Крыша. Устная история рэкета

Вышенков Евгений Владимирович

Явление это стало столь заметно, что Майк Науменко посвятил ему песню:

«Кто это идет, сметая все на своем пути... Кто не может связать двух слов, не ввязав между ними „бля“?.. Их называют „гопники"... Имя им — легион».

Именно гопники станут первыми жертвами будущих участников организованных преступных групп.

Владимир Викторов, родился в 1971 году

Я имел отношение к организованной преступности. Прозвище Вэн, работал с борцами.

Я родился в коммуналке. И жил там. Сначала в новостройках — на проспекте Металлистов. Малоутешительное зрелище. Колбаса твердого копчения у меня ассоциировалась с Новым годом. У родичей постоянно не хватало денег, к тому же отец пил. Я помню, как он

замахивался на мать отверткой, а мы с братом прятались под диваном. Уже тогда я знал, что такое улица, потому что в коммуналке негде и нечего делать. Поэтому ты уходишь. А куда? Во двор. А там десятки таких же, у кого бати с «отвертками». Дворы большие, а было тесно. Я дрался с младших классов, меня еще из октябрят исключили.

Потом меня в пионеры приняли, а потом выгнали. Мы опрокинули портрет Черненко. Правда, никакой политики: нам все по барабану было, что Черненко, что Ленин. А они с меня галстук на линейке сорвали. На Галеру набегали чего-нибудь отобрать, тратили на водку. Мы же не знали, что мы зверее. Иначе бы все поотбира-ли. А я еще в первом классе попал в милицию за то, что около гостиницы «Москва» якобы приставал к иностранцам. Но я не спекулянт, чтобы приставать. Я думал, как фирмача нахлобучить, но не мог — был маленький.

Мы уже вовсю прогуливали уроки. Дрались двор на двор. Вадику, моему корешу, как-то в драке ножом брюхо распороли, другому приятелю глаз строгим ошейником выбили, третьему в щеку — и минус щека. Ничего. Тогда это считалось нормой.

С нами учились не только шпанские рожи, но и сынки музыкантов. Они тоже драться пытались, но родители их уберегли. Помните строчку Высоцкого: «Как школьнику драться с отборной шпаной»?

Вскоре мать развелась и я переехал в центр — на Моховую. Но, разумеется, снова в коммуналку. Двор новостроек отличался от дворов в центре. В новостройках дворы огромные и внутри есть скамейки, качели. Так что там собирались и дружили и враждовали двор на двор. А в центре — проходняки и колодцы, так что кучковались в садиках десятками дворов вместе. И уже выступали улицами. Ну сидели по бомбоубежищам. Нашего возраста парней порой забирали для перевоспитания в приемник-распределитель для несовершеннолетних на «Елизаровской», и они оттуда уже возвращались с «понятиями». И становились как бы судимыми, а значит, более опытными.

СПОРТ

Для мальчиков и девочек из простых советских семей без связей единственным массовым и относительно доступным социальным лифтом был спорт, причем очень быстрым. Простой паренек мог к двадцати годам оказаться в турне на Западе, о нем могли писать газеты. Не было в СССР другой возможности так стремительно стать небожителем, маленьким Гагариным. Высшей целью советского спортсмена был пьедестал за рубежом и звуки гимна. О нем мечтало большинство советских детей.

В системе советского спорта были задействованы не единицы, которые потом становились чемпионами, а тысячи детей и подростков. Практически спорт и физкультура взаимопроникали друг в друга. В каждом районе города существовали спортивные школы. В них бесплатно с семи лет тренировали по десяткам спортивных дисциплин. Уже со средних классов школы отметки спортсменам ставили за результаты в единоборствах, а не за домашнее задание. Можно было не знать, на каком этаже находится кабинет физики, но опоздание на тренировку казалось немыслимым проступком.

Для родителей, в свою очередь, спорт был гарантией присмотра за их чадом. Для учащихся спортивных школ создали множество бесплатных летних лагерей. Понимая, что в школе ребята мало чему научились, их запихивали в вузы через спорткомитеты, даже тех, кто явно не мог играть за сборные страны. Каждый вуз обязательно имел спортивные команды. При каждом крупном предприятии строили стадионы. Если спортсмен самоотверженно отстаивал честь института или предприятия, ему шли на уступки в учебе и на производстве.

