Крымское ханство в XVIII веке
Шрифт:
Вскоре оказалось, однако, что Порта сшильничала, по выражению императрицы, в крымском деле: русский резидент в Крыму Константинов уведомил Стахиева в письме от 9 октября, что султанская грамота, присланная к хану, написана вовсе не так, как условлено при заключении конвенции; что привезший эту грамоту султанский обер-шталмейстер требует от хана, чтобы тот принял грамоту с прежней церемонией, в которой выражалось подданство хана. На протест Стахиева реис-эфенди ответил, свалив всю вину на Сулейман-агу, и обещал поправить дело. Дело было поправлено, и об этом упоминается в реляции Стахиева от 6 декабря 1779 года в такой форме: «Третьего дня возвратилось сюда из Крыма идри-отское [156] почтовое судно, которое в начале прошлого ноября туда отправлено было к султанскому Сулейман-аге с новыми от Порты наставлениями для поправления учиненного проступка по случаю вручения благословительной грамоты его светлости, хану Шагин-Гирею». В объяснениях по тому же поводу
156
Идриоты — жители греческого острова Идра, знаменитого своими моряками. В период османского владычества остров был обязан поставлять ежегодно 250 моряков на турецкий флот. После Кючук-Кайнарджийского мира греческим судовладельцам было разрешено во избежание притеснений со стороны турок нести русский флаг, чем и пользовались идриотские корабли.
Перемена в отношениях Шагин-Герая и Порты простерлась до того, что он даже ходатайствовал перед Портой о помиловании известного Джаныклы Али-паши, впавшего у Порты в немилость и бежавшего к татарам. Причина его бегства толкуется турецкими историками двояко. Есть мнение, что Али-паша тем навлек на себя правительственное неудовольствие, что не оправдал оказанного ему доверия в последнюю кампанию да еще немало прикарманил казенных денег под предлогом расходов на экипировку войска. Этим воспользовался его личный враг капыджи-баши Буз-Оклу-Джаббар-заде Мустафа-бей (у Стахиева он Чапан-оглу), который, даже без султанского разрешения, двинулся с войском в его губернаторство. Али-паша выставил против него войска, но эти войска были разбиты; тогда он со старшим сыном Мир-Батталем, забрав с собой семью и ценные вещи, сел на корабль и отправился в Крым. Его объявили мятежником, а другого его сына, Мукдат-пашу, который был эрзерумским комендантом, отрешили от должности.
Турецкий историк Джевдет-паша объясняет происшедшее иначе. Большое богатство, говорит он, придало Али-паше много чванства и гордости, которые он выказывал при всяком малейшем случае. Если замедлялось удовлетворение его требований, он тотчас сердился на правительство и начинал писать в Порту обидные письма. Мало того: он написал и отправил султану целое исследование о гражданских и военных порядках, в котором порицал законы и правительственные постановления и разоблачал злоупотребления сановников. За это последние озлились на него и стали тайком пособлять врагу его Мустафе-бею. В конце концов Али-паша счел за лучшее бежать в Крым. Он был в состоянии собрать и выставить 30—40 тысяч войска, но не сделал этого, предпочтя сопротивлению бегство; так он проявил большой ум и дальновидность, показав, что далек от бунта.
Приключение с Джаныклы Али-пашой наделало много шума. Он нашел прибежище в России и даже некоторое время жил в Петербурге, где, впрочем, ему обещали покровительство лишь под условием принятия христианства. Али-паша не согласился на это и предпочел удалиться в Грузию, где позже и получил амнистию.
Он вернулся в Порту и восстановлен был во всех своих правах, так как по смерти великого везиря Силахдарсейид-Мухаммед-паши [157] , умершего 25 сефера 1195 года (20 февраля 1781), новый везирь Иззет-Мухаммед-паша [158] узнал, что против Али-паши интриговали его враги в Порте; потому Али-паша был допущен к Двери Счастья, сопровождаемый более чем сотней человек — чад, домочадцев, друзей и свиты, и получил прощение и благоволение падишаха. А тут еще пришла ходатайственная грамота крымского хана, и, как пишет Джевдет-паша, «Али-паша с сыном своим были утверждены опять на везирстве».
157
Силахдар Сейид Мехмед-паша — великий везирь с августа 1779 по февраль 1781 года.
158
Иззет Мехмед-паша — великий везирь с августа 1773 по июль 1775, с февраля 1781 по август 1782 и с октября 1794 по октябрь 1798 года.
