Крымское ханство в XVIII веке
Шрифт:
Глава XI
Бесцельная демонстрация турецкой эскадры у берегов Крыма. — Фантазии турецких государственных политиканов и критика их у Ресми-Ахмеда-эфенди. — Вторичная праздная экспедиция турецкого флота в Крым. — Дипломатическая предусмотрительность графа Румянцева. — Гонение на сторонников мира в государственном Диване. — Миролюбивые старания Абду-р-Риззака-эфенди. —Айналы-Кавакская конвенция. — Недовольство Шагин-Герая условиями этой конвенции. — Депутаты Шагин-Герая, ходатайствующие в Порте об инвеституре для него. — Уклончивость Дивана в этом вопросе. — Командировка Сулейман-аги с поручением Порты к крымскому хану. — Покровительство Шагин-Герая Джаныклы Али-паше. — Приключения этого замечательного авантюриста, искавшего себе прибежища в России.
Приверженцы
Разрешение этого недоумения полководца-политика находим у турецких историков: по их свидетельству, турки не видели возможности предпринять что-либо серьезное против России. Об отправленных ими к берегам Крыма семи фрегатах долго не было ни слуху ни духу. Тогда капудан Гази Хасан-паша послал из чаушей адмиралтейства Али-чауша на почтовом каике выяснить, в каком положении находится эскадра. Вернувшись 11 сефера 1192 года (11 марта 1778) в столицу, Али-чауш донес, что эскадра преспокойно стоит на якоре в Севастопольской гавани; что Шагин-Герай прислал главному адмиралу Мухаммед-are письмо, предостерегая его от нарушения существующего мира между Россией и Портой и прося удалить ненужные фрегаты, оставив один до прекращения крымского мятежа; что гавань эта чрезвычайно удобна для укрепления ее с суши и что по удалении турецкой эскадры русские непременно займут и укрепят ее, так что тогда сорок тысяч войска и тридцать—сорок кораблей не в состоянии будут овладеть ею.
Вследствие этого донесения отдан был приказ крымскому сераскеру Али-паше занять с семью тысячами войска и держать в своих руках означенную гавань. Но Али-паша отвечал садразаму, что русские, не трогая флота, не давали ему повода предпринимать что-либо; а между тем сами возвели укрепления, и если сделают нападение на означенную гавань, вход в которую очень узок, не более как на пушечный выстрел, то флот не только не в состоянии будет оборонять ее, но еще сам может пострадать. Тогда не будет у него места для склада запасов и снарядов, а рисковать гибелью флота для завладения таким опасным местом тоже не приходится. Да если бы и удалось завладеть им, то все равно ничего нельзя было бы поделать: ни верблюдов, ни телег, ни других каких-либо подобных перевозочных средств нет, а местность пространная и повсюду занята неприятелями. Тем не менее, однако, признавая важность означенной гавани, государственный Диван постановил открыто не нарушать мира с Россией, а постепенно, партиями в тысяч семь, переправить из Синопа сорокатысячную армию в Крым, для чего капудану велено было быть в сношениях с синопским сераскером. Это определение Дивана было сообщено в секретных письмах капитанам и начальникам флотилии, стоявшей в той гавани. Командование сухопутным корпусом поручено было все тому же Джаныклы Хаджи-Али-паше, а флотом в сорок с лишком кораблей начальствовал сам капудан-и дерья Гази Хасан-паша, помимо того что и в Измаил назначен был отдельный сераскер с войском.
Во главе турецких политиканов, принявших вышеозначенные решения, стоял тогда реису-ль-кюттаб Атыф-заде нишанджи Омар-Вахыд-эфенди, сменивший сосланного в Кипр Исмаил-Рауф-бея, неспособность которого обнаружилась в то время, когда татарские ходатаи даром проедались в Порте, а от русского посла нельзя было ничего добиться в удовлетворение татарских претензий. Ресми-Ахмед-эфенди не упустил случая поглумиться и над этой кампанией против русских, проделанной на его глазах хотя и без его деятельного участия. Он выставляет Омар-Вахыда-эфенди бесшабашным болтуном, который в конце концов признается, что один, без содействия других государственных вельмож, ничего не может поделать.
Этот резкий отзыв о тогдашней политике Порты в крымском вопросе высказан был уже после того как вздорные последствия ее проявились в очевидных фактах: он важен только в том отношении, что служит выражением сознания самих турок, среди которых, следовательно, также были люди, смотревшие истине прямо в глаза. Но и в самый разгар дипломатическо-военного похода Порты глазу опытных людей была ясна ничтожность его результатов. «Из наводившей ужас горы выбежала мышь, — выразился Румянцев по поводу морской демонстрации турецкого флота и прибавляет для довершения своей меткой характеристики поведения турок: — Они изъявляют вместе и гордость, и трусость свою». В самом деле, все тогда благоприятствовало успеху России в крымском вопросе — и международные отношения с другими державами, и нерешительность Порты, которой никак не удавалось вывести Россию из пассивного, уклончивого состояния, с тем чтобы только не самой быть зачинщицей враждебных столкновений, и, наконец, даже сама природа, поставившая ужасные преграды свободе действий турецких войск и флота в виде морских бурь и моровой язвы.
