления Попов сказал: «…хочется… расцеловать коммунистов, наших недавних врагов, за их братское к нам отношение….Пусть тюрьма, пусть голод, пусть какие угодно страдания, пусть даже смерть, но только на родной русской земле» {156} . В таком же примерно духе выступили и остальные — врангелевский офицер капитан Марченко и видный чиновник врангелевского судебного ведомства Борисов.
Были организованы также выступления в печати казака станицы Черткове кой Михаила Пкова (подпись неразборчива) и матроса А. Ситниченко. Они рассказали, каких трудов им стоило попасть на корабль, просили советские власти «…поправить нашу ошибку, в которой мы провинились» {157} .
Когда 14 марта «Рашид-паша» благополучно вернулся в Константинополь, французы решили продолжать отправку беженцев в Россию. Им удается отправить партию беженцев в Одессу. Об их прибытии 1 апреля 1921 г. работник Центрального управления ЧК г. Харькова Балицкий доложил телеграммой Ф.Э. Дзержинскому: «Сообщаю сведения, что из Константинополя в Одессу прибыла партия врангелевцев 3700 человек. Из них 500 офицеров. Приступлено к выгрузке и регистрации» {158} .
Такой поворот событий совсем не входил в планы Врангеля, и он делает все, чтобы остановить репатриацию своих войск. 2 апреля он пишет письма маршалам Франции, заслуженным и известным в своей стране людям: Фошу, Жоффрэ, Петену, Зиантею, Файлю и Франше д'Эспрэ. Он сообщает, какими неприглядными мерами идет распыление его армии, и просит маршалов поднять свой голос в защиту тех, кто совсем недавно вместе с французскими войсками воевал против общего врага.
Советское руководство, как и в свое время правительство Франции, оказалось не готово к приему такого количества беженцев. ВЧК стало известно, что разведка Врангеля с каждой их партией засылает своих людей, о чем председатель Всеукраинской чрезвычайной комиссии В.Н. Манцев проинформировал Ф.Э.Дзержинского. 13 апреля 1921г. он телеграфировал ему: «…на днях в Одессу прибыл пароход из Константинополя с врангелевцами в количестве 4000 человек, у них найдены шифры, явки и даже пироксилиновые шашки. Среди бывших врангелевцев обнаружено несколько агентов контрразведки {159} . Несколько раньше, 4 апреля 1921 г., М.В. Фрунзе — в то время командующий войсками Украины и Крыма — срочно направил в Реввоенсовет республики и Наркомат иностранных дел телеграмму, где сообщает об отсутствии в Одессе условий для приема турецкого корабля «Кизил-Ермак» с 2700 человек врангелевцев на борту. «Нет помещений и продовольствия. Кроме того, такое большое скопление неопределенного <в> политическом отношении невыгодно» {160} .
На следующий день телеграмма Ф.Э. Дзержинского была рассмотрена на заседании Политбюро ЦК РКП(б). В выписке из протокола № 9 от 5 апреля 1920 г. говорится: «Слушали: <…> 4) О возвращении в РСФСР врангелевцев (через Одессу). Постановили: <…> 4) Подтвердить постановление Политбюро о недопущении в РСФСР врангелевцев. Исполнение возложить на т. Дзержинского» {161} .
В развитие этого постановления К.А. Авксеньтьевский (заместитель М.В. Фрунзе) шлет телеграмму заместителю председателя РВСР Э.М. Склянскому, в которой просит дать «распоряжения и извещение <по> радио всех сопредельных иноземных государств не присылать в наши порты Черноморья транспортов с беженцами бывших враждебных армий», что и было сделано {162} .