Крымское ханство в XVIII веке
Шрифт:
Он все рассчитал верно. Верховный везирь Рагыб-паша оставил первую жалобу ногайцев без последствий; прогнал их послов, даже не доведя о них до сведения султана. И вторая депутация недовольных подданных хана тоже ничего не дала — она имела результатом лишь выражение еще большего доверия к нему со стороны султана: 21 сентября 1758 года гонец привез хану грамоту, подтверждающую его права, и разные вещественные знаки благоволения к нему. Очевидно, стамбульское правительство рассчитывало, что хан в состоянии справиться с бунтовщиками силой оружия. А хан рассчитывал, кажется, главным образом, на военную поддержку со стороны самой Порты. Но медлительность сборов турецких войск дала возможность Крым-Гераю предупредить нанесение удара: в решительный момент он самолично появился среди ногайцев; те охотно его приняли, и вскоре около него образовалась огромная армия, в которой было немало и румелийских турок и с которой он мог угрожать самим туркам. Правда, в этой медлительности сборов турецких войск Пейсонель видит не более чем хитрую уловку верховного везиря. Как
Глава V
Образ действий Крым-Герай-хана I во внешней политике. — Русские при дворе его. — Донесения хана в Порту о русско-польских делах. — Турецкая мемория о положении дел в Польше. — Популярность Крым-Герай-хана. — Разноречивые известия о причине свержения его. — Анекдот о шапочнике и о Крым-Герай-хане в связи с отставкой последнего. — Смешение личности Селим-Герай-хана III с предшествовавшими ему соименными с ним ханами. — Представление его в Порту о недопущении впредь русского резидента в Крым. — Потачка его татарским разбойничествам. — Прикосновенность его к польским делам. — Международное положение Порты по изображению Васыфа-эфенди. — Кратковременность вторичного ханствования Арслан-Герай-хана I и царствования Максуд-Герай-хана I.
Изобразив в самых привлекательных красках Крым-Герай-хана I, Пейсюнель говорит, что этот «idole de toute la nation» [77] первым делом позаботился об удовлетворении претензий соседей, и именно Молдавии, за убытки, причиненные хищничеством ногайцев; хотя раньше этот же самый казус был хитро употреблен им как средство для своих же собственных честолюбивых замыслов. Значит, расчет Рагыб-паши на полезность Крым-Герая для поддержания нужных Порте международных отношений оказался верен.
77
Кумир всей нации (фр.).
В одном из подлинных турецких документов Крым-Гераю, еще в бытность его буджакским сераскером, приписывается грабительский набег во главе целого скопища татарских мурз на Молдавию вплоть до Ясс, а затем восстановление утраченного татарами престижа над их прежними данниками, русскими, разрушением построенной ими Елизаветинской крепости и других укрепленных сооружений по течению Дона. При этом царевич будто бы до того расхрабрился, что грозил «повесить свою плеть на столице русских, Петербурге, и заставить их вновь платить дань, как это было при его отцах и дедах, от которой они давно отстали».
Другие документы, касающиеся Крым-Герая и относящиеся к 1177 году (1763—1764), свидетельствуют о мерах по части внутреннего благоустройства и об административных распоряжениях Крым-Герая. Согласившись допустить русского консула к своему двору, он, однако, всячески тормозил русскую торговлю. В то же время он предпринимал и положительные меры к развитию торговли в собственных владениях: например, предлагал Порте проект постройки новой пристани в Гази-Кермене — для удобства погрузки хлеба. Из другого документа узнаем, что Крым-Герай просил Порту прислать знающего человека для проверки полученных сведений о нахождении золотой и серебряной руды в землях, заселенных подвластными ему племенами Касай, Каспулат, Бесеней и Шегаке, пока не добрались туда русские и не захватили эти сокровища в свои руки, чего он сильно опасался.
Тревожась завоевательными намерениями и действиями русских, Крым-Герай и сам сообщал в Порту, и его секретарь казны Абду-ль-Азиз-эфенди рапортовал о том, что русские сооружают укрепления в кабардинских пределах с целью завладеть кабардинской территорией и открыть путь в Грузию. Кроме того, в ханских депешах в Порту высказывались соображения относительно решимости русских сделать королем в Польше ненавистного сейму Понятовского [78] и потом захватить совсем Польшу, с каковым намерением и двинуты были войска русские к польским границам. Означенные донесения ханские настойчиво опровергались русским резидентом в Порте.
78
Станислав Август Понятовский (1732—1798) — последний король Польский и великий князь Литовский в 1764-1795 годах. Занял трон благодаря поддержке Екатерины II и прусского короля Фридриха II. В 1795 году, после разделов Польши, отрекся от престола.
