Крымский Ковчег
Шрифт:
Директор вывел Лену во внутренний двор приюта. Идти было здорово – листья под ногами делали шаг шуршащим и пружинистым.
– Тебе нужна любая работа недели на две?
– Да.
– Убери двор. Чтобы ни одного листика не осталось.
– Две недели не слишком много для такой работы?
– Не слишком. – Директор подошел к одному из деревьев и несильно дернул ветку. Дерево отозвалось обильным листопадом. – На две недели хватит точно. Распорядок ты наш знаешь.
– Ничего не изменилось?
– Кое-что изменилось. – Директор невольно взглянул на рабочих, чинивших ограду приюта. – Но только не распорядок. И приходи на спарринги. Я помню, у тебя здорово получалось, подтянешь форму, может, чему воспитанников научишь…
– А может, и они меня. Только зачем?
– Когда ты возьмешь в руки палаш, ты забудешь этот вопрос.
Глава восемнадцатая
Порция гаспачо
Разница между твердым, жидким и газообразным в том, что первое едят, второе пьют, а третье нюхают.
Безумием было идти на Софиевскую набережную. Безумием был бы любой вариант, а этот все же давал надежду.
По прямой – пять километров. Наладонник остался где-то в офисе Воронина, да и, судя по дыркам в куртке, у микрокомпьютера было мало шансов уцелеть. Стрельцов знал, как пройти почти две трети маршрута. С таким раскладом раньше он бы и с места не сдвинулся, но это он. Иногда ходоки одолевали всю дистанцию даже при раскладе пятьдесят на пятьдесят. Правда, ни один из них не шел к Вратам. Шанс был, а выбора не было, и пусть идти в сторону от Периметра было странно и безнадежно, Антон все для себя решил. Важно просто идти. Он так загадал. Он так поверил. Двигаться не останавливаясь.
Стрельцов находился недалеко от Кутузовского, во дворах между Студенческой и Дунаевского. Этот участок он довольно хорошо знал, трудности начнутся уже под конец маршрута, когда доберется до Кремлевской набережной. К тому же нужно постараться пройти как можно дальше от тех улиц, которыми он добирался до офиса Воронина.
До Бородинского моста Антон дошел легко. Было непривычно идти босиком, но постепенно он привык и к этому. Через какое-то время смирился даже с тем, что его подсознательно тянуло не пропустить ни одной лужи. Казалось бы, после встречи с Ловчим озером… Ан нет, он с каким-то странным удовольствием чувствовал каждую каплю на коже, а ноги искали влагу и, найдя, будто передавали еще одну порцию энергии всему телу. Он шел на автомате, фиксируя детали, и, хотя чувствовал, что за ним следят, это не пугало. Для Москвы это нормально, здесь ты всегда чья-то добыча, просто не всегда тебя могут поймать. Он просачивался из дворов в улицы, чтобы тут же снова нырнуть в очередной дворик, привычно обходил контрактников и туристов, замирал, угадав появление падшего. Когда-то ему хотелось понять, почему падшие почти никогда не появлялись во дворах. Собственно, именно это в принципе и делало возможным ходку. В девяти случаях из десяти стоило свернуть во двор, как падший прекращал преследование. Сейчас ему это было неинтересно, он просто принял правила игры.
Змея вела себя тихо, взглянув на свое отражение в одной из витрин, Антон убедился, что хищник невидим, только тяжесть на плечах говорила о том, что зверушка все еще с ним. Захотелось дать ей имя, Шарик змее не очень подходит, может, Мухтар?
Когда Антон подходил к Можайскому валу, он настолько вошел в привычный ритм обычной ходки, что даже зашел перекусить в небольшой ресторанчик на углу с Большой Дорогомилевской из разряда «накормим туристов чем ни попадя, зато дорого». Рядом с кафе стояло несколько туристических автобусов, и змее это не понравилось – тяжесть перекатилась с плеч на шею…
Антон спустился в подвальчик. Внутри шумели туристы, гид-контрактник снисходительно наблюдал, как его подопечные наваливали на тарелки побольше снеди. Шведский стол был хорош, но дело было не в этом. Что-то неуловимо менялось в людях, пересекших Периметр. Каждый из этих туристов отвалил пятизначную сумму за эту поездку и точно мог себе позволить поесть хорошо и в куда более достойной обстановке.
