Крысиный волк
Шрифт:
Вот и все, никакого геройства. Неудачники, неудачники, неудачники. Только чтобы Шацар мог бы воссоединиться со своей любимой сестренкой.
Шацар взял Саянну на руки, осторожно, как куклу. Видимо, он больше не удерживал ее магией. Она безвольно повисла на его руках. Шацар откинул вуаль с ее лица, и Амти увидела, что у Саянну не было лица в полном смысле этого слова. Невозможно было определить ее возраст и черты, у нее будто не было кожи, на лице пузырилась кровь, раздвоенный
Но Амти почувствовала странное чувство, похожее на искаженную, приглушенную нежность и поняла, что Шацар испытывает его к своей изуродованной внутри и снаружи сестре.
Шацар снова закрыл ее лицо черной, непрозрачной вуалью.
— Адрамаут, Аштар и остальные… — начала было свою мысль Амти.
— Живы, — ответил Шацар. — Я их обездвижил. Насчет Шайху не уверен, он изрядно опух, наверное, у него аллергия на пчелиные укусы. Может быть, он умер. Это вероятно.
— Хватит! — подумала Амти. — Прекратите! Я поняла! Вы убьете нас?
— Мне это не интересно.
— Амти, — крикнула Мескете. — Что ты медлишь? Ты ведь можешь двигаться. Давай!
И Амти знала, что это значит.
— Но ведь ты сама говорила…
— Я передумала!
Амти вскинула автомат, направила его на Шацара. Он даже не стал целиться в нее из пистолета. Руки у Амти дрожали, ей было страшно нажать на курок просто так. Она не хотела, но, может быть, она должна была. Так было бы лучше для всех. Все закончилось бы здесь. У них были бы свидетели. Яуди спасла девочек, у них есть свидетели. Им бы поверили.
Остановить машину можно было отстрелив всего одну шестеренку в сердце управления.
— Не трудись с поднятием боевого духа, девочка.
Голос Шацара ничего не выражал, может, потому что он не говорил вслух. Он поудобнее перехватил Саянну, пошел к двери, переступая через девочек.
— Если я умру, ты умрешь вместе со мной.
— Я думала, что…
— Словом, стреляй, если хочешь убедиться. Убьешь меня, себя и нашего сына.
— Но вы могли бы просто обездвижить меня, как остальных! Теперь на меня не действует ваша магия?
— Действует. Я просто не хотел тебя обездвиживать. Затем и нужен был ритуал, Амти. Чтобы обезопасить себя от твоих необдуманных действий.
— Но…
— Я не знаю, как моя магия могла повлиять на твое состояние. Мне не хотелось тебе навредить.
— То есть, все что вы говорили о свадьбе было ложью?
— Нет. Только что я сделал тебе свадебный подарок.
— Не убили меня?! Вы серьезно?!
Но Шацар не отвечал.
Со стороны выглядело так,
— Ты не могла бы уже прервать этот зрительный контакт? — поинтересовалась Яуди.
— О, — сказала Амти. А потом обессиленно опустила автомат. Шацар с Саянну на руках уходил, спускаясь ступеням вниз. Еще некоторое время все оставались неподвижны, и Амти отчего-то это почти нравилось. Спокойствие, передышка, тишина.
Амти снова подползла к Эли, гладила ее по щекам. Лицо ее казалось спокойным и расслабленным, но пульса не было. Спящая царевна из сказок. Она ведь и в самом деле была мертва.
Вскоре, когда остальные снова смогли двигаться, Мескете и Яуди принялись помогать девочкам подняться, Амти слышала их голоса, но не могла сосредоточиться.
Еще немного времени спустя к ним поднялись мужчины, Амти слышала их голоса, какие-то невнятные стоны Шайху, ругань Мелькарта, которую он произносил гораздо тише при девочках.
Она поняла, какой именно свадебный подарок ей сделал Шацар. Он только забрал свою сестру и ушел. Лавры спасителей маленьких девочек достались им. Они могли рассказать об этом. Они могли подтвердить свое обращение к народу Государства.
Они могли вырвать себе право на жизнь здесь, в Государстве. Кажется, Мескете и Адрамаут это осознавали. Они смеялись, и Амти слышала голосок Маарни, которая утверждала, что папа и мама теперь герои, они должны быть с ней, чтобы она ими гордилась. Еще она слышала ее истерический плач. Теперь Маарни видела кое-что большее, чем обыск.
Вокруг суетились, но Амти знала, они боятся подойти к Эли, боятся узнать, что ее больше нет.
Амти заплакала. Эли, ее Эли, с которой они вместе — никому не нужные дурочки. Амти никогда прежде не чувствовала к ней такой нежности. Амти так по ней соскучилась. Амти ужасно хотела успеть ее обнять, поговорить, подарить ей колечко, хотя бы что-нибудь успеть.
Но теперь, все что Амти могла сделать — поцеловать ее. Амти не знала, придет ли она в себя еще когда-нибудь.
Склонившись над ней, Амти не почувствовала ее дыхания. Губы у Амти были соленые от собственных слез. Амти поцеловала Эли и вдруг, как в сказке, ощутила, как Эли упирается руками ей в плечи. Она очнулась.
Но на этом все сказочное закончилось. Когда Эли открыла глаза, один из них был темным, нормальным, человеческим, а другой темным той самой Тьмой богини, лишенным зрачка, белка и радужки.
Эли глубоко вдохнула, и Амти вспомнила, что у нее больше нет легких.
Эли сказала:
— Я ничего больше не чувствую.