В том же 1177 году (1763—1764) в Порту пришло письмо от польского гетмана с просьбой о содействии Порты в деле назначения нового короля. Тогда как русский резидент в Порте получил из Польши же бумагу совершенно противоположного содержания. Из этих противоречивых документов явствовало, что правящая корпорация в Польше, состоявшая из 138 человек, разделилась на две враждебные партии. Одна не жаловала русских и желала вмешательства Порты в дело избрания короля; рапорт этой партии был подписан всего пятнадцатью членами польского сейма. Другая партия, депеша которой к русскому резиденту в Константинополе имела подписи 26 человек, нарекала на тех пятнадцать поляков, которые подписались под первой бумагой, присланной в Порту, и выражали свою преданность московцам. Богданский воевода тоже со своей стороны прислал в Порту бумагу, в которой подтверждал факт существования в Польше двух враждебных одна другой партий. Вообще документ, где находим эти сведения, есть род мемории, резюмирующей данные из разных дипломатических документов, относившихся к польскому вопросу, и составленной, по-видимому, каким-то высокопоставленным лицом, например реису-ль-кюттабом или самим верховным везирем, для султана, который грамоту одной из польских партий называет «полученным мною письмом». Далее в этом документе приводятся отзывы резидентов прусского и русского о положении дел в Польше. Но всего любопытнее заключение самого составителя мемории по польскому вопросу. Он говорит: «У поляков издавна так повелось, что, когда умирает их король, у них происходят распри и междоусобицы; а чтобы со стороны Высокой Державы оказывалась какая-либо им помощь или делалось какое-либо вмешательство, этого не бывало прежде. Поэтому следует, не обращая внимания на упомянутые депеши, предоставить означенное дело решить им самим между собой; а вот если возникнет какое-либо обстоятельство, долженствующее причинить ущерб Высокой Державе, тогда надобно приняться за направление дел сообразно времени и обстоятельствам. Сие да будет известно Его Величеству, которому принадлежит власть и повеление».
Хотя вышеупомянтутый дипломатический документ, по-видимому, вовсе не касается крымского хана, но нахождение его в ряду других, имеющих прямое отношение к Крым-Гераю, косвенным образом указывает на то, что хан следил за ходом дел в Польше и представлял в Порту свои соображения по вопросам международной политики. О том, что благоразумное отстранение оттоманской политики от вмешательства в дела польские перевешивалось происками польских эмиссаров и внушениями хана крымского, свидетельствуют русские архивные документы. В июле 1763 года граф Панин [79] писал на депеше Обрезкова: «Как приемлемое Портой в польских делах участие происходит наипаче по проискам и жалобам поляков чрез хана Крымского… то консулу Никифорову [80] указом предписано уже, да и впредь подтверждено будет, дабы он употребил прилежное старание склонить хана в здешнюю сторону, а чрез него и Порту удалить от всякого заступничества за поляков при нынешних обстоятельствах и в других будущих происшествиях в польской республике…».
79
Никита Иванович Панин (1718—1783) — глава Коллегии иностранных дел, руководитель российской внешней политики в 1763-1781 годах.
80
Александр Федорович Никифоров — дипломат, премьер-майор. В 1745—1747 годах выполнял дипломатические поручения в Константинополе. В 1763—1765 годах был консулом России в Крыму; выслан из Крыма за попытку силой вернуть своего крепостного, принявшего ислам.
Из тех же архивных данных узнаем далее, что хан, объявив посланному к нему поручику Баставику, что он согласен иметь при себе русского консула, в то же время требовал, чтобы русское правительство об этом прямо к нему написало, ибо тогда только он будет иметь возможность сделать представление Порте об этом деле. Этим Крым-Герай, очевидно, выказал свое стремление играть самостоятельную роль в дипломатических сношениях, хотя еще для виду и прикрывался именем Порты.
Эта отважность Крым-Герая, напоминавшая татарам те счастливые времена, когда они были грозны своим соседям, а иногда забывались и пред самой Портой, была причиной той популярности, какой он пользовался среди своих подданных, по словам Пейсонеля.
Тем страннее разноречивые показания исторических памятников о скором свержении Крым-Герая, казалось прочно сидевшего на ханском троне. Сестренцевич-Богуш объясняет это свержение простой мстительностью Порты. «Сей Двор, — говорит он, — не прощал Кериму [81] возмущения, которое было весьма тягостно для оного, и ожидал токмо случая наказать его за то. Несчастная война с черкасами послужила предлогом». На поход этот первым указал Клееман [82] , бывший вскоре после свержения Крым-Герая в Крыму.
81
Так он называет Крым-Герая.
82
Николаус Эрнст Клееман (1736—1801) — австрийский купец, выполнял торговые поручения австрийского правительства.