Глава XII
Преобразовательные попытки Шагин-Герай-хана. — Чеканка монеты. —
Из приключений Джаныклы Али-паши самое любопытное для нас то, что он первое пристанище нашел себе у Шагин-Герая — как это могло так случиться? Но факт этот становится понятен в связи с прочими действиями крымского хана, которые все обнаруживают стремление его создать себе положение самостоятельного, независимого владетельного государя, хотя все это казалось смешным таким проницательным людям, как Суворов, который однажды говорит в письме своем Румянцеву: «Светлейший хан, сколько ни гневен и ни постоянен, более жалок по бедности его!»
Действия же эти были следующие. Прежде всего, Шагин-Герай попробовал завести собственное на европейский манер регулярное войско; затея эта, как мы видели, закончилась бунтом татар. Потом он задумал учредить один или два регулярных полка из иностранцев, найдя к этому удобный случай в присылке к нему графом Потоцким майора Траяновского, как искусного и честного офицера, который обязывался нанять из поляков и немцев регулярный полк. Намереваясь завести у себя артиллерию, хан хлопотал, хотя и тщетно, чтобы при выводе наших войск из Крыма ему были оставлены чугунные пушки. Дальнейшие просьбы хана, также оставленные без удовлетворения со стороны Суворова, касались оставления в Крыму разных мастеровых, оркестра и людей, сведущих в лесоводстве, архитектуре, медицине и инженерной части. Серьезное у него, как видно, мешалось с ребячеством: задумав сделать важные, по-видимому, нововведения в своих владениях, он в то же время хлопочет о зачислении его в Петербургский полк хотя бы, на первый случай, капралом, с тем чтобы потом удостаивать его дальнейшим производством, а также просит императрицу пожаловать ему русский орден.
В числе просьб, которыми Шагин-Герай встретил нового посланника при нем Веселицкого, одна, согласно Соловьеву, состояла в следующем: хан принял в службу подполковника Деринга, который строит, мол, ему новый монетный двор, и уже все машины и инструменты для битья монеты были привезены; но на первый случай нужно было 50 пудов серебра и 300 пудов свинца. Хан и просил императрицу разрешить ввоз этого количества означенных металлов из России. Просьба его была уважена.
Ланглес, в довершение всех неверностей, которые находятся у него относительно действий русских и Шагин-Герая во время утверждения последнего в ханстве, внес еще следующую — будто бы хан «велел выбить монету со своим штемпелем; до того же времени крымская монета носила имя султана османского; эти же монеты с одной стороны носили поименование то Бакче-Сарая, то Кафы, потому что хан заставлял работать попеременно в этих городах».
Битье монеты — самый существенный, вместе с хутбэ, атрибут власти у всех азиатско-мусульманских владетелей, который не был никогда игнорируем и крымскими ханами: самые краткосрочные из них спешили поскорее осуществить это свое право, как в этом можно убедиться по описаниям крымских монет. Поэтому в монетном вопросе Шагин-Гераю принадлежит не то что учреждение чего-то нового, дотоле небывалого, а, вероятно, только намерение установить более определенную и правильную организацию такой важной отрасли государственного управления, как чеканка монеты, и самой монете придать более благообразную внешнюю форму. В самом деле, до Шагин-Герая это дело велось самым первобытным способом: битье монеты отдавалось ханами на откуп, преимущественно иудеям, как они называются в официальных документах, касающихся этой аренды, то есть местным караимам. При таком порядке и внешний вид, и вес, и штемпелевка были крайне неаккуратного, непривлекательного свойства. Монеты же Шагин-Герая обнаруживают большое сходство с нашими русскими монетами того времени. Замечательно, что монетный двор вместе был и главным казначейством: одна долговая расписка Шагин-Гераю содержит в себе обязательство его уплатить кредитору прямо из кассы монетного двора.
Другие документы свидетельствуют о том, что Шагин-Герай, не довольствуясь крупными субсидиями от русского правительства, пополнял свою кассу доходами с ханских регалий, к каковым, например, принадлежала пошлина с вывозимой пшеницы, отдача на откуп соледобывален и даже кабаков.
Дипломатическое же представительство Шагин-Герая на первых порах ограничилось тем, что рейс-эфенди, по его «прошению и с позволения Порты, принял на себя при Порте качество ханского поверенного в делах», как доносил об этом Стахиев в феврале 1780 года.