Крысиный волк

Беляева Дария Андреевна

— Но мы же тебя знаем!

Наконец, Шацару это надоело. Он хлопнул себя по лбу, сказал:

— Мелам!

— Да? — с готовностью откликнулся он.

— Так тебя зовут, я сразу и не сообразил. В деканате сказали, если встречу тебя, передать, что ты им нужен.

— О! Мама, папа, мне надо быстро помыться, переодеться и уладить формальности в деканате. Я же не могу пойти к ним грязный.

— Определенно не можешь, — сказала мать Мелама. Она убрала платочек и кивнула его отцу.

— Мы поедем,

пожалуй, к тетушке. Здесь есть телефон?

— В холле, — быстро ответил Шацар, потом, повинуясь неожиданной солидарности добавил. — Но он не работает.

— Плохо, — посетовал отец Мелама. Еще несколько минут родители горячо прощались сыном и, наконец, оставили его. Закрыв за ними дверь, Мелам привалился к ней, будто стараясь удержать ее на случай, если родители вернутся. Он вытер со лба несуществующий пот, сказал:

— Наконец-то! Наконец-то, я в Вавилоне!

Шацар так и не мог привыкнуть к названиям Государства и Столицы.

— Так, — сказал Мелам. — Спасибо тебе большое.

Он суетливо принялся разбирать вещи.

— Ты ведь никуда не уйдешь? Я схожу в душ и пойду в деканат, но у меня еще нет ключа, мне сказали, что выдадут только вечером, но ты уже вселился, так что…

От этой суеты у Шацара разболелась голова. Он сказал:

— Тебя не ждут ни в каком деканате.

— Но ты же сказал, что…

— Чтобы твои родители побыстрее ушли.

Мелам помолчал, закончил рыться в чемодане и без сил опустился на свою кровать.

— Спасибо, — сказал он.

— Тяжело тебе.

— Родители, — философски заметил Мелам. Он снял очки и положил их на тумбочку, потер глаза. — Твои таких концертов не устраивали?

— Определенно, нет.

— Везучий.

— У меня нет родителей. Я из детского дома.

— О, — сказал Мелам. Он снова надел очки, сел на кровати. Какой же он суетливый. — Извини, пожалуйста.

Он судорожно шарил глазами по комнате, взгляд его зацепился за Мардиха в клетке, наверняка очень недовольного своим положением.

— Хорошая игрушка, — сказал он, чтобы перевести тему.

— Моя единственная, — ответил Шацар, решив, что так легко Мелам не отделается. Если в разговорах с людьми и была польза, так это возможность над собеседниками поиздеваться.

— Прости пожалуйста, я же правда не знал.

— Ничего. Просто я мечтал о родителях, и мне было неприятно, что ты говоришь об этом так легко. Но ты ведь не знал.

Мелам помолчал, потом спросил:

— Но не о таких, как мои, держу пари.

Шацар смотрел на него молча, решая, продолжить или смягчиться. В конце концов, что-то в беззащитном и виноватом виде Мелама его порадовало, и он решил больше не вгонять его в неловкость.

— Определенно не о таких, — сказал Шацар.

Мелам подорвался с кровати, выглянул в окно, вздохнул.

—

Ушли!

Он нараспашку открыл окно, достал с самого дна чемодана портсигар и спички. Закурив сигарету, он глубоко затянулся и выпустил дым.

— Мамин бунтарь? — предположил Шацар. Мелам беззлобно засмеялся, протянул портсигар Шацару.

— Будешь?

— Я не… — начал было Шацар, а потом подумал, что ему нужно казаться обычным студентом. Все вокруг курят, значит он должен хотя бы попробовать. Шацар подкурил сигарету, отметив, что справился с этим довольно ловко для первого раза. Но затянувшись, закашлялся, горечь обожгла горло.

— Хочешь ужасно пошучу?

— Нет.

— У тебя нет мамки, поэтому ты и не бунтарь.

О, подумал Шацар, но у меня есть Мать, Мать Тьма, которая поглотит твой жалкий мир. Еще он хмыкнул. Шутка была, в общем и целом, ничего.

— Извини, — быстро сказал Мелам.

Шацар выпустил дым и стряхнул пепел вниз.

— Лучше подумай о том, что будешь делать со своими вещами, — сказал Шацар. — Здесь мало места.

— О, насчет этого я прекрасно знаю. Мой чемодан собирала мама и большинство из того, что там лежит не должно жить со мной в Вавилоне!

— Денег у тебя, наверное, немерено.

— Ну, — смутился Мелам. — Ну, да. У меня есть род. Не ахти какой, но все-таки. Бит-Адини. Так себе аристократия, но состояние от прадеда досталось большое.

Шацар разбирался в аристократических родах Государства. Семья Мелама, если только он говорит правду, восходит к одному из племен, основавших когда-то Государство. Бит-Адини из них было самым маленьким и самым размытым в плане чистоты крови. Некоторые и вовсе не считали аристократией принадлежавших к этому роду.

Отец говорил, будто их семья восходила к Бит-Якин, высокому племени, управлявшему в незапамятные времена всеми остальными. Если все, что от него осталось — кучка выродившихся психопатов вроде его отца и самого Шацара, это значило, что Бит-Адини держатся лучше.

— А что это у тебя? — спросил Мелам. Шацар не сразу понял, что он говорит про его татуировки.

— Буквы первоязыка, — сказал Шацар, показывая татуировки, обвивающие его пальцы. — Изначальная письменность.

— Тебе нравится история?

— Да. Весьма.

— А мне — нет. Скука смертная. То ли дело биология. Я хочу изучать то, что со мной непосредственно связано.

— История связана с тобой непосредственнее некуда, — пожал плечами Шацар. Мелам затушил сигарету и скинул вниз, во двор. Он снова вернулся к своему чемодану и принялся вытаскивать многочисленные яркие рубашки и свитера ручной вязки.

Все это были вещи дорогие, однако же совершенно безвкусные, если брать за образец вкуса изученную Шацаром моду Государства.