Они никак не могли наесться. Тарелки наполнялись снова и снова, официанты не успевали подкладывать сосиски, картошку, исчезали салаты и жаркое, то тут, то там кто-то из туристов припрятывал сыр или колбасу в сумку. Будто разом у всех проснулась генетическая память человека нищего, всегда голодного, одержимого одной мыслью – наесться впрок и взять с собой.
Особенным успехом пользовался гаспачо. Высокая блондинка в платье обтягивающем и блестящем, с таким количеством вырезов, что непонятно, где оно еще есть, а где уже начинается так же щедро усыпанное блестками тело, уже в третий раз заняла очередь, чтобы взять себе еще очередную порцию. Её сильная половина удобно устроилась за ближайшим к раздаче столиком и умудрялась пополнять запасы в тарелке, даже не вставая.
Все было почти как всегда. Почти. Антон уже видел такое. Это не был обычный синдром Периметра. Не просто жор из-за нервяка – одержимость. Туристы сходили с ума, стараясь дотянуться до всего съестного, не ели – запихивались, рискуя подавиться…
Гид сделал два шага назад. Он знал. Исчезли официанты. Они чувствовали.
Стрельцов замер. Кричать? О чем? Рядом пытался определиться с добавкой парень в смокинге. Вероятно, последним пунктом в его туре значится казино. Спасти хотя бы этого? Что-то говорить бесполезно, да и не успеть, Стрельцов просто выдернул смокинг из очереди и вместе с ним откатился подальше от толпы к стене зала.
Блондинка все-таки получила свою порцию гаспачо и теперь почему-то никак не могла оторваться от зрелища, которое обнаружилось в тарелке. Казалось, она оцепенела от восторга, застыв с ложкой в сантиметре ото рта. Тонкая-тонкая нить тянулась от поверхности гаспачо ко рту девушки. Правда, тонкой она оставалась недолго. Стоило ей коснуться губ блондинки, и она начала пульсировать, набухая, будто перекачивая внутренности блондинки в тарелку. Темно-красная жидкость наполнила до краев тарелку, перевалилась за край и слой за слоем покрывала стол, будто не решаясь выплеснуться за площадь столика.
То, что несколько секунд назад было блондинкой, не упало только потому, что оставалось по-прежнему связано с пульсирующим красной массой живым, пьющим шлангом – хоботом, который все сосал и тянул в себя.
В кафе был слышен только этот звук – неприличное сербанье, чмоканье с посвистыванием и подхрапыванием. Блондинка хотела гаспачо, вероятно, гаспачо оказался голоднее.
Легкий шорох – это тонкая оболочка в блестящем платьице – все, что осталось от девушки, – соскользнула под стол, на котором возвышался бурый, с белыми прожилками, колышущийся холм в полметра высотой – бывшая еда, ставшая едоком. Спутник блондинки был слишком близко к гаспачо, он сидел, привычно контролируя свою женщину, свою собственность, добытую в затяжной битве с применением тяжелой артиллерии миланских бутиков и нью-йоркских ювелирных, ему было не уйти…
Холм выбросил новые побеги – дотянулся до мужчины и еще до троих туристов. На этот раз процесс пошел быстрее. Зато и столбняк у экскурсантов кончился. Теперь они пытались выйти. Давя друг друга, толкая. Ги д ушел раньше через черный ход, чтобы не пересекать зал.
Ненасытному холму удалось зацепить еще двоих из пытавшихся убежать. В кафе стало тихо. Прилепившиеся к стене Антон и парень в смокинге остались наедине с монстром. Выжить, столкнувшись с низшим демоном, можно только одним способом – убежать. Наверное, есть что-то еще. Очень может быть, что он боится напалма или небольшого термоядерного взрыва. Только от этого не легче. И выбор у них небольшой – попытаться прорваться наружу или просто подождать, пока бывший гаспачо само до них доберется. Антон решил попытаться.