Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья IV-XIII века
Шрифт:
За неимением данных остаются неясными конкретный облик и детальное устройство жилищ на поселениях. Шурфовками селищ Солнцедар и «Андреевская щель 2» выявлены, как и на Глебовском поселении, очажные ямы. Судя по кускам прокаленной обмазки с растительными примесями, в жилищах (или во дворах) были и печи. Обломки обмазок с прутьями и наличие столбовых ямок свидетельствуют о каких-то турлучных и деревянных каркасных конструкциях, а также переносных типа юрт. Кроме того, постройки могли быть каменными или на каменных цоколях, как на Гостагаевском поселении, где зафиксированы каменные кладки строений.
Как правило, на поселениях не сооружалось никаких укреплений. Однако под Новороссийском и Геленджиком обнаружено несколько селищ с остатками оборонительных систем. Из них раскопкам подверглось Утришское поселение к юго-востоку от Анапы площадью свыше 30 га, которое более чем на километр протянулось вдоль побережья у мыса Малый Утриш возле подножья горной террасы (табл. 93, 1). Оно, по мнению исследователей, состояло из жилой мысовой части, выдающейся в море (ныне занятой рыбзаводом), и примыкающей к ней береговой территории. Особенностью последней являются множественные нерегулярно расположенные каменные стены с проходами и проездами, возможно, огораживавшие хозяйственные участки и дворы (Дмитриев А.В., 1984, с. 17–24). На мысовом перешейке исследован юго-восточный отрезок каменной крепостной стены со въездом-воротами, которая проходила по гребню естественного возвышения и отсекала мыс. Ее толщина и конструкция варьируют: у ворот стена достигает 2,7 м шириной и состоит из трех рядов панцирной кладки крупными камнями и обработанными блоками насухо и каменно-щебнистой забутовки, а на прочих участках сужается до 1,6 м и имеет два ряда панциря, как и стены-загородки снаружи. Недалеко от ворот с внутренней мысовой стороны к стене примыкал «склад» вкопанных в грунт и накрытых каменными плитками пифосов без следов построек возле них.
Маломощный и слабонасыщенный находками культурный слой на раскопанных участках поселения говорит о кратковременности его существования. Узкими рамками XII–XIII вв. датируется керамика с поселения, представленная в основном тарной и гораздо меньше столовой и кухонной посудой. Это — привозные красноглиняные амфоры с высокоподнятыми овальными в сечении ручками и большие пифосы с раздутым, «реповидным» туловом и маленькой ножкой с уплощенным основанием. Пифосы имели подпрямоугольный и трапециевидный в сечении венчик, максимальный диаметр тулова от 93 до 150 см; по горлу и плечикам украшались налепными валиками с медальоновидными вдавлениями (скрывающими технологический шов) и горизонтальным своеобразным рифлением каннелюрами, которое покрывало верхнюю треть тулова (табл. 101, 24). На стенках или венчиках отдельных экземпляров нанесены греческим письмом граффити — буквы и надписи (табл. 93, 11). К столовой посуде относятся круговые красно- и коричневоглиняные кувшины с овальными в сечении ручками, а к лепной кухонной — сковороды-жаровни, простые горшки и кольцевидные подставки усеченноконической формы с высокими бортами (Ждановский А.М., 1988, с. 12–20; Ждановский А.М., Лейбовский В.А., 1992, с. 20–21).
Не имеющее пока аналогов Утришское поселение вместе со скоплениями подобных пифосов, неоднократно обнаруженными на морском побережье в окрестностях Новороссийска, вызвало предположение о существовании здесь прибрежных колоний-факторий Трапезундской империи в короткий промежуток времени — первой половине XIII в. (Дмитриев А.В., 1982, с. 73–75). Однако бытование таких пифосов в Северном Причерноморье выходит за эти рамки и включает XII в., а стабильное присутствие привозной тарной керамики в материалах с поселений в совокупности со сведениями письменных источников с большей вероятностью свидетельствует о торговых контактах местного населения с припонтийским византийским миром, чем о колонизации.
Другое укрепленное поселение находилось у с. Прасковеевка в долине Джанхота, вблизи его устья на склоне хребта. От него сохранились поднимающиеся вверх по склону две каменные параллельные стены панцирной грубой сухой кладки с забутовкой необработанным камнем, ширина которых колеблется от одного до двух с лишним метров, и следы культурного слоя в виде россыпи керамики — красноглиняных орнаментированных пифосов и одноручных сосудов (Минеев М.Г., 1982, с. 1–2; 1984, с. 19).
