Крысолов. На берегу
Шрифт:
— Ну что ж, я прожил семьдесят лет и пока еще не умер. Пожалуй, протяну еще несколько недель.
— Так вы их возьмете?
— Конечно, возьму, раз вы хотите.
Кэвено пошел сказать об этом жене, оставив старика в смятении. Он-то думал останавливаться на ночь в Дижоне и в Париже, как сделал на пути сюда; теперь, наверно, разумнее поехать прямиком до Кале. В сущности, для этого ничего не нужно менять, ведь он еще не заказал номера в гостиницах и не взял билет. Изменились только его планы; что ж,
А справится ли он с двумя детьми, может быть, разумнее нанять в Сидотоне какую-нибудь деревенскую девушку, пускай доедет с ними до Кале в качестве няни? Еще неизвестно, найдется ли такая девушка. Может быть, мадам Люкар знает какую-нибудь…
Только позже он сообразил, что Кале уже заняли немцы и лучше всего переправиться через Канал из Сен-Мало в Саутгемптон.
Потом он спустился в гостиную и застал там Фелисити Кэвено. Она сжала его руку.
— Вы очень, очень добры, вы так нас выручаете, — сказала она.
Хоуарду показалось, что она недавно плакала.
— Пустяки, — сказал он. — Мне веселей будет ехать с такими спутниками.
Она улыбнулась:
— Я только что им сказала. Они просто в восторге. Ужасно рады, что поедут домой с вами.
Впервые он слышал, что она называет Англию домом.
Он поделился с нею своими соображениями насчет няни, и они пошли поговорить с мадам Люкар. Но оказалось, в Сидотоне не сыскать девушки, которая согласилась бы отправиться в такую даль, как Сен-Мало или хотя бы Париж.
— Ничего, — сказал Хоуард. — В конце концов, через двадцать четыре часа мы будем дома. Я уверен, что мы отлично поладим.
Миссис Кэвено посмотрела на него.
— Хотите, я поеду с вами до Парижа? Провожу вас, а потом вернусь в Женеву.
— Пустяки, — сказал он, — пустяки. Оставайтесь с мужем. Только расскажите мне, как их одевать и что они говорят… м-м… когда им нужно выйти. И можете за них не беспокоиться.
Вечером он пошел с нею взглянуть, как дети укладываются спать.
— Ну, как, поедешь со мной в Англию к тетушке? — сказал он Рональду.
Мальчик посмотрел на него сияющими глазами:
— Да, пожалуйста! Мы поедем поездом?
— Да, мы долго будем ехать поездом, — сказал Хоуард.
— А нас паровоз повезет или электричка?
— Э… м-м… паровоз, я думаю. Да, конечно, паровоз.
— А сколько у него колес?
Но на это старик уже не умел ответить.
— И обедать будем в поезде? — пропищала Шейла.
— Да, — сказал Хоуард, — вы пообедаете в поезде. И выпьете чаю и, надеюсь, позавтракаете.
— О-о! — недоверчиво протянула девочка. — Завтракать в поезде?
Рональд посмотрел удивленно:
— А где мы будем спать?
— В поезде, Ронни, — вмешался отец. — В отдельной кроватке.
— Правда, будем спать в поезде? — Ронни повернулся к старику. —
— И мне. Я тоже хочу поближе к паровозу, — сказала Шейла.
Мать оставалась с ними, пока они не уснули. Потом спустилась в гостиную к мужчинам.
— Я попросила мадам Люкар приготовить для вас корзинку с едой, — сказала она. — Вам будет проще накормить их в спальном вагоне, чем водить в вагон-ресторан.
— Очень признателен, — сказал Хоуард. — Это гораздо удобнее.
Миссис Кэвено улыбнулась:
— Я-то знаю, каково ездить с детьми.
В тот вечер он поужинал с ними и рано лег спать. Усталость была приятная, и он отлично выспался; проснулся, по обыкновению, рано, полежал в постели, перебирая мысленно, о чем еще надо позаботиться. Наконец он поднялся; чувствовал он себя на редкость хорошо. Причина была проста — впервые за много месяцев для него нашлось дело, — но об этом он не догадывался.
День прошел в хлопотах. У детей было совсем мало вещей на дорогу, только одежда в небольшом портпледе. С помощью матери старик изучил все сложности их одевания, и как укладывать их спать, и чем кормить.
В какую-то минуту миссис Кэвено остановилась и посмотрела на него.
— По совести, — сказала она, — вы бы предпочли, чтобы я проводила вас до Парижа, правда?
— Совсем нет, — ответил Хоуард. — Уверяю вас, детям будет вполне хорошо со мной.
Короткое молчание.
— Не сомневаюсь, — медленно сказала она. — Не сомневаюсь, конечно же, с вами им будет хорошо.
Больше она о Париже не заговаривала.
Кэвено уехал в Женеву, но к ужину вернулся. Отвел Хоуарда в сторону и вручил ему деньги на дорогу.
— Не могу выразить, как мы вам благодарны, — пробормотал он. — Совсем другое дело, когда знаешь, что малыши будут в Англии.
— Не тревожьтесь о них, — сказал старик. — Вы их отдаете в надежные руки. Мне ведь приходилось заботиться о собственных детях.
Он не ужинал с ними в тот вечер, рассудил, что лучше оставить их одних с детьми. На дорогу все уже приготовлено: чемоданы уложены, удочки упрятаны в длинный дорожный футляр. Делать больше нечего.
Он пошел к себе. Ярко светила луна, и он постоял у окна, смотрел за поля и леса, вдаль, на горы. Было так безмятежно, так тихо.
Он с досадой отошел от окна. Несправедливо, что здесь, на Юре, так спокойно. За двести или триста миль севернее французы отчаянно сражаются на Сомме… Спокойствие Сидотона вдруг показалось ему неприятным, зловещим. Хлопоты и новая ответственность за детей заставили его на все посмотреть по-другому: скорей бы вернуться в Англию, быть в гуще событий. Хорошо, что он уезжает. Мир и покой Сидотона помогли ему пережить тяжкую пору, но настало время уехать.