Воспитание характеров

в спортивной школе в корне отличалось от родительского и школьного. Любимым тренерским внушением были слова: с В спорте нет такого слова — „не могу“, в спорте нет такого слова „больно", в спорте есть одно слово — „надо"». В отсутствие спортивного инвентаря в летних лагерях, для занятий приспосабливали рваные автомобильные покрышки и ведра с песком. Вопреки выверенным научным теориям и методикам, тренеры на лету придумывали упражнения, не требующие специального снаряжения, как, например, подъем прыжками на одной ноге вверх по эскалатору метрополитена, который движется вниз. Одновременно с этим спортсменов старались воспитывать в духе рыцарства. Их учили тому, что нужно защитить девушку, если к ней пристает хам, что в общественном транспорте нужно стоять, даже если вагон пустой. Естественно, они презирали любого, кто зарабатывал на спекуляции и уж тем более воровал. И, конечно, они привыкли отстаивать свои убеждения, если надо — то и кулаками.

Государство подкармливало своих легионеров. Для них существовали специальные повышенные стипендии, им выдавались талоны на дополнительное питание, их одевали в дефицитные шерстяные костюмы, а большинство просто подвешивали на хорошо оплачиваемых должностях. Не говоря уже о статусе. Чемпионы становились звездами, народными любимцами.

Несмотря на значительные бонусы по отношению к достатку простого совслужащего, уже к концу 70-х спортсмены все же поняли — работники торговли «зарабатывают» несоизмеримо больше. Единственное что могло бы компенсировать эту несправедливость — это социальный статус и то уважение, которое советское общество отдавало героям силы. Однако времена, когда миллионы искренне переживали за победы советских сборных, прошли. К тому же век спортсмена короток, а профессии он так и не приобретал. А к двадцати пяти годам государство с ним рассчитывалось: диплом о высшем образовании есть, все — в добрый путь.

Но пойти в НИИ и на производство для них было так же противоестественно, как скрипачу — на разгрузку вагонов. В официанты подались единицы. Во-первых, профессия казалась зазорной, во-вторых, в официанты брали лишь по серьезной протекции. Но официальная советская карьерная лестница ничего лучше им предложить не могла. Зато к концу 70-х они пригодились торговым работникам, у которых оказался избыток «левых» денег.

Владимир Химченко, родился в 1959 году

Я имел отношение к организованной преступности.

Был хорошо знаком с известным «малышевским» бригадиром по прозвищу Акула.

Моя мама была учителем, когда-то работала в аппарате у Леонида Брежнева, пока он не перебрался в столицу, а отец был водителем с четырьмя классами образования.

Спортом начал заниматься еще до школы, в 10 классе стал чемпионом края по футболу, в это же время с нами рядом играл Мутко, он ведь тоже с наших краев.

В Ленинград попал случайно. Дело в том, что поезд в Москву и Питер ходил от нас в одно время и у меня уже был билет на столицу, но моя тетка родная предложила в Ленинград, так как здесь были хоть какие-то родственники, и вот в 1975 году я оказался в Ленинграде.

Учился я хорошо. Средний бал имел 4,75, мечтал поступит в Институт физкультуры имени Лесгафта, но не сдал физику, и пришлось поступать в ПТУ. Я выбрал под номером 31, но не потому, что хотел стать электромонтером по лифтам, а потому, что оно было в самом центре — возле гостиницы «Европейская». Я тогда не мог знать, что это впоследствии будет мое любимое место, просто я был пареньком из маленького городка с грязными улицами, и меня тянуло в центр.

Я стал заниматься боксом в клубе «Ринг» на улице Зодчего Росси — прямо во дворе, где было Вагановское училище. Меня вел известный тренер общества «Труд» Васин. Тогда туда приходили многие будущие знаменитые спортсмены, в том числе ставшие авторитетами, например один из братьев Васильевых — Саша.