Пока остается неясной роль Раевского городища в системе средневекового расселения. Раскопки свидетельствуют о его жизни в античный и средневековый периоды, а также в турецкое время. Средневековый слой в северо-западной части городища содержал развалы бутового камня и остатки турлучных обмазок без строительных конструкций, керамику (амфоры, лепную и круговую красноглиняную с лощением) и вещевой материал, которые Н.А. Онайко датировала в рамках X–XIV вв. (Онайко Н.А., 1955, с. 7–10; 1959, с. 56; 1965, с. 130). Представляет интерес закрытый комплекс X–XII вв. из слоя, состоявший из гончарных красноглиняных сосудов — двух одноручных кувшинов и четырех кружек, в том числе со сливом «на себя», т. е. под углом 90° к ручке, украшенных лощением разного вида (Онайко Н.А., 1962, с. 190–196).
Погребальные памятники XI–XIV вв. в Причерноморье от Анапы до Сочи представлены в основном курганными и несколькими грунтовыми могильниками. Число известных здесь могильников этого периода приближается к сотне.
К ним относятся два, по-видимому, христианских некрополя в южной части региона — один на территории совхоза «Южные культуры», другой при храме в Лоо. На первом в 1950-х гг. было раскопано и доследовано в ходе разрушений 27 ямных, преимущественно безынвентарных погребений с северо-западной ориентировкой и положением умершего вытянуто на спине. Одно женское погребение сопровождалось серебряными височными трехбусинными с филигранью кольцами и серебряными украшениями головного убора в виде двух пластинчатых штампованных фигурок птичек на стерженьках (табл. 97, 19, 20). В слое разрушения могильника было найдено еще два таких височных кольца (Анфимов Н.В., 1956, с. 36–37). По этим вещам могильник датируется в рамках конца X — начала XII в.
Такую же дату получает нижний, ранний горизонт некрополя храма в Лоо с двумя, судя по инвентарю, женскими погребениями с западной ориентировкой. Погребение № 11 было совершено в центральном нефе, в могильной камере из четырех прямоугольных известняковых плит, аналогичных плитам облицовки цоколя храма; у головы погребенной обнаружены бронзовые проволочные булавки от головного убора, на груди — две крупные пронизи из стекла и известняка и сферическая бронзовая пуговка с петелькой, в области пояса — бронзовая лировидная пряжка (типа: табл. 98, 41). В погребении № 14, расположенном снаружи у южной стены в состав инвентаря входили бронзовые браслеты из круглого в сечении дрота с уплощенными концами, известняковое пряслице, железный нож у пояса, бронзовые проволочные булавки под черепом и четырехбусинное кольцо у виска, выполненное в той же манере, что и вышеописанные (Овчинникова Б.Б., 1990, с. 25, рис. 30).
Предположительно грунтовыми были несколько исследованных погребений XI–XII вв. поврежденного распашкой биритуального могильника «Андреевская щель» под Анапой (Новичихин А.М., 1991, с. 2–15). По обряду они делятся на урновое кремационное и ингумационные в прямоугольных ямах, с западной ориентировкой и положением скелета вытянуто на спине, принадлежавшие детям. Погребения сопровождались бронзовыми литыми и штампованными бубенчиками и пуговками, пряжками с фигурным, в виде вытянутой восьмерки, сплошным щитком и миниатюрным наконечником ремня, штампованной трехлучевой с рельефным орнаментом накладкой и фаянсовой ребристой бусиной (табл. 97, 10, 18, 21–24, 38, 45, 50, 51). Дважды возле головы погребенных обнаружены сосуды: стеклянный конический стакан с прямыми стенками и красноглиняная гончарная кружка со сливом «на себя» и лощением поперечными полосами на ручке и двумя рядами спиралей на тулове (табл. 97, 2; 101, 11).
На этом могильнике раскопан богатый кенотаф конца XI — первой половины XII в. с конем, набором парадного конского убранства, оружия и снаряжения воина-всадника (Новичихин А.М., 1992; 1993а, с. 76–77). Коня захоронили в прямоугольной яме в позе на боку с подогнутыми ногами, возле шеи и головы положили седло со стременами, от которого сохранились деревянные луки. Седло было обтянуто кожей, закрепленной мелкими гвоздиками, и украшено бронзовыми бляшками разной формы и тонкой накладной пластиной, имитирующей плетенку (табл. 95, 30–34). Рядом с седлом на передние ноги коня компактно поместили побывавшие в огне кольчугу и склепанный из двух половин шлем с орнаментальными накладками и граненой втулкой для плюмажа (табл. 95, 1), а также согнутую саблю с остатками сабельной гарнитуры и набор из пяти наконечников стрел в колчане, от которого уцелели только металлические петля и оковки (табл. 95, 11–15, 21–25, 28–29). Оружие дополняет наконечник копья с граненым пером и короткой конической втулкой, лежавший за холкой коня (табл. 95, 27). Кроме того, в комплекс вещей входили нож с долом, кресало с сомкнутыми концами, двухчастная рамчатая пряжка S-образной формы и небольшой ременной наконечник с фестончатым обрезом тыльного конца (табл. 95, 26, 20, 9-10). Пряжка и наконечник могли относиться к лежавшей рядом уздечке.