Крысолов. На берегу
Шрифт:
Хоуард покачал головой.
— А я думала, немец. Может, фламандец?
Нельзя было признаваться, кто он по национальности, но в любую секунду кто-нибудь из детей мог его выдать. Старик направился к двери.
— Норвежец, — сказал он наобум. — Моя родина тоже пострадала.
— Я так и думала, что вы не француз, — сказала женщина. — Уж и не знаю, что только с нами будет.
Хоуард вышел из лавки и прошел немного по Парижской дороге в надежде никого там не встретить. В город входили еще и еще германские солдаты. Хоуард шел некоторое время в этом все
Детей он оставил возле церкви.
— Не отпускай их от себя, — сказал он Розе. — В госпиталь я зайду только на минуту. Подождите меня здесь.
Он вошел в палатку, усталый, измученный опасениями. Санитар еще издали его заметил.
— Подождите здесь, — сказал он. — Я доложу Herr Oberstabarzt [68] .
Он скрылся в палатке. Старик остался у входа и терпеливо ждал. Вечер наступал прохладный, теплые лучи солнца были приятны. Как бы чудесно остаться свободным, возвратиться на родину. Но он устал, очень, очень устал. Если бы только пристроить детей, можно и отдохнуть.
68
господину главному врачу (нем.)
Из палатки вышел врач, ведя за руку ребенка. Этот новый, незнакомый ребенок сосал конфету. Чистенький, совсем коротко, под машинку остриженный мальчик. В желтом свитере, в коричневых коротких штанишках, носках и новых башмаках. Все на нем было новехонькое, и Хоуарду показалось, будто эти вещи ему знакомы. От мальчика сильно пахло зеленым мылом и дезинфекцией.
На шее мальчика белела чистейшая повязка. Он улыбнулся старику. Хоуард смотрел и не верил глазам. Врач сказал весело:
— So! Мой санитар его выкупал. Так лучше?
— Замечательно, Herr Doktor, — сказал старик. — И одели его. И перевязали. Просто не знаю, как вас благодарить.
Врач напыжился.
— Вы должны благодарить не меня, мой друг, — сказал он с тяжеловесным благодушием. — Не меня, а Германию. Мы, немцы, принесли вам мир, чистоту и порядок, и это есть истинное счастье. Больше не будет войны, больше вы не будете скитаться. Мы, немцы, — ваши друзья.
— Да, мы понимаем, Herr Doktor, — тихо вымолвил старик.
— So, — сказал врач. — То, что Германия сделала для этого мальчика, она сделает для всей Франции, для всей Европы. Наступил новый порядок.
Последовало неловкое молчание. Хоуард хотел было сказать что-нибудь уместное, но желтый свитер приковал его взгляд, вспомнилась та женщина в лавке — и все слова вылетели из головы. Минуту он стоял в растерянности.
Врач легонько подтолкнул к нему мальчугана.
— То, что Германия сделала для этого маленького голландца, она сделает для всех детей в мире, — сказал он. — Возьмите его. Вы его отец?
Страх подстегнул мысли старика. Лучше всего полуправда.
— Этот мальчик не мой. Он потерялся
Немец кивнул, удовлетворенный ответом.
— Я думал, вы тоже голландец, — сказал он. — Вы говорите не так, как эти французы.
Не следовало опять называть себя норвежцем, это слишком близко к Германии.
— Я с юга, — сказал Хоуард. — Из Тулузы. Сейчас гостил у сына в Монмирай. В Монтаржи мы потеряли друг друга, не знаю, что с ним сталось. Со мной мои внуки. Они сейчас на площади. Они очень хорошие дети, мсье, но хорошо бы нам вернуться домой.
Он все говорил, говорил, вдавался в подробности, притворяясь старчески болтливым. Врач грубо отвернулся.
— Ладно, забирайте своего пащенка, — сказал он. — Можете возвращаться домой. Боев больше не будет.
И ушел в палатку.
Старик взял мальчика за руку и повел вокруг церкви, чтобы миновать магазин готового платья. Розу с Шейлой и Пьером он нашел примерно на том же месте, где их оставил. Но Ронни и след простыл.
— Роза, а где Ронни? — тревожно спросил Хоуард. — Куда он девался?
— Он так гадко себя вел, мсье, — пожаловалась Роза. — Он хотел смотреть танки, и я ему сказала, что туда нельзя ходить. Я ему сказала, что он очень, очень гадкий мальчик, мсье, и что вы очень на него рассердитесь. А он все равно убежал.
— Можно, и я пойду смотреть танки, мистер Хоуард? — звонко пропищала Шейла по-английски.
— Сегодня нельзя, — машинально ответил он по-французски. — Я ведь вам велел всем оставаться здесь.
Он нерешительно озирался. Непонятно, оставить ли детей на месте и одному искать Ронни или взять их с собой. Любой шаг может навлечь на детей опасность. Если их оставить, как бы не случилось еще хуже. Он взялся за ручку коляски и покатил ее вперед.
— Пойдемте, — сказал он.
Пьер придвинулся к нему и прошептал:
— Можно, я повезу?
Впервые малыш заговорил с ним сам. Хоуард уступил ему коляску.
— Конечно, вези, — сказал он. — Помоги ему, Роза.
И пошел с ними туда, где стояли танки и грузовики, со страхом всматриваясь в толпу. Вокруг машин собрались немецкие солдаты, серые, усталые, и усердно старались расположить к себе недоверчивых местных жителей. Иные чистили свое обмундирование, другие хлопотали у машин. У некоторых в руках были небольшие разговорники, и они старались завязать разговор с французами. Но те держались угрюмо и замкнуто.
— Вот он, Ронни! — сказала вдруг Шейла.
— Где? — Хоуард обернулся, но не увидел мальчика.
— Вот он, вон там, — сказала Роза. — Ох, мсье, какой он гадкий! Смотрите, мсье, он сидит в танке с немецкими солдатами!
Холодный страх пронзил сердце Хоуарда. Он плохо видел на таком расстоянии. Прищурился, напряженно всмотрелся. Да, верно, Ронни там, куда показывает Роза. Мальчишеская голова чуть видна над краем стального люка наверху орудийной башни, Ронни оживленно болтает с немцем. Похоже, солдат приподнял его и показывает, как водитель управляет танком. Премиленькая сценка братания.