Французы, доселе больше всех подстрекавшие Турцию к войне с Россией, теперь, напротив, всячески старались отвратить эту войну и предлагали свое посредничество к полному умиротворению враждующих. К этому их побуждали собственные натянутые отношения по поводу американского
У турок же все как-то дело не клеилось, когда они отваживались на решительный шаг в оказании помощи татарам. Весной, в ребиу-ль-ахыре 1192 года (май 1778), турецкий флот, нагруженный войсками и снарядами, выступил из адмиралтейства и готов был пуститься в Черное море, но вынужденно стал на якорь перед Бишик-Ташем в ожидании попутного ветра. А ветер, как нарочно, дул противный в течение более сорока дней. В это время случилось быть в Стамбуле одному из почтенных людей города Медины — Абу-т-Тайбу-эфенди, слывшему хорошим чтецом творения Бухари [153] . Этого благочестивого мужа с шестью или семью товарищами пригласили в султанский сарай. Его величество султан Абдул-Хамид I тоже являлся на это чтение и, внимая ему, предавался молитве. Еще не прочитали и половины Бухари, как свершилось чудо: подул попутный ветер, и оттоманский флот двинулся, куда ему было надобно. Прибыв в Синоп, капудан-паша свиделся там с сераскер-пашой, и они оба вместе оттуда отплыли 14 реджеба (9 августа), а через день достигли уже вод, омывающих соседние с Крымом крепости Сугуджук (Суджук) и Анапу. По данной им инструкции они послали оттуда русским письмо такого содержания: «Коли татары свободны, то нет надобности русскому войску собираться в Крыму, а русскому флоту крейсировать в Черном море. Вы говорите, что вас татары пригласили; а в Порту до настоящего момента от крымцев, от жителей Тамани, Кубани и их окрестностей, а также от Чингизидских султанов, от эмиров, от разных племен и родов пришло более сорока — пятидесяти махзаров, в которых они жалуются на вас и на Шагин-Герая и умоляют имама всех мусульман и калифа всех единобожников о помощи. Так как их необходимо спасти, то вот мы и командированы от падишаха с войском и флотом. Мы готовы двинуться; а так как при теперешних обстоятельствах цель Высокой Державы состоит лишь в умиротворении, то мы не стреляем по вашим войскам ни из пушек, ни из ружей. Но если вашими войсками будет оказано сопротивление нашему приближению, чтобы набрать воды, то вы будете причиной долженствующих произойти отсюда дурных последствий. Пока еще исламские войска не ступали ногой на границы русской державы, а в том, что они пойдут во владения татар, которые по силе высочайшего договора и святого закона признаны как бы в духовном подданстве всеобщего калифата, нарушения мира не будет».
153
Абу Абдуллах Мухаммад ибн Исмаил аль-Бухари (810-870) — исламский богослов, автор наиболее авторитетного и достоверного сборника хадисов (высказываний пророка Мухаммеда) «Сахих аль-Бухари», составляющего основу сунны, дополняющей и объясняющей Коран.
Когда привезшим это письмо людям, по прибытии в Крым, со стороны русских было заявлено, что они должны выдержать сорокадневный карантин, то очевидно было, что если бы турки стали подходить куда-либо в Крыму для запаса воды, русские бы под этим предлогом стали им противиться; в случае же, если бы турки прибегли к силе, то это было бы casus belli. Сераскер и капудан-паша так и донесли об этом Двери Счастья, испрашивая дальнейших распоряжений. Но так как сановники Высокой Державы сами колебались, не зная что предпочесть — мир или войну, то капудан-паша был уполномочен сам покончить дело миром с русскими.
От русского правительства дано было знать Порте, что оно не желает допустить каких-либо переговоров в Крыму. Наконец капудан-паше и сераскеру послано было из Порты предписание прямо направиться в Крым или в Тамань и, если они не встретят сопротивления со стороны русских, там где-нибудь расположиться лагерем и сторожить; если же от русских последует противодействие, то, положась на Бога и Пророка, приступить к завоеванию того пункта, куда они пойдут. Но еще до получения ими фирмана они отплыли из-под Сугуджука и направились к Крыму. Близ Кафы они повстречались с русской эскадрой, которая самым дружественным образом следовала за ними. Когда же турецкий флот, подойдя к Кафе, думал было высадить войско и отыскать место, где бы можно было укрепиться, то русские заявили протест против этой высадки под предлогом чумы и сказали, что необходимо дать об этом знать их генералу, который находился за три станции оттуда. Пока сераскер-паша и капудан-паша дожидались прибытия известия от генерала, поднялись ужасные осенние бури, и флот должен был поскорее уйти из-под Кафы и в первых числах рамазана (конец сентября) принужден был войти в Синопскую гавань. Здесь он получил приказание идти из Синопа домой, и 20 рамазана флот был уже в Босфоре, а в конце того же месяца вошел в адмиралтейство. Это безрезультатное возвращение флота сделалось предметом больших разговоров в Стамбуле, где озлобление против русских с каждым днем все увеличивалось, особенно после того, как два матроса бросились однажды на русского посланника с целью убить его, но были задержаны и подвергнуты капуданом-пашой наказанию. Русские купеческие корабли, прежде непривычные турецкому глазу, теперь стали то и дело сновать по Черному морю.