Крымский Ковчег
Шрифт:
– Не хотят. Здесь их место силы, а там… Зимой не хочется выходить из дома, но, если тепло одеться, все не так плохо. Торопитесь.
Стрельцов черканул клинком – из шестой в четвертую.
– И этот клинок, и тот, который я отдал… Кто мастер, ты?
– Мастер? Так меня тоже называли. И все, что я делаю, – только для кого-то одного.
– Тот клинок для Привратника?
– Теперь здесь его нет, и его клинку здесь тоже не место.
– А этот?
– Этот твой.
– Но…
– Ну да, на новый не похож. Просто поверь. Это твой клинок.
Антон уже такое видел. Будто и стоящий на месте трицикл не уезжал – становился все меньше в размерах. Дворник не попрощался. По крайней мере теперь они квиты, чего еще хотеть?
Все было просто и привычно. Камень, крест, ворота. Помолиться и вернуться домой.
Лозинский будто читал его мысли:
– Всего-то и осталось – выйти. Дадут пройти через стенку и там убьют или снайперы сработают, пока мы еще здесь?
– В сторону Москвы они стрелять точно не будут. Таманцы заточены под другое.
– То есть сейчас просто подойдем, и… твоя машина на парковке?
– Почти.
Двое шли к воротам. Мимо «У Кутузовского». Здесь тоже все всё понимали – парочка у дверей юркнула внутрь. Антон ухмыльнулся. Боялись не его – боялись того, что может случиться рядом с ним. Почему-то было весело. Стрельцов представил себе, как в кафе баррикадируют двери.
– Может, заскочим кофе выпьем?
– Ага. Две ложечки цианистого, сахар и молоко не добавлять!
Позади была Москва и погоня. Впереди Периметр. Антон очень хорошо представлял себе, как встретят их там. Часы тикали, а ситуация все никак не сдвигалась с точки «хуже не бывает». Стрельцова вполне устроило бы даже «просто очень плохо».
Ворота не открылись. Было бы хуже, если бы их вдруг пустили. Трудно остановиться перед открытыми дверьми.
– Я тут подумал, Антон, хорошо, что мы кофе решили не пить. Странно, что уже второй раз, и штука эта ни разу не помогает…
Лозинский рассматривал «У Кутузовского». На первый взгляд, ничем не примечательная картинка, если бы не пара десятков темных пятен, рассыпавшихся вокруг кафе.
– Какая штука не помогает?
– Браслет. Нам перед входом в Москву выдали, говорили, с ним можно запросто везде ходить, никакая зараза в нашу сторону даже не сунется. Только черным гончим на эти браслеты плевать.
– Черным гончим…
Пятна вокруг кафе обрели реальное значение. Ходоки никогда не были бойцами. Они умели возвращаться, а не драться. Те, кто посещал «У Кутузовского», не были даже ходоками.
– Если они действительно забаррикадировали двери…
– … то это задержит гончих минуты на две.
– Если внутри Изя Корчевский, то их может отпугнуть запах.
Влад Лозинский хорошо знал, что может, а что не может оружие. На что способен его автомат, он тоже знал. С черными гончими он познакомился достаточно близко. И все-таки…
Выстрел был отличный. Двести метров – как раз то, что нужно, если бы только это были не черные гончие.
Второй выстрел заставил пса перестать кружить вокруг кафе. Третий – и гончие перестали интересоваться содержимым кафе. Агрессивная цель всегда интереснее.
– Хороший ход. У тебя есть план? Сейчас ты вытащишь плащ-невидимку, они пробегут мимо и выгрызут нам путь до самого Питера?
Забавно. Антон всегда считал Влада человеком предельно циничным. То, что он пришел за ним в Москву, можно было как-то объяснить. А вот спасать совершенно незнакомых людей, которые сами выбрали свою судьбу выбравшись в это кафе в самом опасном городе мира, – это понять Стрельцов не мог.
– Именно так, только без плаща. Прости.
– Влад, они даже имени твоего не знают. Спасибо не скажут. Есть хоть что-то, что может нам сейчас помочь?
– Если в них попасть, они на секунду останавливаются.
– Тогда стреляй почаще…
Двести метров для черной гончей… Ветер считается ураганным начиная с тридцати двух метров в секунду. Гончие были быстрее. Влад успел выстрелить, когда до ближайшей гончей оставалось совсем мало, Антону не пришлось даже делать выпад – так, тычок, которого, однако, оказалось достаточно. Дворник не обманул, это был его клинок. То, что требовало усилий в случае с мачете, то, что получалось из последних сил при прямом контакте, с этой шпагой выходило легко. Казалось, Антон и его клинок пели – на два голоса. Через мгновение к ним присоединился третий – дождь подстраивал свой ритм под их песню.
Получалось легко: просто подождать, когда еще одна гончая окажется достаточно близко, чтобы дотянуться, чтобы кайфануть от идеальной стойки, в которую, кажется, само перелилось тело. Антон Стрельцов сейчас был идеальной моделью для рисунков к учебнику по бою на шпагах. Каждое мгновение – идеальная стойка, выпад – высокоточное попадание, будто высчитанное на каком-нибудь компьютере ПВО. Движение – так, только что родившийся ручеек, еще не проложивший свое русло, – не предсказать, только любоваться.
Один шаг – и две гончие, атаковавшие одновременно, без шансов на поражение, уже пролетают мимо, а Стрельцов спокойно встречает их по очереди. Этой шпаге достаточно коснуться противника, чтобы тот уже никогда ничему не противился. С каждым касанием Антон становился еще сильнее, и на этот раз он этого не боялся. Ему понадобится эта мощь.
Лозинский выстрелил еще только раз. Одна из черных гончих решила, что Влад ей нравится больше. Стрельцов успел за секунду паралича от попадания пули достать пса.
Семнадцать черных клякс постепенно погружались в брусчатку. Скоро от гончих не останется ничего.
– У тебя ни царапины. И снова идет дождь.
– Я люблю дождь.
– Ну да. Тот, кто нанимал мою команду, на что он рассчитывал?
– Думаю, хотя бы на один выстрел. Я не гончая, мне бы хватило. Не просчитали они только тебя. Но среди тех, кто идет по нашему следу, еще одного Лозинского не будет.
До Периметра оставалось немного. Антон подошел к стене правее ворот. Влад отстал, с каждым новым шагом шедший впереди Стрельцов будто понемногу растворялся в дожде. Лозинскому оставшийся десяток шагов было уже не пройти. Не болели мышцы, не сбоило дыхание. Просто хотелось остановиться, а еще лучше – прилечь прямо здесь, плевать, что на булыжники.